Завсегдатай - Тимур Исхакович Пулатов

этот Молла? Самозванец какой-то решил защищать честь нашего города. Ничего путного из этого не выйдет.

Этим бестолковым Молла хотел крикнуть:

— Как, вы не знаете чемпиона Моллу? Для чего же вы живете на свете, ослы? Ничего, я вам докажу, кто такой чемпион Молла!

Маленькая Рикка шла с чемпионом под руку и застенчиво щелкала орешки, доставая их из кармана Моллы.

Моллу тревожило и удивляло ее равнодушие к славе кавалера. Казалось, она и не догадывается, о ком идет молва вокруг.

Когда они очутились на безлюдной улице, Молла остановил даму возле афиши и долго, посапывая тяжело носом, читал о себе и ждал, что наконец Рикка заговорит о том, о чем говорит сейчас весь город.

Но Рикка молча продолжала щелкать орешки, недоумевая, почему они остановились у афиши.

Молла помрачнел сразу и сунул руку в карман, чтобы выбросить оттуда к чертям все орешки. Но сдержал себя, кашлянул и робко начал:

— Тут вот написано о Молле. Мол, чемпион он и прочее. Всегда у вас, циркачей, объявляется все громогласно?

— А что? — будто не поняла Рикка.

— Как что? Ведь Молла — это же я!

— Знаю, — сказала Рикка, беря новый орешек.

— Знаете? — почему-то просиял Молла. — Откуда? — И тут же понял: — Да, я ведь называл свое имя!

Когда отошли от афиши, Молла сказал мрачно, чтобы разговор этот не прерывался:

— Я буду бороться. Через тридцать долгих лет… Снова на ковре. Это правда… Что вы скажете?

— Не боитесь? — спросила Рикка.

— Чего? Директор сказал: не бойся. Народ ждет, что я снова одержу победу. Думают, что я бездельник. Но они увидят чемпиона Моллу! Такого, как много лет назад, молодого и красивого. Не думайте, что я такой. Вот — руки дрожат! Вот — щеки отвисли! И вот — живот у меня выпирает! Ерунда, я не такой! Внутри у меня здоровый дух! Я его оберегал, этот дух, все годы, лежа в чайхане, в темном месте, я его закупорил, как в кувшине, чтобы не тратить на суету и на мелочи. И он у меня сидит здесь и ждет! — хлопнул себя по животу Молла.

В ответ маленькая Рикка весело засмеялась, думая о том, какой он смешной и трогательный со своей оправдательной речью.

— Вы смеетесь, — обиделся Молла, — а это правда…

— Бизон вы, — нежно сказала Рикка, погладив его огромную руку.

— Да, — сказал он торжественно в приливе хороших чувств, — я женюсь на вас, когда вновь стану чемпионом. Вам надо семью наконец и детей. И пусть народ скажет потом: «Молла сошел с ума»…

— Пусть скажет, — согласилась маленькая Рикка.

— Что, чемпион, идешь? — кричали в то утро Молла-беку на всех улицах. — Давай борись, а мы посмотрим, патриот ты своего города или дерьмо?!

— Приходите, — улыбался всем Молла и махал рукой. Он был вежливый, внешне вполне уверенный. Чисто выбритый и праздничный — таким его давно не видели.

— Что же ты пешком, Молла-бек?! Несолидно чемпиону без фаэтона! — кричали на тех же улицах.

— Ни к чему мне фаэтон, — серьезно отвечал чемпион, — ноги у меня крепкие.

Возле цирка к нему бросилась толпа неудачников:

— Дорогой Молла! Билетов нет, а мы пришли страдать за тебя. Будь добр, проведи!

Молла растерялся, но важно сказал администратору:

— Пропустите народ, это мои родственники.

— Куда? На голову себе? — накричал на чемпиона администратор. — Прошу не распоряжаться!

— Сейчас я позову директора, — пообещал народу Молла-бек и ушел через запасной ход в цирк.

Директор, осмотрев зал и подсчитав предполагаемый доход, радуясь, вернулся в контору:

— А, чемпион! — приветствовал он Моллу. — Хорошо! Красив! В форме?

— В форме, — подтвердил Молла робко.

— Да! — почему-то нервно захохотал директор, не находя места, чтобы сесть. Хохотал он прямо в растерянное лицо Моллы, хлопал его по плечам и по животу, сунул ему в рот толстую сигару: — Кури… Ха-ха-ха!

Моллу чуть не стошнило, но он выдержал и стал жевать сигару, глотая ее по частям.

— Там народ собрался, друзья и родственники, безбилетники, — вспомнил Молла.

— Это мы тоже решим! — без сомнения сказал директор и, вызвав администратора, приказал: — Продавай билеты безостановочно, чтобы ни одного пятачка лишнего не осталось, заполняй пустоты народом, для их же удовольствия!

— Я предлагаю территорию манежа сократить и на освободившееся место народ поставить, — изложил свой план расторопный администратор.

— Правильно! Сокращай и ставь! — разрешил директор.

В это время в контору вошли маленькая Рикка и тот самый Яков, проглотивший на базаре гранатовую косточку.

— Здрасьте, коллега, — испуганно приветствовал Яков Моллу, шумно вздыхая.

Молла вскочил и уставился на Рикку, не делая из их связи никакой тайны для окружающих.

Вошел бухгалтер со счетами. Пристроившись в углу на ящике, он занялся своей основной работой — деловито подсчитывал какие-то немалые суммы на счетах, перенося цифры на бумагу.

— Чемпиону десять процентов. Ладно, пятнадцать, — махнул рукой директор.

Бухгалтер снова занялся подсчетами.

— Двести двадцать пять! — подсчитал он безошибочно. — Сейчас выдать или после представления?

— Как Молла пожелает.

Директор подошел к Молле и протянул ему еще одну сигару.

— Молла, — сказал он добрым тоном, — за каждый сеанс мы платим тебе по двадцать пять ваших рублей — таньга.

— Да, верно, — подтвердил Молла, не зная, куда девать вторую сигару.

— Выходит, если ты выиграешь поединок, получишь двадцать пять. Но выиграть труднее, чем проиграть, верно ведь?

— Да, верно, — стал терять ясность мысли Молла.

— Так вот — ты должен проиграть. И за сознательный проигрыш получишь двести двадцать пять таньга — целое состояние!

Ленивым своим умом Молла не сразу понял нехитрый торг.

— Вы с Яковом не пара, — показал директор на мучающегося сомнениями Мариотти. — Победишь — сразу погубишь весь цирк. А нам еще две недели быть в царстве-государстве вашем. Пойми правильно, чемпион. Кури сигару! Не мни ее! И ступай получай свою крупную сумму!

— Двести двадцать пять, — шепнул Молла, обреченно посмотрев на Рикку.

Та весело подмигнула ему: знаешь, бизон, сколько орешков и разных восточных рахат-лукумов можно купить на такую сумму? Я буду щелкать все вечера, гуляя с тобой в тенистых аллеях. И к черту славу и афиши, мы просто не будем останавливаться возле них.

— Тогда я женюсь, — сообщил Молла и, покончив с сомнениями, направился прямо к Рикке, чтобы поцеловать ее руку.

Минуту все молчали, опешив. Первым захохотал директор, а за ним, всхлипывая, как сквозь слезы, засмеялся и Яков.

Разгоряченный Молла схватил Якова за руку и бросился за ним в коридор, приказав:

— Прошу, коллега, защищаться!

Он дал возможность Якову опомниться и собраться с силами.

Затем сжал его, хилого, в объятиях и швырнул на доски. Да еще ногой придавил стонущего