Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы - Кришан Чандар

и Рагху Рао. Затем, поглаживая рубец, Нагешвар задумчиво сказал:

— А все-таки, брат мой, хотелось бы знать, где она, эта самая Москва?

— Неужели не знаешь?

— Не знаю, брат мой. — Нагешвар покачал головой.

— Москва — это город, — сказал Рагху Рао и, подумав, добавил: — Москва — это Идея.

Нагешвар беспомощно покачал головой:

— Брат мой, я темный человек, всего лишь пастух. Что я знаю? Только то, что ни у меня, ни у моего отца, ни у отца моего отца никогда не было земли. Но теперь мы надеемся получить землю, и, пока мы живы, будет жить в нашем сердце эта надежда.

— Имя твоей надежды — Москва!

— Если так, — решительно сказал Нагешвар, — пусть хоть по всему телу чертят гвоздем дорогу, я не отдам им свою надежду!

Рагху Рао крепко пожал руку Нагешвара.

— Как только нас выпустят, вместе пойдем в деревню!

Однако Нагешвар должен был еще две недели отсидеть в тюрьме, а Рагху Рао, получив освобождение, решил сразу же тронуться в путь.

У ворот тюрьмы его ждал Макбул с товарищами. Рагху Рао рассказал о своем намерении Макбулу, тот горячо поздравил его: он и сам считал, что Рагху Рао пора вернуться в деревню руководить крестьянским движением.

— Создалось серьезное положение, — сказал Макбул, — полиция низама уже не может собственными силами справиться с крестьянами, и поэтому на помощь призвана целая армия разакаров. Они вместе пытаются подавить восстание во владениях Джаганнатха Редди.

— Как же так? Джаганнатх Редди индус, а разакары мусульмане. Что же между ними общего?

— У богачей и насильников один бог. Когда реакционным силам в нашей стране грозит поражение, они забывают о религиозных распрях, — ответил Макбул.

Он снабдил Рагху Рао адресами людей, у которых можно остановиться и переговорить с товарищами, хорошо знающими обстановку на местах.

Выучив наизусть адреса, Рагху Рао обнял на прощание Макбула и зашагал по дороге.

На пути его попадались сожженные селения, развалины, все явственнее становились размеры народного бедствия. Вначале кое-где мелькали фигуры крестьян, работавших в поле, но чем дальше удалялся он от Хайдарабада, тем безлюднее становилось вокруг.

Смоковница, акация. Поля проса, заросли кустарников, а по обе стороны дороги, куда ни глянь, одна над другой громоздятся черные скалы, точно их, играя, сложили в кучу дети-великаны. Пейзаж, с детства знакомый Рагху Рао. Только не было здесь того, кто засеял поля просом, посадил на межах деревья, вырыл колодцы, протоптал дорожки от деревни к полю, того, кто изменяет природу, — не было человека. Оттого все казалось здесь чужим, как если бы в самом центре картины зияла дыра, пробитая по чьей-то злой воле.

От деревни Карим-Нагар, куда Рагху Рао пришел для встречи с крестьянином Иллой Редди, осталось одно пепелище. Раньше здесь насчитывалось домов пятьдесят — шестьдесят, теперь от них остались лишь кое-где уцелевшие глинобитные стены. Илла Редди был зажиточнее других крестьян, сумел выстроить хоть и одноэтажный, но прочный дом. Однако и от жилища Иллы Редди сохранились лишь стены. У водосточной канавы во дворе, вымощенном шахабадскими каменными плитами, валялась кружка, рядом с ней — два больших камня. Стены дома еще дымились. Посреди двора лежало обезглавленное тело Иллы Редди, а рядом отрубленная голова. Рагху Рао неотрывно смотрел в мертвые открытые глаза Иллы Редди. Усилием воли он заставил себя отвести взгляд и, подавленный, побрел дальше.

У Рагху Рао было письмо Макбула к Илле Редди. Илла Редди не довелось его прочитать, но своей смертью он доказал, что был достоин доверия Макбула.

Из сожженной деревни Рагху Рао направился к Бодханскому лесу. Перед ним тянулись выжженные посевы проса. Вдруг в кусты, росшие по обочине дороги, метнулся шакал. Рагху Рао подошел поближе и увидел труп девушки. Он подтащил мертвое тело к краю поля и зарыл труп.

Отряхнув с себя землю, Рагху Рао пошел дальше. Глаза его воспалились, в горле пересохло, мучила жажда.

Ему стало легче в прохладном сумраке Бодханского леса. В листве тенистых деревьев мелькали птицы. Лишь звуки его шагов да шорох прятавшихся в кустах зверушек нарушали лесное безмолвие. Едва заметная тропинка уводила в глубь чащобы. Рагху Рао шел осторожно, чутко прислушиваясь к тишине, готовый к любой неожиданности и все же не теряя надежды, что он сумеет связаться с нужными людьми. Порой ему казалось, будто из-за деревьев на него пристально смотрят чьи-то незнакомые глаза, будто за его спиной занесен кинжал. Рагху Рао то и дело оглядывался по сторонам, но в лесу никого не было.

Вдруг у большого холма, поросшего кустарником, он услышал окрик:

— Стой!

Рагху Рао замер на месте. На холме показалась высокая седая женщина с темным морщинистым лицом. В руках у нее было ружье.

Рагху Рао узнал ее:

— Канатамма!

Женщина опустила ружье и, приставив козырьком ладонь к глазам, всматривалась в пришельца.

— Я Рагху Рао! Рагху Рао! Товарищ Макбула!

Канатамма стала быстро спускаться с холма. Следом за ней выбежали несколько вооруженных мужчин.

Только оказавшись вблизи Рагху Рао, Канатамма поверила своим глазам. Она положила руку ему на голову:

— Отчего ты так исхудал, сынок? Я с трудом узнала тебя!

— Тюрьма не родной дом, мать!

— Ты давно на свободе?

— Позавчера выпустили.

— Здоров ли Макбул?

В голосе Канатаммы звучали материнская забота и ласка. У Рагху Рао перехватило дыхание.

Он еще видел перед собой мертвые глаза Иллы Редди, а Канатамма, его мать, так спокойно расспрашивала Рагху Рао о делах, о здоровье Макбула, будто ничего не произошло и ее единственный сын не сложил головы, защищая права крестьян.

Рагху Рао решился спросить:

— Когда это произошло?

Канатамма уклонилась от прямого ответа:

— То, что случилось у нас, — дело обычное! Так поступают во всех деревнях, где крестьянские союзы отказываются платить дань помещику. На нашу деревню напали ночью. Будь это днем, нам бы не сдобровать! А в темноте многим удалось бежать в лес. Сейчас здесь со мной уйма народу.

Канатамма говорила спокойно, но решительно. Рагху Рао слыхал от Нагешвара о мужестве и бесстрашии Канатаммы, о том, как смело и беспристрастно выступала она на собраниях крестьянского союза, иной раз даже против собственного сына. Случалось, Илла Редди расходился во взглядах с большинством бедняков. Тогда мать указывала ему на ошибки. Рагху Рао смотрел на мудрое, покрытое морщинами лицо Канатаммы, и на память ему приходили старинные поговорки на языке телугу, которые народ сложил во славу женщины.

Хорошая женщина, гласит одна такая поговорка, — это рабыня в работе, визирь в совете, жрица в любви, мать у колыбели и, подумал Рагху Рао, воин в бою. Теперь наступила пора