Босиком по Нью-Йорку - Петр Немировский

Прежде всего опытные контролеры, которые охраняли рецидивистов еще с военных лет. Они объясняли, что с этой публикой нянчиться нельзя, если наглеют, нужно сразу наказывать штрафным изолятором. Несколько уроков мне преподал заключенный без одного глаза, по фамилии Самигулин. Его с партией особо опасных привезли к нам из пермской тюрьмы и назначили санитаром. Мы с ним договорились: если кто-то из заключенных косит под больного, Самигулин мне подмигивает своим единственным глазом. В колонии тогда появилась «кирпичная» болезнь: приходит пациент и жалуется, что болен. Я вижу — он абсолютно здоров, но градусник почему-то показывает высокую температуру. В таких ситуациях Самигулин мне подмигивал: мол, не верь, загляни ему в карман. Я заставлял таких «больных» выворачивать карманы, а там лежал кусочек нагретого кирпича. Оказывается, перед тем как идти в медчасть, они нагревали кирпич, клали его в карман и, пока мерили температуру, держали пальцы на этом кирпиче; потом, рассматривая градусник, теплыми пальцами ненадолго зажимали его наконечник.

— Но вам приходилось сталкиваться не только с псевдобольными, не так ли?

— Конечно. С первых же дней работы я для себя выработал четкую позицию и старался ее придерживаться: если человек болен — сделаю все, чтобы помочь ему; если же притворяется больным — отношение к такому было совершенно противоположным.

РЕЖЬ, НАЧАЛЬНИК, ПО ЖИВОМУ!

Аркадий описывает далекое прошлое детально и обстоятельно, называя даты, фамилии. Он спокоен, а сидящая рядом жена часто вскидывает брови: «Неужели было и такое?» Только сейчас, во время этого разговора, Анна узнает некоторые, порою холодящие кровь подробности прошлой работы мужа. Он о многом ей не рассказывал: во-первых, запрещалось по роду службы, во-вторых, не хотел волновать. К примеру, только сейчас она узнала, что специальной охраны для медчасти не выделялось. Единственным средством защиты была вмонтированная в стол кнопка тревожной сигнализации, которая к тому же часто не работала. Или, скажем, под матрасом одного зэка однажды обнаружили три штыря — заточенные напильники, специально изготовленные для нападения на Аркадия...

— По врачебному халату не скучаете? — спрашиваю, рассматривая его фотографии той поры.

— Еще как скучаю! Иногда так хочется оперировать, накладывать швы, делать уколы...

— Говорят, что любой хирург помнит свою первую операцию. А как было у вас?

— Однажды ночью звонят из тюрьмы мне домой: «Срочно приезжай! Заключенный в изоляторе, впав в отчаянье, вогнал себе под ребра две швейные иглы!» По дороге в колонию я лихорадочно вспоминал те немногие операции, в которых участвовал ассистентом. Прибегаю в штрафной изолятор. Там на койке лежит пациент, у него под кожей в районе сердца я прощупал две металлические иглы. Кричу санитару: «Беги в медчасть, неси новокаин!» Проходит время, санитара нет. А пациент вдруг заявляет: «Режь, начальник, по живому, иначе сейчас уйду». Я решил резать. Дрожащими руками подношу скальпель к его груди, делаю глубокий надрез, вынимаю из-под ребер одну иглу, затем другую. А больному — хоть бы что, даже глазом не моргнул. Я замазал ему рану йодом, обработал, перевязал, тот встал и пошел в барак. Так прошла моя первая операция в этой медчасти.

— Какой случай из вашей практики можно отнести к разряду особых? Что поразило, потрясло, показалось диким?

— Всего не припомнишь... Ну вот, к примеру: приходит ко мне зэк по фамилии Лапшин, просит направить его в госпиталь, утверждая, что проглотил гвоздь. Оказывается, Лапшин проигрался в карты и возвращаться в колонию ему нельзя — убьют. Я начал допытываться, правда ли то, что он сказал, а Лапшин вдруг вынимает из кармана гвоздь и на моих глазах погружает его себе в рот. Представляете? В прихожей на вешалке вместо крючков были вбиты 125-миллиметровые гвозди — вот откуда гвоздь взялся.Отвезли Лапшина в больницу, там прооперировали. Но в колонию он уже не вернулся: в больнице несколько раз вспарывал себе живот, пока не умер. После этого я долго не мог прийти в себя. Знал ли я тогда, что перед моими глазами пройдет еще столько ожогов, инфарктов, самоубийств! Что впереди — массовые отравления, бунты, беспорядки...

«СНОЛЕВСКАЯ» БОЛЬНИЦА

Молодого способного врача заметили «наверху»: в 25 лет он становится начальником медицинской части колонии, а еще через два года получает должность заместителя начальника межобластной больницы УИТУ МВД Татарии.

На дворе май 1964 года, и уже старший лейтенант Сноль в первый день приходит в больницу на руководящую должность. Ему вслед зэки больше не кричат: «Стиляга! Лепила!» — а вежливо расступаются перед «гражданином начальником». В первый же день в больнице ЧП — больные в туберкулезном отделении перепились и захватили отделение!

— Дежурная служба предлагает применить силу. Я решил попробовать обойтись без крайних мер. Открываю дверь отделения — тихо; осторожно прохожу дальше по коридору...

— Но пистолет-то хоть при себе имелся? — спрашиваю его.

— Что вы! С оружием на территорию зоны вообще нельзя было входить, только в последние годы дежурной службе разрешили иметь баллончики со слезоточивым газом. Так вот, прохожу по коридору, открываю следующую дверь — тишина. И неизвестно, то ли там никого нет, то ли они притаились и ждут. Трезвые вряд ли бы подняли руку на врача, тем более на начальника больницы, а вот от пьяных можно ожидать чего угодно. Я обошел все палаты, но пьяных не нашел — они из больницы по крышам перебежали на территорию колонии. Потом их отловили и наказали.

При Аркадии эту больницу в Казани называли «снолевской». Сколько было отдано его сил, времени, нервов, чтобы вывести допотопную «больничку» на должный уровень, где больной смог бы получить медобслуживание не хуже, чем в любой городской больнице! Была переоборудована операционная, открыты две лаборатории, увеличен штат врачей.

— У нас в больнице была лестница — литая, чугунная. Мыли ее только соляркой, чтобы блестела. Не лестница — красавица!

Я слушаю его и ловлю себя на мысли, что Аркадий — счастливый человек. Каждый ли из нас может сказать, что любил свою работу? С какой неприязнью мы порой вспоминаем свои рабочие кабинеты, заводские цеха, лаборатории. А этот Сноль — даже о лестнице в больнице рассказывает с упоением!

Я — АРЗАМИТЧИК!

Самым серьезным ЧП, с которым пришлось столкнуться Аркадию, было массовое отравление в одной колонии, которая в отдаленном районе Татарии строила химкомбинат. Некоторые конструкции там обрабатывались антикоррозийной жидкостью «Арзамит-5». Осужденные понюхали — пахнет спиртом. Для пробы дали выпить двоим, те опьянели. Тогда приложились еще несколько человек. Контролеры уволокли пьяных в штрафной изолятор. А по колонии уже