Собрание сочинений. Том 4. 1999-2000 - Юрий Михайлович Поляков

В других случаях режиссеры отнеслись к литературному материалу с большим пиететом. Это прежде всего сериал «Козленок в молоке», снятый Кириллом Мозгалевским. Очень хорош фильм «Апофегей» Станислава Митина. Удалась вторая экранизация «Неба падших», осуществленная Валентином Донсковым, и сериал по «Грибному царю» Михаила Мамедова. Иногда бывает так: ждешь удачи от мастера, а она приходит от начинающего. Как-то ко мне пришел молодой режиссер Алан Догузов, сын выдающейся осетинской драматической актрисы, и сказал: «Я влюбился в вашу пьесу «Одноклассница», хочу снять фильм, но денег у меня на покупку прав нет. Дайте шанс!» Я дал. В результате вышел отличный фильм «Соврешь – умрешь». Но такого, чтобы можно было воскликнуть: «Это я, я на экране!» – пока еще не случалось. И скорее всего, никогда не случится, ибо от экранизации следует ждать не подобия (оно в принципе невозможно), а соответствия. И еще экранизации, даже не очень успешные, расширяют круг моих читателей. А если, посмотрев фильм, люди еще вдобавок говорят: «Книга лучше!» – это не только комплимент автору, но и лишнее подтверждение неправоты Ленина: из всех искусств важнейшим была и остается литература, а театр, кино, телевидение – всего лишь живые тени изящной словесности.

И вот еще: «Побег» переведен на многие языки, но наибольший успех обрел в Китае, где был признан лучшим переводным романом 2003 года, из чего я делаю вывод: проблема Человека Убегающего актуальна не только для русских, простите, россиян, но и для китаян. Кстати, когда китайский переводчик приступал к работе, я у него поинтересовался: «Профессор Джан, а есть ли в вашем языке достаточно эротической лексики для перевода некоторых сцен и линий романа?» Он посмотрел на меня с мудрой иронией и ответил: «Юрий Михайлович, в нашем языке столько эротической лексики, что и Генри Миллеру не снилось!» И вот еще прелюбопытный факт: ЦК КПК заказал у пекинского издательства «Народная литература» пять тысяч экземпляров моего романа и распространил среди чиновников, связанных в своей работе с Россией. Там сочли, что информация, которая содержится в «Побеге», дает о том, что случилось в нашей стране за четверть века, гораздо более обширную и глубокую информацию, нежели любая книга по страноведению, а уж тем более политологические фантазии специалистов.

6. Консервированные прототипы

Закончив «Побег», я решил, что закрыл, как говорится, «семейную» тему, и сел сочинять маленький рассказ, сюжет которого мне подсказал один забавный эпизод. Как-то раз меня пригласили на ТВ – поучаствовать в «Большой стирке» Андрея Малахова, только-только появившейся тогда в эфире. В этом треп-шоу, если помните, участники какого-нибудь житейского конфликта на глазах миллионов зрителей бурно, чуть не до драки, обсуждали свои кухонно-постельные проблемы, а приглашенные эксперты потом оценивали ситуацию, давая мудрые советы и рекомендации по примирению.

Такими экспертами в тот раз оказались певец Валерий Меладзе и я. Мы, сидя в закулисной засаде, по монитору с возмущением следили за семейной драмой – ее содержание прочитавшим повесть «Возвращение блудного мужа» известно. Мы смотрели, обмениваясь мнениями, дружно возмущались наглостью разлучницы-секретарши, а потом вышли к публике и принялись искренне наставлять участников скандала на путь истинный. Лично я сказал какую-то прочувствованную речугу о мужской доблести, которая сводится к тому, чтобы сохранить брак любым способом, чуть ли не ценой собственной жизни. Страсть к стилистическим красотам иногда заводит писательское воображение туда, куда самих литераторов палками не загонишь!

И лишь после съемки, избавляясь от телемакияжа, мы со знаменитым певцом с изумлением обнаружили, что нас надули самым незамысловатым образом: в «гримерку» шумно ввалилась вся компания имитаторов: и брошенная жена, и закобелившийся супруг, и нахалка-секретарша, и сын, проклявший отца… Живо и профессионально они обсуждали, насколько удачно им удалось заморочить публику. Такие подставы тогда были еще внове, и мы с Меладзе позорно попались: вместе с миллионами простодушных невольников телеэфира приняли неузнаваемых актеров за жертв реальной семейной драмы. Оставалось проклинать свое простодушие, оставшееся в наших искушенных мужских душах, вероятно, еще с пионерских времен!

Рассказ, навеянный этим конфузом, как вы догадались, разросся в повесть. И снова, к недоумению автора, оказался историей мужчины, пытающегося уйти от жены к любовнице. Только на этот раз в лоно семьи его возвращает нравственный катарсис, пережитый во время треп-шоу. Такая зацикленность на одной проблеме меня несколько озадачила, но я смирился, ибо давно уже понял: на самом деле не писатель выбирает тему, а тема выбирает писателя. Кстати, все мои герои с самых первых книг живут и страдают в одном и том же несуществующем, но вполне типичном московском Краснопролетарском районе, поэтому все мои сочинения так или иначе взаимосвязаны, и я выпустил «Побег» и новую повесть под одной обложкой и общим названием «Возвращение блудного мужа». Получилась как бы дилогия.

Часто задают еще один вопрос: насколько описанное мной в книгах соответствует моей собственной жизни и моему личному опыту. Вопрос не простой и провокационный, если учесть, что писательские жены читают сочинения своих супругов исключительно как следователи по особо важным делам – в поисках улик, изобличающих былую, текущую или грядущую неверность. Чтобы не вдаваться в опасные подробности, особенно когда спрашивают в принародном эфире, я придумал такую лукавую формулу: «Мой личный опыт соотносится с моей прозой примерно так же, как тело танцора соотносится с танцем, который он исполняет». Красиво, согласитесь, но туманно. На самом же деле я почти никогда ничего не придумываю, ведь окружающая жизнь настолько богата необыкновенными событиями и колоритными личностями, что дело писателя – их разглядеть, изъять из реальности и перенести живыми в свои сочинения. Другое дело, что в поисках героев и ситуаций я «роюсь» не только в своей жизни, но и постоянно заглядываю в судьбы моих друзей, родственников, знакомых и даже случайных попутчиков и попутчиц. Кстати, ценнейшую информацию обычно сообщают женщины, одаривающие сочинителя пусть даже кратким благорасположением.

К сожалению, у большинства писателей прототип в процессе превращения в литературного героя тихо помирает, а читать книжки, где, словно зомби, разгуливают по страницам неживые персонажи, движимые усилиями авторской воли, сами знаете, неинтересно. Собственно, этим тайным даром сохранять жизнь прототипам и отличается хороший литератор от плохого. Нельзя просто так взять и переставить человека из реальности в текст, ничего не получится. Замечательно эту простоватую методу спародировали Ильф с Петровым, изобразив писателя, который, познакомившись в гостях с кустарем-одиночкой и приняв его за стопроцентного пролетария, тут же побежал вставлять нового приятеля в свой роман «А паразиты никогда». Видимо, прототипы, чтобы стать полноценными литературными героями, должны значительное время пожить во внутреннем мире писателя, теряя случайные и закрепляя в себе типические черты, пропитываясь авторской индивидуальностью.

И еще один секрет: литературные персонажи не заготавливаются впрок, как соленые рыжики к Новому году. В процессе сочинения они спонтанно востребуются из сонма себе подобных, обитающих в авторском подсознании. Кстати, по некоторым гипотезам, душа ребенка витает над «делающими детей» родителями, дожидаясь момента, когда можно юркнуть в свое будущее телесное обиталище. С литературными героями примерно то же самое. Вот и в повести «Возвращение блудного мужа» историю про то, как партийный начальник стал издавать порножурнал, я не придумал. Один мой товарищ, детский поэт, некоторое время руководивший парткомом Московской писательской организации, основал в начале лихих девяностых, чтобы прокормиться, общеизвестный сексапильный еженедельник. Он даже звал меня к себе на работу, принимая во внимание мои заслуги по реабилитации эротизма в советской литературе. (См. мою статью «Об эротическом ликбезе, и не только о нем…» 1989 г., собр. соч., т. 5.) От приглашения я отказался, хотя тоже в ту пору не жировал. А вся эта пикантная коллизия пригодилась мне спустя десять лет, когда я описывал мытарства издательского труженика Саши Калягина… Вот ведь как!

7. Грибная история

Кстати, и грибная тема довольно долго никак не проявлялась в моих писаниях, хотя я с детства буквально болен «тихой охотой». Ужение, сиречь рыболовство, волнует меня гораздо меньше, а ружейного звероубийства мне и даром не надобно. Зато я неплохо разбираюсь в грибах. Когда я стал жить в Переделкине и регулярно выходить с корзиной в лес, обитатели писательского поселка поначалу были уверены, будто я