Любимых убивают все - Сабрина Хэгг

несколько нарядов – ты ведь так и не сказала, в чем пойдешь. И еще вы с Бригиттой должны были завтракать вместе. – Миранда умолкла на несколько мгновений, словно бы проверяя, ничего ли не забыла, а затем продолжила: – Где ты сейчас? Я за тобой пришлю такси. Иначе ничего не успеем.

Йенни тяжело вздохнула и зажмурившись поцеловала костяшки пальцев Акселя.

– Я в «7.23 studio», где мы короткометражку с Эриком снимаем.

– Ты что, всю ночь там провела? – воскликнула Миранда.

Йенни виновато хмыкнула.

– Ладно, собирайся, такси скоро приедет.

Йенни убрала телефон в карман и снова обняла Акселя обеими руками.

– Ну что там? – спросил он.

– Да так, ничего серьезного. Пресс-конференция.

– Тебе надо идти, да?

Йенни покачала головой и прошептала:

– Я так не хочу никуда идти…

– Хей, ты чего? Ты ведь мечтала об этом. Со всего мира журналисты собрались на конференцию, чтобы поговорить о твоем фильме. – Он ласково убрал ей за ухо прядь. – И тебе всего-то двадцать восемь… с ума сойти.

– Мне просто очень повезло. Моей заслуги тут нет.

– Ну разумеется, – усмехнулся Аксель. – И фильмы тоже кто-то за тебя снимает. Нет, я серьезно, ты живешь в своей детской мечте, наслаждайся на все двести процентов. Ты это заслужила.

Йенни провела носом вдоль его шеи, а затем сказала тихо, голосом не более звонким, чем шорох мертвой зыби:

– Почему никто не предупреждал, что в этой мечте будет так одиноко?

Аксель обнял ее крепче, спрятав лицо в ее волосах.

– У тебя ведь есть Луи… Он очень тебя любит. Ты не одна.

– Ты не представляешь даже, о чем говоришь, – ответила Йенни. – Но я не хочу… Нет, конечно, я не одна, я это понимаю. Я постоянно окружена талантливыми людьми, которые делают возможным существование моих фильмов… Они меня очень поддерживают. И Луи поддерживает. Ты не подумай, я не жалуюсь. И я понимаю, что за все нужно платить. За мечты нужно платить двойную цену.

Она немного отодвинулась от Акселя, чтобы смотреть теперь ему в глаза. Йенни провела ладонью вдоль его скулы, мазнула пальцами по его губам. Слезы тихо покатились по ее щекам, но она их как будто бы не замечала – они скользили к подбородку, крупными каплями срывались вниз.

* * *

Когда Аксель с Йенни вышли на улицу, такси уже стояло у подъезда к павильону. Неторопливо они направились в сторону машины.

– Ты ведь не уезжаешь еще? – спросила Йенни, остановившись у задней двери такси. Аксель встал напротив нее. – Останешься до конца фестиваля?

– Уезжаю вообще-то, – пожал он плечами. – У меня вечером поезд до Парижа.

– Оу, – вырвалось у Йенни. Она затеребила тонкие браслетики из розового золота на запястье. – Ясно. Я почему-то так и думала, но решила, что все же лучше спросить…

– Да, понимаю. Извини, что не сказал раньше.

– Что ж, тогда… хорошей дороги. И, пожалуйста, не теряйся больше. Пиши мне в любое время, хорошо? Когда будешь в Стокгольме, тоже обязательно предупреди. Я тебя встречу, останешься у нас. И, пожалуйста, позвони своей маме. Не мучь ее больше своим отсутствием.

– Хорошо, – улыбнулся Аксель и обнял Йенни в ответ на ее протянутые к нему руки. Он прижался к ней крепко, и лицо его исказилось в страшной, безобразной гримасе боли. Аксель вдыхал аромат ее духов, волос, ощущал ее тонкие руки на своей талии и понимал – это их последнее объятие. Оно не было похоже на то полуобъятие во время выпускного. Оно не было похоже ни на что из всего, что ему приходилось испытывать прежде. – Заботься о себе как следует, пожалуйста. И наслаждайся своей жизнью. Ты должна быть самая-самая счастливая.

– Не говори так, будто мы навсегда прощаемся, – прошептала Йенни в складки его рубашки. – Пожалуйста, не поступай со мной так.

Аксель бережно выпустил ее из кольца своих рук со словами:

– Езжай, тебе пора.

Йенни развернулась к машине, открыла уже дверцу, но что-то в ней в последнюю секунду переменилось – она обернулась к Акселю, мягко, коротко поцеловала его в уголок губ и тут же исчезла за черной дверцей машины, которая сразу тронулась с места.

Аксель не двигался, пока такси не слилось с серебристо-белым потоком, что змеился по бледно-серым утренним улицам. Затем он опустился на землю прямо посреди улицы, уперся локтями в колени и вздохнул – тяжело, шумно. Аксель ощущал, как, помимо пустоты, ужаса и изнуренности, что волочились за ним по пятам последние десять лет, грудь ему насквозь прожигает новое, незнакомое чувство – одновременно пугающее и притягательное. Он испытывал облегчение. И оттого, каким сильным, пронизывающим и сокрушительным было это облегчение, Аксель не мог пошевелиться. Ему казалось, будто он всю ночь провел на исповеди. Будто ничего в нем больше не осталось – ни хорошего, ни плохого.

Аксель знал, что ничего прекраснее уже не испытает в своей жизни. Да и ничего больше ему испытывать не хотелось – он сидел, придавленный к земле неизмеримой силой своей внезапно навалившейся усталости, своего неподъемного облегчения, и город расплывался, расходился бессмысленными пятнами перед его размытым от слез взором.

Epilog pt.2

Любить что бы то ни было – значит упорно настаивать на его существовании «…» Заметьте, однако, что это, по существу, то же самое, что непрерывно вдыхать в него жизнь, насколько это доступно человеку – в помыслах.

Любовь – это извечное дарение жизни.

«Этюды о любви», Хосе Ортега-и-Гассет, перевод Б. Е. Банго.

– Поздравляю еще раз! – воскликнул Луи, обнимая Йенни в зале прилета аэропорта Стокгольм-Арланда спустя две с половиной недели после окончания кинофестиваля. – Я тобой так горжусь! Критики просто в восторге!

– Спасибо, – коротко ответила Йенни и отстранилась. – Тебе вовсе не обязательно нужно было после операции мчаться за мной в аэропорт. Я бы на такси доехала. Ты выглядишь таким уставшим…

Ее брови сошлись к переносице. Голова мягко качнулась в сторону.

– Я почти месяц не видел тебя. Да и операция была не из сложных. Даже немного раньше закончили. Так что все нормально.

С годами Луи стал больше похож на отца. Его медового цвета волосы немного отросли, потемнели, и лицо лишилось легкой юношеской полноты. А твердый взгляд синих глаз полнился жизнелюбием и нежностью.

Луи взял два пухлых чемодана в обе руки и направился в сторону парковки. Йенни молча шла следом, пряча замерзшие прозрачно-белые ладони в рукава свитера.

Закинув чемоданы в просторный багажник черного «Рено», Луи открыл дверцу перед Йенни и, когда она забралась в машину, сел на водительское