Дураки все - Ричард Руссо

– Можно мне… – начал он, но его старик заметил, на что он смотрит.

– Нет, – перебил он. – Закажи что-нибудь из детского меню.

Оно было дешевле, Рой это знал. Хот-дог. Тонюсенький сэндвич с сыром, хлеб наверняка пригорит на гриле. Детская порция спагетти.

Рой обычно не спорил, а то схлопочешь по морде или чего похуже. Но на людях порой отваживался возразить и, когда подошла официантка принять заказ, произнес достаточно громко, чтобы она услышала:

– Для детского меню я уже слишком большой.

– И сколько же тебе лет? – Официантка подмигнула Рою, давая понять, что она на его стороне, и отец это заметил.

– Десять, – ответил отец, опередив Роя. Потому что так было написано на меню: для детей до десяти лет.

– А выглядит старше, – сказала официантка.

Роев старик напрягся, угрюмо уставился на официантку. Рядом с ними за стойкой сидели мужчины в рубашках с галстуками, отец от таких мужчин старался держаться подальше, точно подозревал, что все они судьи и однажды ему придется предстать перед ними в суде; Рой понял, что и сейчас отец их заметил. А значит, не станет устраивать сцен.

– Ты скажешь этой юной леди, чего ты хочешь, – произнес отец, – или она догадываться должна?

– А что можно?

Официантка была старше отца, но ей явно польстило, что ее назвали “юной”, а потому она решила подыграть.

– Да, папочка, что нам можно?

– Всё, что он хочет, – не раздумывая, ответил отец достаточно громко, чтобы мужчины за стойкой слышали.

– Правда? – не поверил Рой. Ему никогда еще не давали такую свободу.

– Только не заказывай больше, чем можешь съесть.

Стейк на открытом сэндвиче с фотографии был толстый, с красной сердцевиной, к нему прилагалась гора тонких ломтиков картофеля фри.

– Даже это? – уточнил Рой, указав на стейк, самое дорогое блюдо в меню.

– Почему бы и нет? – ответил отец, хотя Рой и отметил, что улыбается он как-то криво, будто пытается скрыть настоящие чувства. – Но тебе придется его доесть. До последнего куска.

– Ему это явно по силам, – с добродушной улыбкой заметил один из мужчин в галстуках.

Рой разделял его уверенность. Он хоть и пацан, однако запросто одолеет порцию стейка для взрослого мужика.

Но когда принесли заказ, мясо в сэндвиче оказалось отнюдь не таким, как на картинке. Оно было серое, пережаренное, жесткое как подметка, а дольки картофеля фри – толстые, не ровные, а волнистые, вдобавок рыхлые и холодные. Рой немедленно пожалел, что не выбрал чизбургер, как отец, но ему хватило ума промолчать и не заикаться о том, что мясо вовсе не такое, как на картинке. Рой надеялся, отец сам заметит разницу и пожалуется официантке, но отец этого не сделал. Он доел чизбургер, отодвинул тарелку и притворился, будто читает раздел новостей в газете, которую кто-то оставил на стойке. Рой готов был поклясться, что отец краем глаза наблюдает за ним.

– Всё до последнего куска, – повторил еле слышно Роев старик, заметив, что сын жует медленнее.

– Тут хрящи.

– Их тоже, – сказал отец, его натянутая улыбка исчезла, в голосе слышалась откровенная угроза.

Официантка вернулась за стойку – быть может, поэтому. Судя по выражению ее лица, ей случалось встречать таких мужиков, как отец Роя, и ей это не понравилось.

– Вот молодец! – сказала официантка и, пока отец не возразил, забрала у Роя тарелку с хрящиками – кто будет их доедать? – Хочешь сандей с шоколадным соусом?

– Конечно, – ответил отец, и Рой не успел признаться, что уже сыт. – И непременно с вишенкой. – Отец поднялся и не спеша направился к туалетам.

Сандей был огромный. Рой ухитрился впихнуть в себя пару ложек мороженого и даже проглотить вишенку, хотя всей этой приторной сладости не удалось перебить кислый вкус мяса, стоявший у него в горле. Вскоре Рой понял, что больше в него ничего не влезет, в желудке просто нет места. Отец вернется, увидит, что Рой не доел, и будет скандал. Может, не здесь, не в закусочной, а позже, в машине или дома, отец даст ему ремня. Чего он так долго? – подумал Рой и отклонился на табурете, ожидая, что отец сейчас выйдет из туалета, но отец всё не шел.

Официантка за стойкой уже шепталась с той, которая обслуживала столы, и Рой услышал слова “с черного хода”. Позвали здоровяка в сальном фартуке, работавшего на гриле, Роева официантка что-то ему сказала, здоровяк скрылся в мужском туалете, чуть погодя вышел и покачал головой. Официантка подошла к Рою, он сидел, уставившись на сандей, не в силах более одолеть ни ложки, и гадал, сумеет ли сдержать подступающие к глазам жгучие слезы.

– Как я сразу не догадалась, – сказала официантка, Рой ничего не ответил, только сглотнул, стараясь удержать подступавший к горлу полупрожеванный стейк; официантка продемонстрировала Рою чек с обведенной кружком итоговой суммой. – Что прикажешь мне с этим делать? – Рой знал, как отец посоветовал бы ей поступить с этим чеком, но ему было всего двенадцать, и ответить такое взрослому он впервые осмелился лишь через несколько лет. – У меня это вычтут из жалованья, – добавила официантка.

Все сидевшие за стойкой и в ближайших кабинках смотрели на Роя.

– Ладно тебе, Дарла, – откликнулся один из мужчин в галстуках, – парень же не виноват.

Официантка явно признала его правоту и немного смягчилась.

– Далеко живешь? – спросила она у Роя.

Он ответил, что недалеко.

– Сам доберешься? (Рой кивнул.) Тогда топай.

На парковке, на том самом месте, где они оставили машину, – сейчас оно пустовало – Роя стошнило всем съеденным, включая вишенку, узнаваемую в рвотной массе, и ему немедленно полегчало. К счастью, закусочная располагалась прямо на шоссе 9, до дома четыре мили, можно пройти пешком или поймать попутку. Рой решил, что пойдет пешком: так получится дольше, и отец, быть может, сочтет это достаточным наказанием. Рой плелся вдоль оживленной трассы, подумывая, не разозлиться ли на отца за то, что тот так подло с ним поступил, но в конце концов пришел к выводу, что это ни к чему не приведет. Да и злился он не на отца, а на официантку с ее “как я сразу не догадалась”, вот кого Рой не мог простить: можно подумать, они с отцом так выглядят, что поневоле насторожишься. И когда мужчина за стойкой вступился за него, она так посмотрела на Роя, будто вся его дальнейшая жалкая жизнь промелькнула у нее перед глазами. При мысли об этом