Дорога в тысячу ли - Мин Чжин Ли

Ецуко протянула Соломону широкий нож, чтобы он отрезал первый кусок. На него направили луч прожектора. Ецуко охнула, заметив чернила у мальчика под ногтями. Он смыл большую часть, но тень пятна осталась на кончиках его пальцев.

Соломон поднял глаза и улыбнулся. После первого ломтика Соломон отдал нож ей, и она разрезала остальное. Официанты разносили торт гостям, и Хироми тоже взял свой кусок. Мосасу подарил Соломону конверт с иенами и сказал передать его певцу.

Группа сыграла еще одну песню, затем диджей ставил популярные мелодии. Под финал Ецуко чувствовала себя приятно усталой. Мосасу выпил шампанское, и она подошла к нему и села рядом. Мосасу наполнил ей бокал, и она выпила его двумя глотками. Мосасу сказал, что она отлично поработала, и Ецуко встряхнула головой.

Не думая, она сказала:

— Я думаю, она была бы довольна.

Мосасу смутился. Потом кивнул.

— Да, она порадовалась бы за него.

— Какая она была? — Ецуко подалась вперед, чтобы рассмотреть его лицо.

— Я уже говорил тебе. Самой прекрасной и нежной. — Он не хотел говорить о Юми.

— Нет, расскажи о ней что-то конкретное. Я хочу знать больше.

— Зачем? Она мертва. — Мосасу было больно.

Он смотрел, как Соломон танцует с высокой китаянкой. Его лоб блестел от пота, но он следовал элегантным движениям девушки. Ецуко уставилась в пустой бокал.

— Она хотела назвать его Седжонг, — сказал Мосасу. — Но по традиции имя выбирает отец мужа. Мой отец умер, так что дядя Ёсоп назвал его Соломоном. Седжонг был королем в Корее. Он изобрел корейский алфавит. Дядя Ёсоп дал ему имя библейского короля. Думаю, он это сделал, потому что мой отец был пастором. — Он улыбнулся.

— Почему ты улыбаешься?

— Потому что Юми, — Мосасу произнес ее имя вслух, и это удивило его самого, — так гордилась им. Ее сын. Она хотела дать жизнь королю. Она походила на моего отца и дядю, я так думаю. Гордая. Она гордилась мной и моей работой. Теперь, когда я стал старше, мне интересно, почему? — Мосасу задумчиво покачал головой.

— Хорошо гордиться своими детьми. — Она разгладила юбку.

Когда ее дети родились, она изумлялась их физическому совершенству. Она поражалась миниатюрной человеческой форме. Но ни разу она не думала взять историческое имя — имя короля. Она никогда не гордилась своей семьей или страной. Почему ее семья думала, что патинко — это так ужасно? Ее отец, коммивояжер, продавал дорогостоящие страховки домохозяйкам, которые не могли себе это позволить, а Мосасу создавал места, где мужчины и женщины играли за деньги. Оба мужчины делали деньги на случайности, страхе и одиночестве. Ецуко потерпела неудачу в главном — она не научила своих детей верить в победу. Патинко — всего лишь глупая игра, но жизнь тоже игра.

Ецуко сняла новые часы и положила в его ладонь.

— Дело не в том, что я не хочу кольца…

Мосасу не смотрел на нее, но положил часы в карман.

— Уже поздно. Почти полночь, — мягко сказал он. — Детям пора по домам.

Не желая, чтобы вечер закончился, Соломон утверждал, что голоден, поэтому они втроем вернулись в ресторан. Там снова было чисто.

Мальчик выглядел таким счастливым, что на него приятно было смотреть. Мосасу сел за стол на четверых и открыл газету. Он походил на человека среднего возраста, спокойно ожидающего поезда. Ецуко направилась на кухню вместе с Соломоном. Она поставила три белые тарелки на прилавок. Из холодильника достала поднос с жареной курицей и миску картофельного салата, который Итиро приготовил по американской кулинарной книге.

— Почему Хана не пришла? Она больна?

— Нет.

— Знаешь, она красивая.

— Слишком красивая. Это ее проблема. — Ее собственная мать однажды сказала так о ней, когда друг семьи похвалил Ецуко. — Тебе было весело сегодня?

— Да. Я до сих пор не могу поверить. Хироми-сан разговаривал со мной.

— Что он сказал? — Она положила два больших куска курицы для Мосасу и Соломона.

— Он сказал, что его лучшие друзья — корейцы. И еще сказал: будь добр к своим родителям.

Соломон относился к ней, как к матери, и хотя это доставляло удовольствие, приносило и печаль.

— Твой отец сказал мне сегодня, что твоя мать гордилась тобой. С самого момента твоего рождения.

Соломон ничего не сказал. Она не думала, что ему еще понадобится мать; он уже вырос. Он казался почти взрослым.

— Иди сюда к раковине. Дай левую руку.

— Подарок?

Она засмеялась и включила воду.

— Остались чернила.

— Могут ли они выслать меня? Депортировать?

— Сегодня все прошло хорошо, — ответила она и мягко почистила подушечки его пальцев и ногти щеткой для посуды. — Тебе не о чем беспокоиться, Соломон-тян.

Казалось, его удовлетворил ее ответ.

— Хана сказала мне, что она приехала в Йокогаму, чтобы избавиться от маленькой проблемы. Она беременна? Девушка Найджела была беременна, и ей пришлось сделать аборт.

— Твой друг Найджел? — Она вспомнила белокурого мальчика, всего на год старше Соломона.

Мальчик кивнул.

— Мои дети ненавидят меня, — сказала Ецуко.

— Твои дети тебя ненавидят, потому что ты ушла. — Его лицо стало серьезным. — Они скучают по тебе.

Ецуко прикусила внутреннюю часть нижней губы. Она боялась взглянуть ему в лицо и пыталась сдержать слезы.

— Почему ты плачешь? — спросил он. — Извини.

Она вдохнула, чтобы выровнять дыхание.

— Ецуко-тян, Хана будет в порядке. Подруга Найджела в порядке. Они могли бы пожениться после колледжа. Он так сказал…

— Нет-нет, это не то. Я причинила боль многим людям. А ты такой хороший