Мулен Руж - Пьер Ла Мюр

а заодно и встретиться со своими агентами, друзьями или возлюбленными. В кафе царила неформальная и суматошная атмосфера театрального закулисья. Актеры и актрисы перекликались друг с другом из-за своих столиков, используя при этом привычный профессиональный жаргон, отпуская замечания по поводу вечернего представления, разговаривая с набитыми ртами. Сделки совершались в перерывах между бутербродами, глотками пива, среди звона посуды, обрывков популярных мотивчиков и под размеренный аккомпанемент ни на миг не смолкающего уличного шума, доносившегося снаружи. Газетные репортеры и авторы колонок светской хроники напряженно прислушивались к чужим разговорам, делая поспешные записи на манжетах. В «Риш» не было нужды притворяться и соблюдать приличия. Даже уважаемые звезды, чьи имена красовались на всех афишных тумбах, быстро забывали свои недавно выученные изящные манеры и вели себя просто и естественно, как гризетки и скромные кокотки, коими они, собственно, и были всего несколько лет тому назад.

– Умираю, есть хочу! – воскликнула Джейн Авриль. Она бросила свою меховую накидку на спинку стула и принялась стаскивать перчатки. – Не знаю, как ты, а я закажу тарелочку лукового супа. Черт! – Она щелкнула пальцами. – Там же лук. А у меня ночью будет… в общем, придется довольствоваться сырным супом, омлетом и кофе. А ты как? – Она откинула с лица вуаль и пристально посмотрела на Анри через стол. – А ты что будешь есть?

Анри передал официанту ее заказ.

– А мне только бренди, – сказал он, принимаясь расстегивать пальто.

– Погодите! – Она жестом остановила официанта. – Анри, ты должен заказать что-нибудь из еды! Посмотри на себя – кожа да кости; ты же ничего не ешь. – Она обратилась к официанту: – Принесите ему омлет.

– И двойное бренди, – бросил через плечо Анри. – А теперь давай рассказывай, зачем тебе нужна афиша. Я же уже говорил, что не занимаюсь больше афишами.

Он достал портсигар и неловко чиркнул спичкой.

Она заметила, как сильно у него дрожат руки.

– Анри, тебе нужно бросать пить. – На ее хорошеньком личике появилось встревоженное выражение. – Так не может продолжаться. Посмотри, до чего ты себя довел! Не ешь ничего, только пьешь, пьешь, пьешь!

– О господи, и ты туда же! Уже даже нельзя присесть и расслабиться без того, чтобы не выслушать чью-либо нотацию. А теперь, красавица, послушай, что я скажу: очень тебя люблю, ты невероятно красивая, и мы дружим уже много лет, но только если ты снова хотя бы раз разинешь рот насчет того, что я, видите ли, много пью, то получишь по губам! А теперь давай поговорим об афише. Новая тебе не нужна. Ты и теперешней обходишься замечательно.

– Но мне этого мало.

Подперев рукой щеку, она глядела на него. Взгляд ее затуманился. Никто и никогда не сможет заставить его отказаться от выпивки. И говорить с ним – гиблое дело.

– Я еду в Лондон весной. В мае будет открытие программы, и мне надо что-нибудь такое, чтобы англичане обратили внимание и призадумались. Ну, пожалуйста! Ты же уже для всех нарисовал афиши. А для меня ничего, никогда…

– Ну да, только какую-то жалкую дюжину портретов и бесчисленные рисунки, – усмехнулся Анри.

– Да какой мне прок от портрета-то? Мне нужна афиша. Анри, ну, пожалуйста. Этот лондонский ангажемент для меня очень важен. Если там у меня будет успех, то мой менеджер считает, что на будущий год он сможет получить для меня контракт в Нью-Йорке. К тому же твои афиши приносят удачу. Взять хотя бы Иветту Гильбер. Где бы она, интересно, была сегодня, если бы не твоя афиша? А Лои Фуллер? А Мей Мильтон? А эта ирландская шлюшка, Мей Белфорт? Она всего-то и делает, что топчется на сцене в ночной рубашке и с кошкой на руках и вякает: «У меня есть маленькая черная киска! У меня есть маленькая черная киска!» Да чего ты сме ешься-то?

– Ничего, – отмахнулся Анри. – просто подумал, что если бы все женщины на свете вдруг разом прекратили нападки друг на друга, то в мире воцарилась бы тишина. Итак, – продолжал он, в то время как официант поставил на стол супницу, – забудь про Мей Белфорт и ешь свой суп, пока горячий.

Прищурясь, он наблюдал, как она наливает суп в свою тарелку.

– Ты в последнее время немало поездила по свету, а, Джейн? Только подумай! Всего пять или шесть лет тому назад ты танцевала в «Мулен Руж». А теперь, в свои двадцать девять, уже стала настоящей звездой.

Она на мгновение оторвала взгляд от тарелки.

– Мне не двадцать девять, а двадцать пять.

– Двадцать пять? Но как? Ты же вроде говорила, что родилась в шестьдесят восьмом году.

– Не имеет значения. Мне двадцать пять. – И с обезоруживающей улыбкой она добавила: – Вот уже не протяжении последних лет четырех мне двадцать пять лет, и еще какое-то время я намерена оставаться в этом возрасте.

Как старые приятели, они болтали ни о чем, предаваясь воспоминаниям о «Мулен Руж», «Фоли», «Казино де Пари» и прочих мюзик-холлах, где Джейн довелось в свое время поработать на извилистом пути к славе звезды. Они ели не спеша, то и дело прерываясь, чтобы помахать кому-нибудь или переброситься парой фраз со знакомыми за соседним столиком.

– На прошлой неделе я побывала на Монмартре. – Джейн выждала, когда официант поставит на стол тарелки с омлетом. – Там все так сильно изменилось, что я даже… – послушай, Анри, ешь; даже если не хочешь, все равно ешь! – даже не сразу поняла, куда попала. Повсюду ходят толпами туристы и иностранцы.

– Знаю. Если бы не мадам Лубэ, то думаю, уже давно переехал бы оттуда. Но мы так привязались друг к другу…

– А вон и потаскушка собственной персоной, – прошептала Джейн Авриль, дружески помахав Мей Белфорт, появившейся в кафе в сопровождении солидного господина. – Явилась вместе со своим денежным мешком.

Анри не обернулся, продолжая задумчиво глядеть в свою тарелку. Да, Монмартр изменился. Стал жестоким и космополитичным, превратившись из места ночных развлечений одного только Парижа в своего рода центр коммерциализованного порока, своего рода Питтсбург, куда съезжались хозяева салунов и борделей со всех концов света с целью приобретения необходимого инвентаря. «Эли» давно закрылся, как и большинство других старых заведений. Зато на их руинах пышным цветом расцвели многочисленные ночные бары и прочие сомнительные заведения: погруженные в полумрак притоны для извращенцев обоих полов, забегаловки, где можно было уколоться морфием или понюхать кокаин…

– О чем задумался? – поинтересовалась она. – Лучше ешь свой омлет.

Ее голос вывел его из оцепенения.

– Знаешь, Джейн, – проговорил Анри, словно размышляя вслух, – если бы сейчас вернуть все назад, то я бы, пожалуй, не