Синдром неизвестности. Рассказы - Евгений Александрович Шкловский

Это он мне объяснял, когда мы сидели на берегу под мягкими лучами августовского солнца, причем сидели абсолютно нагими, я согнув ноги в коленях и обхватив их руками, он, напротив, вытянув ноги и откинувшись. Даже наши позы выражали разное: его – распахнутость и свободу, моя – зажатость и стеснительность. Мне и впрямь было неловко.

Не скрою, поначалу мне хотелось до кого-нибудь дотронуться. Просто прикоснуться, ощутить тепло тела, упругость кожи. Не обязательно рукой, можно и плечом, и ногой, и спиной. Как бы случайно. Приходилось делать над собой усилие, чтобы не поддаться искушению, особенно если рядом оказывалась какая-нибудь особа. Даже покалывание в кончиках пальцев ощущалось, причем не только рук, но и ног, и вообще везде – так переклинивало.

Однако закон есть закон, то есть как бы закон. Нельзя так нельзя. Но тогда и не нужно говорить о свободе, если все равно какие-то табу. Раздеться не стыдно, а коснуться другого человека вроде как запрещено. Об этом не говорили, но и без того понятно. No touch. No kiss. No все прочее. Просто расслабляйся!

Вот, например, цветок. Растет навстречу солнцу, распускается, одаривает своей красотой и нектаром – и больше ему ничего не надо. Мы тоже должны быть как цветы. Как трава. Как листья на большом древе жизни. Как адамы и евы до вкушения яблока.

Все были в курсе и, надо сказать, строго придерживались правил. Даже приятель. Почему-то больше всего удивляла именно его сдержанность. А он был абсолютно невозмутим. Крепкий орешек.

И все-таки я не выдержал. Сорвал один цветок. Нарушил правило.

Тоже из новеньких, неопределенного возраста, то ли девушка, то ли женщина, узкие плечи, короткая стрижка под мальчика, выпирающие ключицы и позвонки, голубоватая паутинка сосудов сквозь бледную, почти прозрачную кожу. Тот еще вид.

Нет, ничего дурного я не совершил. Я просто коснулся ее, сидевшую рядом со мной на своем утлом пляжном матрасике. Осторожно дотронулся сначала до плеча, потом до головы. Я погладил ее. Молча провел ладонью по волосам, как бы по-братски или даже отечески. Без всякой вроде бы задней мысли.

Она дернулась, слегка отклонилась и вопросительно посмотрела на меня.

– Не надо грустить, – сказал я. – Все хорошо.

– Откуда вы знаете? – спросила она.

Если честно, я забыл, что на мне ничего нет. Именно на мне. Что она обнажена – я видел, но это не имело значения. Жалость – вот что двигало мной. Или мне так казалось. Да, почему-то стало жаль ее, такой она показалась несчастной, зажатой, болезненной. Это очень сильно отличало ее от других. Будто она была в одежде, а уже сквозь нее было видно как бы необязательное тело. Может, это и сподвигло меня.

Я сделал это совершенно открыто, нисколько не смущаясь и не опасаясь осуждения. Свобода так свобода, почему я должен стесняться элементарного проявления чувств, тем более что в них не было ничего двусмысленного и зазорного? Обычная человеческая эмпатия, если угодно.

Мне хотелось успокоить, утешить, подбодрить ее. Помочь расслабиться, раскрепоститься. Ведь и я совсем недавно был почти таким же. Точно был. Еще и хуже. Может, даже и сейчас.

Приятель прав: все проходили через это, некоторые легко, а некоторые мучительно.

На нас смотрели.

А мне вдруг вспомнилось: «Свобода приходит нагая…»

Уходили мы вместе. Где-то на полпути к выходу из парка я приобнял новую знакомую за плечо и слегка притянул к себе. Но, боже мой, вот уж чего я не ожидал так не ожидал. Тела не было. Тела действительно не было. Точно.

Тенерифе

Все в золотистом солнечном сиянии.

Тусклый желтый свет лампочки внутри матового стеклянного плафона, стойка администратора, стеллаж, где на полках выставлены всякие кремы, гели, мази, назначение которых четко прописано в прикрепленных к ним бумажкам, экзотические азиатские фигурки животных, птицы на соломенных настенных ковриках, статуэтка Будды…

Он спускался в этот подвальчик как в другой мир, полный солнца и тепла. И еще забвения. Плюс какой-то экзотический сладковатый аромат, располагавший к релаксу. Да, здесь он выпадал из серости наружного мира, из городской суеты, здесь настолько забывались заботы и проблемы, что, приходя в себя, он некоторое время не мог сообразить, что с ним и где он. Даже обычные слова давались с трудом, проще кивнуть или сделать какой-нибудь благодарственный жест. Впрочем, и говорить необязательно.

Это был его личный Эдем, который открывался только в этом подвальчике, несколько сыроватом, но который не хотелось покидать. Его не отпускало, как вода не выпускает ныряльщика. Собственно, за этим он и приходил сюда, в эту потаенную обитель солнца и неги, в страну полусна, тишины и покоя.

Еще почему-то в мозгу крутилось: Тенерифе…

Тенерифе. Тенерифе. Тенерифе…

С чего вдруг? Никогда он там не был и не собирался. Знал, что такой остров существует – пляжный отдых, море, тепло круглый год… Время от времени кто-то из знакомых отправлялся туда и возвращался до неприличия смуглый, нездешний, поздоровевший. Но такими же возвращались и с других курортов – из Египта, Турции, Греции, Таиланда, Бали… Солнечных гостеприимных мест достаточно. Складывалось впечатление, что там, откуда человек приезжал после недели, двух, иногда и больше, с ним что-то происходило такое, что меняло не только его облик. Вроде как там его любили и холили, в отличие от здешнего прессинга, кормили молодильными яблоками с морепродуктами, поили целительными эликсирами, после чего словно промытые глаза смотрели приветливо и радостно, энергично и в то же время отстраненно, словно их обладатели обрели философский камень и стали мудрыми и просветленными.

Казалось, будто солнечный свет ненадолго задержался на них, как чье-то благоволение, чтобы вскоре, увы, быть стертым докучными суматошливыми буднями.

Но у названия Тенерифе то ли в самом слове, то ли еще отчего-то была какая-то особая аура, и, когда он слышал про него, сердце начинало взволнованно и учащенно постукивать. И тот, кто отправлялся туда, казалось, отправляется навсегда, как на другую планету, чтобы обрести вечное блаженство. Слово гипнотизировало.

Может, потому и подвальчик был окрещен им так – Тенерифе. Хотя работали тут мастерами тайки. Русского они почти не знали, только «спасибо», «корошо», «ложись», «спина»… Но массаж они делали, как говорили знатоки, не хуже, чем в Таиланде. Ему сравнить не с чем. Главное, что не просто нравилось, но в какой-то момент стало понятно, что подвальчик значит для него очень много. Визиты сюда стали необходимостью, как для некоторых фитнес-клуб, бассейн или парикмахерская.

Салонов тайского массажа в