Мулен Руж - Пьер Ла Мюр

– Мамочка! Мамочка! – задыхаясь, выпалил он, забыв даже поцеловать графиню. – Я познакомился с одним стариком – настоящим художником! – который сказал, что я замечательно рисую! Вернее… он не сказал это, потому что не может говорить, а написал в блокнотике. А еще он глухой, вот…

– Боже мой, какой болтун! – улыбнулась Адель, притягивая к себе сына.

Она нежно провела рукой по его волосам, чувствуя, как часто бьется сердце под белой матроской.

– Сначала как следует отдышись и поцелуй мамочку. Ты что, бегом несся по лестнице, а? Вот, а теперь расскажи мне о старике, который не может говорить. И начни с самого начала – с того момента, как я привезла тебя в отель к папе.

Он принялся сбивчиво рассказывать матери обо всех диковинках, виденных им за день.

– Ну, сперва мы поехали в «Пре-Кателан», где был король инкогнито! – с важным видом рассказывал он. – С ним была дама…

– А ты знаешь, что означает «инкогнито»?

Ну вот, всегда она так! Обязательно ей надо поставить человека в тупик разными вопросами! Анри уныло покачал головой.

– Это означает, что человек скрывает свое имя или титул, потому что стыдится своих поступков или общества, в котором ему довелось оказаться…

– Но дама была самая красивая!

– Не бери в голову! – отмахнулась графиня, переводя разговор на безопасную тему. – Итак, чем еще вы занимались с папой?

Анри рассказал ей и об обеде в Жокейском клубе, и о выступлении всадников, и о встрече со старым глухонемым художником.

– И тогда он вытащил из жилетного кармана маленький блокнотик и написал: «Ты замечательно рисуешь»! – И поскольку ему показалось, что на мать сообщение не произвело должного впечатления, Анри поспешил повторить: – Честно-честно, мамочка! И он даже подчеркнул слово «замечательно»!

– Как мило с его стороны, – спокойно отозвалась мать. – И что было потом?

Ну, в общем, после турнира они отправились в заведение Румпельмейера, где он съел две большие ромовые бабы и один шоколадный эклер. Потом вернулись в отель, где отец переоделся в третий раз за день. Он был очень элегантным. А потом отправились ужинать у «Лару».

– Папа заказал фазана и бутылку «Шато-Лафит». Он сказал, что мне нужно учиться разбираться в винах. Это очень важно. И еще! Я должен брать уроки фехтования и танцев. Папа сказал, что это гораздо важней Цицерона. И что книги – это только для женщин.

Ну конечно же, Альфонс, как всегда, в своем репертуаре! Кто еще мог сказать ребенку подобную глупость? Интересно, почему невежды считают своим долгом высмеять ученость и превознести необразованность, преподнося ее чуть ли не как достоинство?

Вслух же она сказала:

– Разумеется, фехтование и танцы – это хорошо и очень важно, но только настоящий мужчина должен много знать и уметь гораздо больше, чем просто владеть шпагой и танцевать! Современный мужчина читает речи Цицерона, изучает арифметику и грамматику, что позволяет ему быть разносторонне образованным человеком. А теперь поцелуй мамочку и иди спать.

На мгновение она крепко обняла сына, прижавшись щекой к его щеке. Ее мальчик, ее Рири… Никому не удастся его испортить, превратить в никчемного кутилу. Никому – даже его отцу!

– Ну ладно, Господь с тобой! – Она улыбнулась и похлопала Анри по спине. – На сегодня хватит впечатлений. И не забудь помолиться перед сном.

Но так или иначе, с наступлением осени было найдено время и для занятий фехтованием, и для уроков танцев.

Теперь каждую субботу Анри отправлялся в гимнастический зал мэтра Бусико, где облачался в шелковые брючки до колен, тесный защитный жилет вроде панциря и постигал одно из искусств, которым должен владеть истинный аристократ.

Несмотря на подозрительный цвет лица, красный, как ломоть недоваренной говядины, мэтр Бусико был человеком любезным, милым и скромным во всех отношениях, если не принимать во внимание его усы, являвшиеся – вполне оправданно – предметом его гордости. А усы эти были совершенно замечательные – их длина от одного напомаженного конца до другого составляла целых тринадцать дюймов, причем оба кончика лихо закручивались на манер обоюдоострой турецкой сабли. Эти самые усы придавали их обладателю мужественный и даже до некоторой степени свирепый вид. Всякий раз при упоминании мэтра Бусико у знающих его людей возникала ассоциация именно с усами, которые безоговорочно доминировали над личностью. Это надо было видеть – мэтр Бусико, лихо салютующий шпагой и ревущий во всю мощь легких: «К барьеру!» В такие моменты он был поистине неотразим.

А вот мадемуазель Алуэт, владелица Академии танца для юных господ и девиц, была воплощением изящества, добродетели и непорочности. Бог создал ее далеко не красавицей, а оспа безжалостно довершила дело. Но мелодичный голосок мадемуазель был сладок как мед, и к тому же она умела мило улыбаться так, чтобы не было видно пожелтевших зубов, что считалось квинтэссенцией хорошего тона.

Два раза в неделю по вечерам Анри в сопровождении матери приходил на занятия к мадемуазель Алуэт. Он неуклюже переминался с ноги на ногу, кланялся и натянуто улыбался маленьким девочкам в накрахмаленных платьицах, а где-то в глубине комнаты уже играло фортепьяно и мадемуазель Алуэт, облаченная в сиреневое атласное платье, хлопала в ладоши и громко объявляла танцевальные фигуры.

К Рождеству Анри уже мог вполне сносно станцевать польку, шотландку и лансье. Графиня решила, что праздники как нельзя лучше подходят для того, чтобы устроить небольшую светскую вечеринку с танцами. Списки гостей писались, исправлялись, дополнялись и переписывались заново. Просто удивительно, как много знакомых может оказаться у человека! Ради такого случая были заказаны и разосланы специальные приглашения. А также найден небольшой оркестр из четырех музыкантов. Граф с готовностью поддержал идею и даже пообещал прислать в помощь двух слуг и личного повара.

К трем часам дня в кабинете уже стало довольно многолюдно. В четыре гости все еще продолжали прибывать, начав заполнять и гостиную, где ради такого случая был накрыт фуршетный стол.

Приехала и сверх меры взволнованная мадам Пруст. Она принялась тут же извиняться за супруга, который, к сожалению, прийти не смог. «Вы же знаете, на этих докторов ни в чем нельзя положиться! Их всегда вызывают к больным в самое неподходящее время!»

Анри здоровался со школьными приятелями, вместе с родителями проходящими в гостиную. Мальчики скованно обменивались учтивыми репликами и бросали друг на друга смущенные взгляды, стесняясь присутствия родных и чувствуя себя очень неуютно в праздничных нарядах.

Наконец оркестр заиграл лансье. Отчаянно краснея, мальчики побрели приглашать девочек. Пары были подобраны заранее, так что теперь требовалось подойти к своей даме, вежливо