Забытое слово - Оксана Николаевна Виноградова

Ознакомительный фрагмент

Однако прогуливали мы с пользой: бежали к началу открытия главного универмага «Юбилейный» и занимали сразу несколько очередей, ожидая выброса дефицита. Деньги у нас были, как, наверное, у многих в то время. Мы покупали все что попадалось: от трусов до зимних пальто. Но купить что-то было большой удачей.

Нам с Варей нравилось шастать по пустым магазинам в надежде что-то купить; я показала ей лаз на военную территорию, и мы еженедельно наведывались в тамошние магазины, полные дефицитных продуктов. Мама, как заведено, специально оставляла на эти случаи деньги.

Раз мы с Варей зашли в видеосалон, открывшийся при Дворце культуры, и с открытыми ртами посмотрели фильм про красивую жизнь ТАМ. Это был фильм «до шестнадцати», и мы увидели ТАКОЕ! Сюжет фильма недопоняли и долго недоумевали по поводу того, как на главную роль могли взять такую «нефигуристую» героиню. Мы, считавшие себя некрасивыми (внешне мы чем-то походили друг на друга), и то смотрелись бы гораздо лучше. Гипотетически, конечно.

Вскоре о моих прогулах и двойках стало известно родителям. Они приняли меры: запретили смотреть сериал «Рабыня Изаура». Это была первая мыльная опера ОТТУДА, появившаяся на экранах наших телевизоров. Я очень страдала поначалу, а потом нашла выход – смотрела сериал у Вари. Родители, узнав об этом, объявили мне бойкот и хотели еще как-то наказать, но очередная ссора между ними помешала осуществить задуманное. Причиной их разногласий явился на этот раз холодильник. Мы давно стояли в очереди на его покупку, и наконец-то дефицит завезли в магазин бытовой техники. Новость облетела жаждущих, но, к сожалению, дома в тот момент оказался только папа. Он не раздумывая взял отложенные деньги, побежал в магазин, отстоял там очередь и купил холодильник. Мама, придя с работы домой, пришла в негодование: она хотела холодильник, но не такой! По ее мнению, следовало пропустить очередь, перезаписаться и ждать нужный вариант. Увы, ситуация была непоправима. Родители поорали друг на друга, и папа вечером ушел на работу (начальство, видать, входило в его положение и впускало через проходные в любое время дня и ночи). Опять запахло разводом. Папа не пришел ночевать, и на следующий день я пошла к нему в мастерскую, куда уже пропускали меня беспрепятственно. Отец спал на узеньком диванчике, сделанном им собственноручно из остатков разломанных стендов. На полу простирался огромный лозунг: «Трудящиеся Советского Союза! Боритесь за осуществление экономических реформ, внедряйте полный хозрасчет, самофинансирование, аренду и кооперацию!» Я аккуратно обошла папино произведение и склонилась над отцом:

– Папа!

Он не отвечал.

– Папочка!

Он открыл глаза и, глубоко вдохнув, выдохнул. Я чуть не зажала нос от неприятного для меня запаха.

– Папа! Ты пил?

– Надя, я устал. Я люблю тебя и Дашу, но с вашей матерью жить невозможно. Я разведусь и уеду на родину.

– Пап, ты ее знаешь. Покричит и отойдет.

– Она тебя прислала?

– Нет, я сама. У нас отменили два урока. Дай, думаю, зайду. Может, чаю попью.

– Конечно, конечно… – папа трясущимися руками схватил чайник и поставил на старую плитку, принесенную из дома. – Всю ночь писал, чертил… Дорожные знаки еще принесли, разодранные в дым. Представляешь, какую силу надо иметь, чтоб знак сломать? Раньше такого не было, а теперь каждую неделю несут. Народ совсем дикий… Ну, а у тебя что в школе?

– В школе? Ничего особенного. А знаешь, мне тут книжку дали почитать. Про Сталина. Там ТАКОЕ написано! Думаешь, правда?

– Не знаю. Время покажет. Вот, говорят, Высоцкий – алкоголик. А это не так…

– Я маме сказала про Сталина, а она говорит, что правильно сажали, что эти люди – настоящие преступники.

– Может, мама и права. Устами младенца глаголет истина. А твоя мать как ребенок. Потому и оставить ее не могу. Пропадет, глупая! Вот увидишь, я правильно холодильник купил, потому что скоро холодильников не будет вообще!

Папино предсказание сбылось.

Тяготы

Жизнь стремительно менялась.

Скоро не только холодильники, но и продукты в магазинах стали пропадать совсем. На военной базе прилавки опустели, а вход в нее перестал охраняться: видимо, магазины и были объектом охраны.

Потом продукты и товары обзавелись двойной ценой: прежней, к которой привыкли покупатели, и «кооперативной», которая превышала прежнюю в пять – десять раз. На прилавках кое-что появилось, но не все могли это кое-что купить.

Некоторые кооперативные промтовары были гораздо красивее тех, что делало государство «по плану». Так, мама купила дорогущие туфли в обувном кооперативе, и на них ушла практически вся ее зарплата. Она обувала их по великим праздникам, передвигая ногами очень-очень плавно, приходя в расстройство от каждой нечаянной царапины на каблуке. При этом шептала: «Надо же, и нигде не трет!» Папа, видя, что зарплаты хватает лишь на пару туфель, загрустил. Его ремесло переставало пользоваться спросом: никому не нужны были ни призывы, ни лозунги. Сошли на нет обязательные демонстрации и всенародные гуляния. Папа попробовал писать художественные картины, но людям было не до прекрасного. Денег домой он приносил все меньше, а мама о них думала все больше. Скандалы в доме стали ежедневными и изматывающими, а папа все чаще приходил «с запашком», вновь вызывая огонь на себя. Родители ругались так сильно, что я была почти счастлива, когда они вместе ругали меня, хоть я при этом легко входила в истерическое состояние, плакала и отвечала руганью. Матери я боялась настолько, что вздрагивала при звуке ее голоса. Я перестала знать наверняка, что она думает. Ее воззрения менялись ежедневно. Так, она с восхищением стала говорить о спекулянтах, особенно после того, как один из них (из нашего подъезда) купил машину. А ведь не так давно она ездила в Москву за зимними сапогами и простояла на морозе в очереди полдня. За несколько человек до нее закончился нужный размер, и мама вышла из очереди. Когда папа встретил ее, рыдающую, на вокзале, то улыбнулся: «Оля, ну взяла бы ты хоть какие сапоги, а на барахолке обменяли бы».

– Что я, проклятый спекулянт что ли? – отвечала мама.

А теперь она думала о них хорошо.

Кроме того, она вдруг стала верить в сверхъестественные силы, что ранее казалось невозможным. Иногда в доме заводились такие разговоры матери с отцом:

– Вот, Николай, денег у нас все меньше, ты пьешь… надо бы сходить к одной бабке. Она с тебя порчу снимет.

Отец отвечал:

– Оля, отстань… Это в тебе черт сидит. Ты в Бога не веришь, а в порчу уверовала. Посмотри на себя: с тобой повеситься можно.

Мама после таких слов