Георгий Жженов - От Глухаря до Жар-птицы

Я внимательно вгляделся в бумагу.

- Все не так! - сказал я.

- Да? Обожди-ка...

Дядя Паша полез в изголовье, достал чистую бумагу. Завернув угол матраца, расстелил бумагу на нарах, дал мне в руки карандаш и приказал:

- Рисуй по-своему. Только честно, милок, как есть, понял?

- Чего рисовать-то?

- Все! Укажи, где контора, где магазин, склад, гараж, где "хавира" завхоза... Рисуй, я подскажу.

Я подчинился. Ничего другого мне и не оставалось. Шутить с дядей Пашей в этих обстоятель-ствах не следовало. Тем более что смысл происходящего постепенно становился ясен.

Пока я чертил, он внимательно наблюдал, вникал в каждую мелочь, задавал вопросы, требовал подробностей...

Когда я закончил, дядя Паша похвалил меня:

- А говорил, не умеешь рисовать?! Все получилось в лучшем виде... Налейте артисту "чифирку", что ли! - он повернулся к блатным.- Еще несколько вопросов, милок!

Мне передали кружку с "чифиром". Дядя Паша продолжал:

- Ты магазинщика знаешь?

- Да.

- А завхоза?

- И завхоза знаю.

- Перерыв на обед в магазине бывает?

- А как же!

- Каждый день?

- Да. С часу до двух.

- Магазинщик обедает у себя?

- Нет. У завхоза.

- Всегда?

- Всегда.

- Магазин в это время закрыт?

- Да.

- Долго они обедают?

- Не меньше часу, а то и больше. Они ведь поддают за обедом. Магазинщик после обеда почти всегда веселенький...

- Так. Ладно, милок, все. Спасибо. Канай в барак. Спи.

Неделю спустя на "Глухаре" стало известно, что в РЭКСе во время обеденного перерыва был начисто ограблен магазин.

А еще через пару дней, после вечерней поверки, ко мне подошел незнакомый зек, сунул в руки небольшой узелок и сказал:

- От дяди Паши.

В узелке лежали несколько больших кусков колотого сахара. Моя доля!

* * *

Как говорится, первый блин комом! Не пробыв в должности хлебореза и недели, я понял, что взялся не за свое дело. В первые же сутки я оставил без законной пайки человек пятнадцать, в том числе и себя... Проторговался начисто.

Слава богу, недостачу начальство простило. Списало на счет моей неопытности. Начальник лагеря вынужден был пожертвовать свой личный премиальный фонд. Спасибо, конечно, что поняли, вошли в положение, но дальше-то как? Тем более та же картина повторилась в последующие дни. Я был в панике.

Срочно надо было предпринимать что-то... Но что?

Перво-наперво я проверил всю цепочку, начиная с получения хлеба на пекарне и кончая выдачей хлеба в виде взвешенной пайки из хлеборезки лагеря.

Оказалось, что потери начинались уже на самой пекарне, где хлеб, как правило, взвешивался и отпускался горячим (пекарня не справлялась с выпечкой). Остывая, он, естественно, терял вес.

Учитывать это никто не хотел, и меньше всего сам заведующий пекарней широкомордый деляга, получивший срок за какие-то спекулятивные махинации на воле.

Я пытался заговорить с ним о своей проблеме с хлебом, но он не стал меня даже слушать. По-моему, он поставил целью изжить меня вовсе. Чем-то я не устраивал его с первого появления в этой должности. Видимо, я не подходил под его мерку представлений о "настоящем" хлеборезе, с которым можно иметь дело. Поэтому о нужном мне позарез хлебе разговаривать с ним было бесполезно. Впору было следить за ним, чтобы не обвесил...

Хлеб воровали на пекарне. Воровали в пути, те, кто нес его в мешках в лагерь. Воровали оба мои помощника в хлеборезке, пока разделывали на пайки...

Отчаянные воровали прямо из-под ножа. Улучив момент, хватали хлеб через раздаточное окно прямо с весов, рискуя. Сгоряча я мог хватануть ножом, отрубить руку. Отнять уворованную пайку никогда не удавалось, я всегда опаздывал. За время, пока я выскакивал из хлеборезки и догонял укравшего, он ухитрялся проглотить пайку не разжевывая. Никакие угрозы, никакие уговоры не действовали. Голодный человек способен на все.

Я кричу: "Руку отрублю!" Мне на это отвечают: - "Ну и х... с ней, с рукой!.. Я есть хочу!.."

Так было до меня, и так будет после меня! Так будет всегда, пока существует штрафной лагерь "Глухарь", где волки и овцы согнаны в один общий загон, где царствует произвол, где торжеству-ет беззаконие и подлость!

Хлеборезку много раз пытались взломать... Сворачивали замки, подпиливали, подкапывали... Устраивали на меня покушения, чтобы завладеть ключами. Без двух ножей за голенищами сапог я не рисковал ходить даже в уборную, боясь неожиданного нападения.

Но не будь всего этого, ничего не изменилось бы... Хлеба не хватало!

А то дополнительное количество хлеба, полагающееся на "усушку и утруску", и наполовину не покрывало практических его потерь при транспортировке, расфасовке и прочих непредвиден-ных, но обязательных тратах.

И если даже хлеборез - человек честный (что маловероятно), не обманывает, не ловчит, не обвешивает полуголодных работяг, прилепляя "грузики" под чашку весов, как это практикует большинство,- хлеба не хватит! Дебет с кредитом не сойдется. Нужда в дополнительном хлебе останется.

Недавно мне довелось познакомиться с неким документом, из которого явствует, что современный лагерный хлеборез не только не озабочен хронической нехваткой хлеба, а, наоборот, чуть ли не ежедневно десятками килограммов сдает начальству лишний, сэкономленный. И вместо того, чтобы быть судимым за эти "художества", его же еще и представляют к условно-досрочному освобождению! Как инициатора движения: "Хлеба к обеду в меру бери, хлеб - драгоценность, его береги".

Вот этот документ:

"Сообщаю вам, что гражданин Н. Н. находится в учреждении №... под г. Ярославлем.

С первых же дней заключения показал себя человеком, осознавшим свою вину и благотворно действующим на окружающих его заключенных.

Является руководителем группы политинформаторов. Его сообщения всегда содержательны и интересны.

Гр-н Н. Н.- непременный участник всех концертов самодеятельности в качестве чтеца-конферансье.

На своей основной работе - хлебореза в столовой - явился инициатором движения: "Хлеба к обеду в меру бери, хлеб - драгоценность, его береги". За последний год сэкономлено ... кг хлеба.

Характеристика нужна для условно-досрочного освобождения.

Нач. учрежд. № ... (подпись)".

Бумага эта была прислана в адрес месткома театра. В ней предлагалось присоединиться к характеристике, данной учреждением № ... человеку, до заключения работавшему в театре администратором и осужденному за преступные махинации с антиквариатом и валютой.

Наличие прорезавшихся талантов "политинформатора" и "чтеца-конферансье", обнаружен-ных лагерным начальством в этом человеке, явилось для меня настолько удивительным и неправдоподобным, что не позволило с достаточной серьезностью и доверием отнестись к остальным положениям этого канцелярского творения и подписаться под характеристикой.

А уж пункт: хлеборез "явился инициатором движения..." - и вовсе из области шедевров последней страницы "Литературной газеты".

Конечно, времена изменились к лучшему, и лагеря уже, наверное, не те, что сорок лет назад, дай-то бог!.. Но вот формализм, щедрость и доброта начальства на характеристики, пахнущие откровенной "липой", никуда, видно, не делись, цветут по-прежнему.

Мой знакомый хлеборез из "политинформаторов", не отсидев положенного срока, с помощью друзей и добренького на характеристики лагерного начальства, условно-досрочно освобожден, по-прежнему живет в Москве и благополучно администрирует в одном из областных театров. Не будет ничего удивительного, если скоро снова окажется в академическом театре,- с такой характеристикой впору в партии восстанавливаться.

Не знаю, удалось ли бы мне избежать участи большинства хлеборезов встать на путь обмана, заделаться в конце концов жуликом,- если бы не случайность... Счастливый случай, давший возможность иметь лишний хлеб и тем самым сдержать данную себе клятву никого ни на грамм не обвешивать.

В хлебе под верхней коркой обнаружилась крыса... Распластанная по всей буханке, запеченная крыса, размером с сиамскую кошку.

Радости моей не было предела. Ура!.. О такой удаче я и не мечтал... Выход найден!

Перво-наперво, в присутствии Габдракипова и коменданта, был составлен соответствующий акт, после чего, запихнув буханку с "кошкой" в мешок, я помчался на пекарню.

Мордатый был в своем закутке на пекарне один. Я вытащил из мешка буханку, сунул ему под нос и приподнял верхнюю корку...

- Смотри сюда, падла! - сказал я ему.- Этот "пушной зверь" продается. Условия божеские: двадцать килограмм хлеба ежедневно, в течение месяца. Понял?.. Если устраивает - забирай "зверя", он твой! Если нет - несу эту "кулебяку" Лебедеву! Он с тебя, сука, шкуру сдерет. Ну?.. Решай! Быстро!

В течение нескольких минут "сиамская крыса" была продана. Мордатый даже не торговался. Он понимал, чем это грозит ему, окажись крыса у Лебедева.

Ситуация с хлебом рассосалась, по крайней мере на целый месяц.