Роберт Стивенсон - Клуб самоубийц. Черная стрела (сборник)

– Все-таки было бы лучше, – пробурчал, отсмеявшись, бродяга, – если бы сейчас было лето и светлый день, чтобы я мог свое отражение в пруду увидеть. У сэра Дэниэла меня многие знают, и, если нас вдруг раскусят, для вас, братец, у них найдутся слова, а мне – болтаться на веревке, не успею я и «Отче наш» прочитать.

И с этими словами они пошли по дороге в Шорби, которая на этом отрезке тянулась вдоль лесных опушек, время от времени отклоняясь в сторону и проходя мимо маленьких ферм и бедных домов.

Внезапно Лоулэсс остановился рядом с одним из них.

– Брат Мартин, – произнес он каким-то неузнаваемым голосом с интонацией, полностью соответствующей его монашескому облачению, – давай зайдем и попросим у этих несчастных грешников подаяние. Pax vobiscum![19] – негромко добавил он, а потом сказал своим обычным голосом: – Этого я и боялся: отвык я жалостливо блеять по-монашьи. Добрый мастер Шелтон, вы должны позволить мне потренироваться на этих крестьянах, прежде чем я, рискуя своей жирной шеей, сунусь к сэру Дэниэлу. Но смотрите, как выгодно быть мастером на все руки! Если б я не был моряком, вы бы вместе с «Доброй Надеждой» пошли на дно. Если б я не был вором, я бы не смог вам такую красоту на лице нарисовать. Ну а если бы я не был монахом, если бы мне в свое время не доводилось петь в хоре да объедаться за братским столом, я бы не смог носить эту маскировку и первая же собака разнюхала бы в нас обманщиков.

Говорил он это, уже когда подошел к фермерскому дому. Поднявшись на носки, он заглянул в окно.

– Нам везет! – воскликнул он. – Здесь мы испытаем наш маскарад, а заодно и пошутим над братом Кэппером.

Он открыл дверь и вошел в дом.

За деревянным столом сидели трое бродяг из их же братства и с жадностью ели. Их ножи были воткнуты в стол перед ними, а настороженные мрачные взгляды исподлобья, которые они бросали на остальных, кто был в помещении, говорили о том, что находятся они здесь скорее на положении захватчиков, чем друзей. Появление двух монахов, которые со смиренным выражением вошли на фермерскую кухню, явно не вызвало у них радости, скорее даже наоборот, и один из них, а именно сам Джон Кэппер, который, похоже, был у них за главного, тут же велел им убираться.

– Попрошайки нам здесь не нужны! – воскликнул он.

Но один из его товарищей, хоть он тоже не узнал Дика и Лоулэсса, был настроен более дружелюбно.

– Не говори так, – вскликнул он. – Сейчас сила на нашей стороне и мы сами берем то, что хотим, а они слабы и просят, но в судный день они будут выше, а мы ниже. Не обращайте на него внимания, отец мой. Проходите, садитесь, выпейте из моей чарки и благословите меня.

– Вы – легкомысленные нечестивцы! – загремел монах. – Души ваши полны плотских желаний. Святые не позволят мне пить с такими людьми! Но из сострадания, которое я питаю ко всем грешникам, я оставлю вам благословенную реликвию, которую во имя спасения душ своих вам надлежит беречь и целовать каждый день.

Разговаривал Лоулэсс голосом сурового проповедника, но после этих слов он достал из-под рясы черную стрелу, бросил ее на стол перед оторопевшими разбойниками, в тот же миг развернулся, вышел из дома и, подхватив под руку Дика, скрылся за пеленой падающего снега, прежде чем те успели опомниться или пошевелить пальцем.

– Итак, мастер Шелтон, – сказал он, – маскарад прошел проверку. Теперь мне ничего не страшно. Я готов следовать за вами хоть на край белого света.

– Хорошо! – ответил Ричард. – Мне уже не терпится заняться делом. В Шорби!

Глава вторая

В доме врага моего

В Шорби сэр Дэниэл жил в высоком, просторном оштукатуренном доме с резными наличниками и покатой соломенной крышей. За ним простирался сад с множеством фруктовых деревьев, аллей и беседок, оплетенных густой зеленью, и тянулся он до колокольни монастырской церкви.

При надобности дом этот мог вместить свиту и более важного лица, чем сэр Дэниэл, но и при нем в доме царила суета. Во дворе громыхало оружие и лошадиные подковы; кухни гудели, как ульи; из зала неслось пение менестрелей, слышались звуки музыки и восклицания акробатов. Сэр Дэниэл своей расточительностью, веселостью и любезностью соперничал с лордом Шорби и превосходил лорда Райзингэма.

Здесь были рады всем гостям. Менестрели, акробаты, игроки в шахматы, продавцы священных реликвий, целебных снадобий, ароматных жидкостей и талисманов, бродячие проповедники, монахи и пилигримы – все находили здесь приют. Они ели за одними столами со слугами и спали на просторных чердаках или на голом полу в обеденном зале.

На следующий после крушения «Доброй Надежды» день кладовые, кухни, конюшни, крытые сараи, размещавшиеся по обеим сторонам двора, были переполнены расслабленными людьми. Часть их принадлежала дому сэра Дэниэла и носила ливреи его цветов, красного и синего, остальные были проходимцами всех мастей, которых привела в этот город алчность и которых рыцарь принимал у себя частично по политическим соображениям, частично потому, что так в те времена было принято.

Снег, безостановочно сыпавшийся с неба, крепкий мороз и приближение вечера загнали их всех под крышу.

Вино, эль и деньги – всего здесь было в избытке. Многие, устроившись на сене в амбаре, играли в карты или другие азартные игры, немало было и таких, кто еще не протрезвел после полуденного приема пищи. Человеку современному все это могло бы напомнить разграбление города, но, на взгляд современников, это обиталище ничем не отличалось от других богатых и благородных домов в праздничные дни.

Двое монахов – один молодой, другой старый – прибыли поздно и теперь грелись у огня в углу сарая. Окружала их самая разношерстная компания: жонглеры, шуты и солдаты. С последними старший из этой пары вскоре и завел оживленный разговор. Шутки его вызывали столь громогласные взрывы хохота, было в его речах так много простонародной мудрости и остроумия, что очень скоро их окружила толпа.

Младший из монахов, в котором читатель уже узнал Дика Шелтона, напротив, держался замкнуто и постепенно переместился в сторону. Он внимательно ко всему прислушивался, но сам рта почти не открывал, и по его угрюмому выражению лица можно было судить, что до шуток его спутника ему не было дела.

Наконец его взгляд, который не знал покоя и следил за всеми дверьми, упал на небольшую процессию, которая вошла через главные ворота и наискось пересекла весь двор. Первыми шли две дамы, укутанные в густые меха, за ними следовало несколько служанок и четыре рослых воина. В следующий миг они скрылись в доме. Дик, проскользнув сквозь толпу бездельников, сразу устремился за ними.

«Та, которая выше ростом, это леди Брэкли, – подумал он. – Значит, и Джоанна недалеко».

За дверью телохранители остановились, а дамы стали подниматься по лестнице из полированного дуба, сопровождаемые лишь двумя служанками. Дик не отставал. Время было позднее, близился закат, и в доме уже начала сгущаться тьма. На лестничной площадке факелы пылали в железных оправах, в длинных, увешанных гобеленами коридорах у каждой двери горел светильник. И если дверь была открыта, Дик видел стены, оббитые шпалерами, пол, устланный коврами и поблескивающий в свете камина.

Было пройдено два этажа, и на каждой площадке младшая из двух женщин оборачивалась и внимательно всматривалась в монаха. Он же посмотрел на нее лишь однажды, и теперь, опустив взор, скромно, как и подобало человеку его положения, следовал за ними, не догадываясь, что привлек ее внимание. На третьем этаже дамы разошлись: младшая продолжила подъем в одиночестве, а старшая в сопровождении служанок свернула направо.

Дик быстро взбежал на площадку и стал из-за угла наблюдать за тремя женщинами. Не поворачивая головы, они проследовали в глубь коридора.

«Как удачно, – подумал Дик. – Если узнаю, в какой комнате живет миледи Брэкли, я без труда смогу разыскать и госпожу Хэтч».

В этот миг чья-то рука легла ему на плечо. Он, едва сдержав крик, отскочил в сторону и схватил нападавшего. К его удивлению, человеком, которого он так грубо схватил, оказалась невысокая юная леди в меховых одеждах. Та же в свою очередь невыразимо изумилась, испугалась и задрожала всем телом, оказавшись в его руках.

– Сударыня, – смущенно пробормотал он, отпуская ее. – Тысячу раз прошу извинений, но у меня нет глаз на затылке, и, клянусь Небом, я не мог знать, что вы окажетесь девушкой.

Та же продолжала смотреть на него широко раскрытыми глазами, но страх в них сменился удивлением, а за удивлением последовала подозрительность. Дик, от которого не укрылась эта перемена, впервые подумал о том, какая опасность может грозить ему во вражеском доме.

– Прекрасная девушка, – промолвил он, всем видом изображая беззаботность, – позвольте мне поцеловать вашу руку в знак того, что вы простили меня, и я пойду с миром.

– Странный вы монах, молодой сэр, – сказала на это девушка, пристально и уже безо всякого страха всматриваясь в его лицо. – Когда изумление мое немного прошло, я начинаю слышать в каждом вашем слове мирянина. Что вы здесь делаете? Зачем вы переоделись в костюм монаха? Это ведь святотатство! Вы здесь с миром или с войной? И для чего вы, как вор, шпионили за леди Брэкли?