Русское кудесничество и чародейство - Иван Петрович Сахаров

Молебен, теперь служимый в доме для избавления его от козней домового (уже злого духа), первоначально не был для него страшен, пока он сохранялся в более чистом виде духа, оберегателя домашнего очага; переживанием этого взгляда на домового осталось поверье о том, что домовой во время молебна сидит на припечке и спокойно смотрит на семейное торжество; те же самые люди, разделяющие такое поверье, могут при случае обратиться к молебну как к средству против домового.

Мы знаем, что домового можно увидеть через хомут. И на это поверье наслаивается новая черта: сила хомута, от которой домовой не может укрыться, заключается, по объяснению народа, не в нем самом, а в подобии креста, образуемом двумя торчащими по сторонам хомута гужами. (Такое поверье мною было выше приведено; существует в Тульской губ.)

В кругу таких представлений домовой изменил частью и свой внешний вид. Он, как дух, имеющий столь близкую связь с семьей, является чаще в виде хозяина как живого, так и умершего, даже с его голосом и привычками. И тот же самый домовой может встретиться уже в образе черта с хвостом и рогами[75].

Из одной местности сообщается, что «домовой креста и молитвы боится, но не в такой степени, как нечистая сила». Действительно, будучи гораздо древнее креста на Руси, он сначала не мог иметь к нему никакого отношения. С течением времени утрата домовым оригинальных черт и постепенное приобретение им облика нечистой силы породило двойственность представлений о нем.

О домовом у нас имеется сравнительно гораздо больше материала, чем о других духах; поэтому и влияние веры в нечистую силу на верования в древних духов яснее можно видеть на типе домового. Сведения о лесных и еще более о водяных духах как-то бледны и отрывочны; они не рисуют с достаточной полнотой современных верований в этих духов и тем менее дают возможности отметить изменение их типов. А что и они теперь нередко представляются нечистой силой, это видно из их боязни креста и молитвы.

Что касается колдовства, то так как его представители, колдуны и ведьмы, являются лишь враждебными человеку, то они без всякого колебания признаются противниками божественной, благодетельной для человека силы. Вот почему вера в колдунов в том виде, как она сейчас существует, находится в неразрывной связи с верой в нечистую силу; но на ней основаны действия колдунов и ведьм, в частности их вид и самое их происхождение: припомним их хвосты, помощь им со стороны злых духов, их боязнь молитв (например, приведенный выше случай «отчитывания» священником заломов), продажу души дьяволу и проч., а также и то обстоятельство, что неосвященное браком рождение детей может повести к появлению колдуна или ведьмы, этих «сосудов дьявольских», в известном колене. Такова связь веры в колдовство с верой в нечистую силу, хотя несомненно, что колдуны и ведьмы существовали гораздо раньше той эпохи, когда могли быть названы «диавольскими сосудами».

П. Дилакторский

Из преданий и легенд Кадниковского уезда Вологодской губернии[76]

<…>

2. Был на земле только Бог и дьявол. Бог сотворил человека – и дьявол попробовал сотворить, но сотворил не человека, а черта, и как он ни старался, ни трудился, все же не мог сотворить человека, все у него выходили черти. Бог увидел, что дьявол уже сотворил нескольких чертей, рассердился на дьявола и велел Архангелу Гавриилу (старшему из всех ангелов) свергнуть их (сатану и всю нечистую силу) с неба. Гавриил свергнул. Кто упал в лес – стал леший, кто в воду – водяной, кто на дом, «кормилец».

(Двиницкая волость).

А. Колчин

Верования крестьян Тульской губернии[77]

<…> Духи

1. Лешие

Лешие живут в лесах с женами, детьми, отцами и матерями. У них есть для каждой семьи свое особое жилище и в особом лесу. Жилища свои они строго оберегают и для этого держат собак. Водится также у них свой скот. Все лешие повинуются своему атаману, самому старшему из леших. Он их посылает повсюду, где только ему захочется людей посмущать. В полночь лешие со своим атаманом выходят поиграть. Некоторые мужики и бабы видали, как они играют. Атаман выбирает самое толстое и высокое дерево в лесу, велит его лешим нагнуть вершиной к земле и отдает приказание вешаться им на ветвях его вниз головой, по очереди. Тогда у них идет работа бойкая и живая, – каждый работает весело и увертливо, так что атаману становится любо и он хвалит их за ловкость. Проходит полночь, петухи пропели в первый раз. Атаман велит им кончить потеху и разогнуть дерево. Лешие мигом разгибают дерево и бегут вместе с атаманом в ближайший вершок. Там у них поднимается крик, шум, гам и продолжается до вторых петухов. После вторых петухов все стихает и лешие разбегаются (Кукуевка).

Видом леший похож на человека, только черный собой, покрыт шерстью, с крыльями и хвостом. Скидывается он поводырем, ямщиком, собакой, кошкой, козлом и т. п. Леших видали многие, а особенно колдуны. Один старухинский старик хорошо его видел около Протасовского барского леса, когда раз шел туда дрова воровать.

«Он (леший) ехал на тройке добрых коней за водой, с большущей бочкой. Сидит он на бочке и правит лошадьми, а сам на вид средних лет, из себя мужчина плотный, весь покрыт черной блестящей шерстью. Шерсть на нем вся завита кудрями, и голова тоже кудрявенькая, с небольшими загнутыми витком рожками, не больше мизинца, ноги в копытах. Глядит он ласково, мягко, как добрая черная собака. – «Куда, мужичок, идешь? в лес?» – спрашивает леший. «Да, – отвечал я ему». «Видишь моих лошадей? – говорит он. – В корню – это приказчик Шереметьевский, а левый пристяжной – ваш бурмистр Евстрат. В барщину они мало работали, так вот теперь у меня пусть повозят воду, поработают». А я этак и говорю: «Господи боже!» Вдруг все сгинуло. Так я и не узнал правой пристяжной».

В каждом лесу живет по лешему, а главный над ними, лесной царь, живет под землей, в аду, где прикован на цепях, которые и грызет. Он бы их уже давно перегрыз, если бы они снова не спаивались. Спаиваются кольца цепи, когда поют: «Иже херувимы».

Лешие сбивают путников с дороги. – Один путник заблудился в лесу. Его нагоняет кто-то на тройке и кричит: «Эй, приятель, садись!» Путник сел, и кони мчали так быстро,