Таинственный ключ и другие мистические истории - Луиза Мэй Олкотт

поднял бронзовую вазочку, чтобы забрать записку. Но записка пропала!

Глава III

Чьих рук дело?

«Кто ее перехватил?» Этим вопросом Трехерн терзался всю бессонную ночь. Под подозрением у него были трое. Именно эти люди приближались к камину после того, как Эдит Сноудон спрятала записку. Трехерн не сводил с вазочки глаз, пока гости не начали желать друг другу спокойной ночи и на несколько мгновений возле камина не образовалось маленькое столпотворение. Тогда-то записку и могли похитить либо майор, либо Фрэнк Эннон, либо тетушка. Своего кузена Морис исключил сразу – с тех пор как однажды Джаспер опрокинул этажерку с дорогими безделушками, чем крайне расстроил матушку и сестру, он не прикасался в гостиной ни к вазам, ни к статуэткам, ни к прочим предметам интерьера. Майор же определенно о чем-то догадывался, Эннон – ревновал, а тетушка была бы рада любому предлогу, который посеял бы разлад между дочерью и племянником. Полагаясь на свое умение читать по лицам, Трехерн нетерпеливо ждал утра, решив никому ничего не говорить, кроме самой миссис Сноудон, да и у той лишь узнать содержание записки.

Обыкновенно Трехерн оставался у себя в комнатах до обеда, а то и до ужина. Вот и теперь он, опасаясь вызвать подозрения нехарактерной для себя активностью, выехал к гостям только в полдень. Как раз вскрыли пакет с почтой, и каждый был занят своими письмами. Впрочем, когда появился Морис, все подняли взгляды, чтобы его приветствовать, а Октавия даже обернулась, послушная порыву. Правда, она тотчас опомнилась и спрятала вспыхнувшее личико за газетой. Ничто не ускользнуло от пытливого взгляда, а то обстоятельство, что нынче почта доставлена с опозданием, Трехерн использовал как предлог дознаться, кто же похитил записку.

– Так-так! Почту получили все, кроме меня. А ведь я ждал письма еще вчера вечером. Майор, посмотрите, не завалялось ли мое письмо среди ваших?

Трехерн всегда фиксировал пронизывающий взгляд на том, к кому обращался. Без единого вздоха, без намека на смущение майор перелистал свои письма и отвечал самым непринужденным тоном:

– Ваше письмо не обнаружено. Сочувствую. Лично меня ничто так не раздражает, как задержка корреспонденции.

«Майор ни при чем», – понял Трехерн. Он обернулся к Эннону, погруженному в длинное послание некоего сердечного друга, который, судя по лицу читающего, явно имел особый талант излагать новости.

– Эннон, обращаюсь к вам, поскольку обязан выяснить, кто похитил мое письмо.

– У меня всего одно. Прочтите, если вам угодно, и успокойтесь, – бросил Эннон.

– Нет, благодарю. Я просто пошутил. Наверняка оно у тетушки. Наши с Джаспером письма вечно путают, а тетушка следит, чтобы ее сын получал всю адресованную ему почту. Итак, тетушка, не у вас ли мое письмо?

Леди Трехерн раздраженно нахмурилась.

– Дорогой мой Морис, сколько шума из-за какого-то письма! Никто из нас его не прячет, и не надо сваливать на наши головы забывчивость твоего корреспондента и безалаберность почтовых служащих.

«Тетка точно не брала письма, – подумал Трехерн. – Когда она хочет расстроить мои планы, она безукоризненно вежлива». Он извинился за грубость и направил каталку в свой любимый залитый солнцем эркер, где углубился в чтение свежего журнала. Миссис Сноудон вскрывала для мужа письма; покончив с этим нетрудным занятием, она проследовала в библиотеку – как бы за книгой. Действительно, вскоре она появилась с каким-то томиком, подошла к Трехерну и, протянув ему книгу, сказала звучно и отчетливо:

– Окажите любезность, найдите для меня пассаж, на который вы ссылались вчера вечером. Мне не терпится прочесть его.

Живо разгадав ее стратагему, Трехерн раскрыл томик с нарочитой небрежностью, выхватил записочку, что таилась между страниц, наугад указал пассаж, вернул книгу и вновь занялся журналом. Защищенный его обложкой, Морис развернул и прочел послание:

«Все понимаю, однако не беспокойтесь, вчера я написала только “Нужно увидеться наедине, скажите, где и когда”. Не бог весть сколько информации для соглядатая, которого я вычислю прежде, чем мы сядем ужинать. Следите за мной: первый, с кем я заговорю, когда мы соберемся здесь вечером, и будет похититель. Берегитесь его».

Трехерн бросил записку в камин вместе с бумагой, которой был обернут журнал, и отвлек мысли от вчерашнего происшествия. Пускай миссис Сноудон, если ей так хочется, поиграет в сыщика, а у него другие дела.

Был ясный, солнечный декабрьский день. Молодежь собралась на конную прогулку, генерал и майор нежились на террасе, а леди Трехерн вдруг сказала своему племяннику:

– Хочу проехаться в коляске, запряженной пони. Составишь мне компанию, Морис?

– С удовольствием, – отвечал молодой человек, отлично понимая, зачем его позвали.

Миледи была непривычно молчалива и мрачна, однако явно настраивалась на необходимый, пусть и тяжелый разговор. Морис заметил это и прервал неловкую паузу прямым вопросом по теме, которая волновала их обоих:

– Полагаю, вы хотите мне что-то сказать насчет Октавии; я угадал, тетушка?

– Да.

– В таком случае не утруждайте себя, я начну сам. Я докажу вам свою порядочность, открыв положение дел – настолько, насколько оно мне известно. Итак, я нежно люблю Октавию, но я не безумец, чтобы признаться ей в чувствах. Наш союз невозможен, я не питаю надежд. Верьте мне: я буду молчать, а если вам угодно, чтобы она вышла за Эннона, я и это приму без единой жалобы. Октавия ведет себя иначе. Очевидно, вы уже говорили с нею, и мой маленький друг, моя сиделка больше мне не принадлежит. Наверное, вы поступили мудро. Хотя, если это сделано из-за опасений на мой счет, ваши усилия напрасны – все свершилось, я влюблен и буду любить кузину до конца своих дней. Если же вы старались ради Октавии, я запечатаю свои уста и скорее уеду, нежели стану причиной ее страданий.

– А ты не лукавишь, Морис?

Леди Трехерн смотрела теперь с новым выражением, ее лицо смягчилось.

– Нет, не лукавлю, тетушка! – воскликнул Морис. – Можете испытать меня, если вам угодно. Я не дурной человек, и я хочу стать лучше. С тех пор, как со мной случилось несчастье, у меня было достаточно времени изучить многое – и себя самого в том числе. Да, я не идеален, но я лелею надежду сохранить свою душу честной и правдивой, пусть даже тело мое искалечено. И это не просто слова. Несмотря на искушение, я считаю, что смогу сдержаться, если вы не откажете мне в доверии.

– Милый мой мальчик, я тебе верю и благодарю тебя за откровенность. Я помню, что жизнью Джаспера обязана тебе, и даже не надеюсь когда-либо вполне выплатить этот долг. Не забывай об этом, когда