Джером Джером - Мальвина Бретонская

Он опять упомянул, что не задержится дольше, чем в том будет нужда. В повторении не было необходимости. Она в этом не сомневалась.

Уэймут со своими купальными кабинками и газгольдером растаял вдали. Когда они пролетали над лесом Нью-Форест,54 то поохотиться выехал король Руфус,55 а взглянув вниз на равнину Солсбери, они увидели машущих руками эльфов и заливающихся смехом фей. Позже они услыхали звон наковальни, говоривший о близости пещеры Вейланда-кузнеца;56 а потом аккуратненько спланировали без единого толчка и дребезга к самым воротам сада кузена Кристофера.

Где-то посреди холмов насвистывал мальчишка-подпасок, а в долине только что впряг свою упряжку пахарь ; но деревню скрывали от них изгибы холмов, и в поле зрения не было ни единой живой души. Он помог Мальвине выйти и, оставив сидеть на упавшем суку под грецким орехом, осторожно прошел к дому. В саду он застал маленькую горничную. Та выбежала из дома, услыхав звук пропеллера, и теперь таращила глаза на небо, так что и не видела его, пока он не положил руку ей на плечо, а тогда, к счастью, до того перепугалась, что не закричала. Он дал торопливые указания. Ей нужно постучать в дверь к профессору и сказать, что здесь его кузен - командир Рафлтон, - и не спустится ли профессор тотчас же сюда в сад один? Командиру Рафлтону не хотелось бы заходить в дом. Не выйдет ли профессор тотчас же и не поговорит ли с командиром Рафлтоном в саду?

Она ушла назад в дом, повторяя все это про себя, немного испуганная.

- Господи Боже мой! - проговорил из-под одеял кузен Кристофер. - Он не ранен?

Маленькая горничная сквозь приоткрытую дверь выразила мнение, что нет. По крайней мере, с виду не похоже. Но не будет ли профессор так любезен выйти тотчас же? Командир Рафлтон ожидает его - в саду.

И вот кузен Кристофер - в спальных тапочках, без носков, в горчичного цвета халате и черной ермолке на голове: ни дать ни взять добрый волшебник из сказки, - торопливой рысцой просеменил вниз по лестнице, а затем через сад, бормоча что-то про «безрассудство и мальчишество» и что он «так и знал, что это случится»; и с большим облегчением увидел идущего ему навстречу юного Артура Рафлтона - по всей видимости, в добром как духе, так и здравии. А тогда стал недоумевать: какого же черта его всполошили из постели в шесть утра, ежели ничего не случилось.

Но что-то явно случилось. Прежде чем заговорить, Артур Рафлтон осторожно осмотрелся с видом, наводившим на мысль о тайне, если не о преступлении; и, все так же не говоря ни слова, взяв кузена Кристофера под руку, повел его в дальний конец сада. И там, на упавшем суку под грецким орехом, кузен Кристофер увидел плащ цвета хаки, в котором на вид ничего не было, но который при их приближении поднялся.

Но не очень высоко. К ним была обращена спина плаща. Воротник стоял против линии горизонта. Но головы не было. Встав, плащ развернулся, и кузен Кристофер увидел выглядывающее из его складок лицо ребенка. Потом, присмотревшись, увидел, что это не ребенок. А потом сам не мог понять, кто это; так что, внезапно остановившись перед плащом, кузен Кристофер уставился круглыми, широко раскрытыми глазами сначала на лицо, а затем на командира авиазвена Рафлтона.

Обратился командир авиазвена Рафлтон к Мальвине.

- Познакомься, - сказал он, - профессор Литлчерри - мой кузен Кристофер, о котором я тебе рассказывал.

Профессора Мальвина явно посчитала лицом значительным. Она, очевидно, намеревалась сделать реверанс - действие, которое, затрудняясь волочащимися ярдами цепляющейся за нее защитной ткани, могло оказаться - промелькнуло в голове у профессора - не только трудным, но и опасным.

- Позвольте, - сказал профессор.

В мыслях у него было помочь Мальвине снять с себя плащ командира Рафлтона, и Мальвина готовилась посодействовать ему в этом. Командир Рафлтон подоспел вовремя.

- Не думаю, - сказал командир Рафлтон. - Если ты не возражаешь, то я считаю, что лучше предоставить это миссис Малдун.

Профессор отпустил плащ. Мальвина казалась слегка разочарованной. Предположительно, она не без основания расчитывала произвести лучшее впечатление без него. Но принимать с улыбкой все меры, направленные ей во благо, было, по-видимому, одной из ее чар.

- Быть может, - предложил командир Рафлтон Мальвине, перезастегивая несколько самых важных пуговиц, - если ты не против объяснить про себя моему кузену Кристоферу без экивоков: кто ты такая и как тебя зовут, - то ты бы сделала это намного лучше, чем я. (Про себя командир Рафлтон подумал: «Если милому чудаку расскажу обо всем я, то он решит, что я его разыгрываю. У нее это получится совсем иначе.») Ты ведь не против?

У Мальвины не было ни малейших возражений. Она довершила реверанс, или вернее, выглядело так, словно реверанс сделал плащ - причем довольно грациозно и с достоинством, какого от него не ожидалось.

- Я фея Мальвина, - разъяснила она профессору. - Вы, возможно, слышали обо мне. Я была фавориткой у Гарбундии - королевы Белых Дам Бретани. Но это было давно.

Добрый волшебник смотрел на нее в упор парой круглых глаз, в которых, несмотря на изумление, было написано дружелюбие и понимание. Возможно, это и побудило Мальвину завершить признание в своей печальной и краткой истории.

- Это было, когда Ирландией правил король Херемон, - продолжала она. - Я совершила один очень глупый и злой проступок и была наказана за него изгнанием из общества своих соплеменников. С той поры… - Плащ сделал миниатюрнейший из жалких жестов. - … я странствую одна.

Им обоим это должно было показаться просто смехотворным: сказать такое на земле Англии в одна тысяча девятьсот четырнадцатом году смышленному молодому офицеру инженерных войск и пожилому оксфордскому профессору. По ту сторону дороги отворял двери в гараж работник доктора; через деревню с шумом громыхала телега с молоком, слегка припаздывая к лондонскому поезду; через сад долетел слабый запах яичницы с беконом, впитав по пути аромат лаванды и гвоздик. У командира Рафлтона могла быть уважительная причина. По ходу повествования делались попытки прояснить этот момент. Но профессор! Он должен был либо разразиться гомерическим хохотом, либо укоризненно покачать головой и предостеречь ее о том, куда попадают маленькие девочки, которые так поступают.

Вместо этого он перевел пристальный взгляд с командира Рафлтона на Мальвину, а с Мальвины обратно на командира Рафлтона, и глаза у него стали до того изумительно круглыми, словно их нарисовали циркулем.

- Благослови господь мою душу! - сказал профессор. - Так ведь это же совершенно необычайно!

- Был такой король - Херемон Ирландский? - поинтересовался командир Рафлтон. Профессор слыл известным авторитетом по этим вопросам.

- Был, конечно, король Херемон Ирландский, - ответил профессор довольно запальчиво, как если бы командиру вздумалось узнать: а был ли на свете Юлий Цезарь или Наполеон? - Была и королева Гарбундия. О Мальвине всегда говорится в связи с ней.

- Что она натворила? - полюбопытствовал командир Рафлтон.

Оба, казалось, забыли о присутствии Мальвины.

- Сейчас не помню, - признался профессор. - Нужно посмотреть. Что-то, если я верно припоминаю, связанное с дочерью короля Данкрата.57 Основатель норманской династии.58 Вильгельм-Завоеватель59 да вся эта компания. Боже всемилостивый!

- Ты не станешь возражать, если она погостит у тебя немного, покуда я все не улажу, - предложил командир Рафлтон. - Я бы был ужасно обязан, если б ты согласился.

Каким бы мог стать ответ профессора, будь ему предоставлена возможность воспользоваться тем запасом ума, каким он обладал, сказать невозможно. Конечно, он был заинтересован - взволнован, если хотите. Фольклор, легенды, обычаи - это были увлечения всей его жизни. Кроме всего прочего - вот он, по крайней мере, родственный дух. Знала, похоже, то да другое. Где она об этом разузнала? Уж нет ли каких-то источников, не известных профессору?

Но взять ее к себе! Поселить в единственной свободной спальне. Представить (как кого?) обществу английской деревни. Новым людям из «Мэнор-Хауса».60 Члену парламента с невинной молоденькой женой, что поселились на лето у викария.61 Доусону (r.a.)62 и Калторпам!

Профессор мог бы, сочти он это сто'ящим своих хлопот, найти какую-нибудь почтенную французскую семью и поселить ее там. Был один человек, которого он уже много лет знал по Оксфорду, - столяр-краснодеревщик; жена - предостойнейшая женщина. Сам он мог бы время от времени ходить туда с блокнотом в кармане и расспрашивать ее.

Предоставленный самому себе, он мог бы поступить, как здраво и рационально мыслящий гражданин; а быть может, и нет. Имеются данные в поддержку и последней возможности. Вопрос не однозначен. Но что касается этого отдельно взятого случая в его карьере, вина с него должна быть полностью снята. Решение было выхвачено у него из рук.