Сомерсет Моэм - Жиголо и жиголетта

- Да, верно. Месяцев на шесть хватит. А потом будем голодать. Сначала позакладываем всякую мелочь, а потом пойдет и одежда, как в тот раз. А потом танцы по захудалым пивным за бесплатный ужин и пятьдесят франков в ночь. Целые недели без работы. И марафон - всякий раз, как его объявят. Да и долго ли публика будет интересоваться ими?

- Я знаю, Сид, ты думаешь, что с моей стороны это безрассудство.

Теперь он повернулся, поглядел на нее. У нее в глазах стояли слезы. Он улыбнулся ей своей неотразимой, ласковой улыбкой.

- Нет, детка, не думаю. Я хочу, чтоб тебе было хорошо. Ведь, кроме тебя, у меня никого нет. Я тебя люблю.

Он обнял ее и прижал к себе. Он слышал, как бьется у нее сердце. Раз Стелла так к этому относится, значит ничего не поделаешь. Ведь правда, вдруг она разобьется насмерть? Нет, нет, пусть лучше она все бросит, и к чертям эти деньги.

Она слегка пошевелилась.

- Ты что, девочка?

Она высвободилась и встала. Подошла к туалетному столику.

- Мне пора уже, наверно, готовиться к выходу.

Он вскочил.

- Ты сегодня не будешь прыгать.

- И сегодня и каждый день, покуда не убьюсь. Что же еще остается? Ты прав, Сид, я понимаю. Я не могу вернуться опять в эти вонючие номера в третьеразрядных отелях и чтоб опять нечего было есть. Ох, эти марафоны. И зачем ты только о них вспомнил? Целые дни движешься усталая, грязная, а потом все-таки приходится выйти из игры, потому что сил человеческих нет больше терпеть. Может быть, я и правда продержусь еще месяц, и тогда у нас будет довольно денег, чтобы ты успел подыскать что-нибудь.

- Нет, дорогая. Я так не могу. Бросим это. Как-нибудь устроимся. Мы с тобой и раньше голодали, можем и еще поголодать.

Она скинула с себя всю одежду и мгновение стояла в одних чулках, глядя в зеркало. Она безжалостно улыбнулась своему отражению.

- Нельзя обманывать ожидания публики, - со смешком сказала она.