Молодая жена - Ирина Александровна Велембовская

И она закрыла глаза. Марианна посидела несколько минут молча. Потом, оглянувшись на задремавшую хозяйку, взяла с шестка пустые ведра и, стараясь не загреметь, вышла в холодные сени.

Мороз с речки дохнул Марианне в лицо. Она остановилась и огляделась. На высоком белом берегу стоял дом с заколоченными окнами и высокой глухой калиткой. В доме никто не жил, ничей след не вел к этой калитке, и весь дом до окошек был погружен в снег.

Не без тайной боязни Марианна нагнулась к голубой проруби. Ей даже показалось, что из этого холодного глубокого окна кто-то поглядел на нее. И она на секунду зажмурилась.

– Это ты? – шепотом спросил Зорька. – Спишь?

Марианна сразу открыла глаза и села.

– Я нечаянно уснула… А где ты был так долго?

– В лесу. – От Зорьки пахло снегом и сеном.

А мать не просыпалась и не слышала, о чем они говорили. Во сне она то охала, то причитала, но понять нельзя было ни слова. Зорька и Марианна сидели друг возле друга уже в полных сумерках.

– Ты небось есть хочешь?

– Не очень…

– Тут у меня гостинцы тебе есть.

Зорька пошарил на полке и достал какой-то сверточек.

– Я на выборах старух развозил, так выделили мне шоколаду.

Мать опять горько охнула, будто кто-то пнул ее в больное место. Не просыпаясь, она села на постели и тут же опять повалилась, как куль.

– Не бойся, – тихо сказал Зорька, – это видится ей.

– Я не боюсь, – тоже шепотом отозвалась Марианна. И осторожно, как мышка, хрупнула твердой, сладкой конфетой. – Почему ты сам не кушаешь?

– На што они мне, – со спокойным равнодушием отозвался Зорька. – Я не маленький.

Он взял в свой горячий кулак Марианнины пальцы и ласково мял их, щупал.

– Что у тебя, костяшки побиты? – Он поднес ее пальцы к своему лицу, чтобы лучше рассмотреть. – Вот и ноготок черный.

– Это молотком. Я проволоку прямила.

Зорька заглядывал ей в лицо.

– Эх, красивая ты! Тебе бы не по железкам стукать, а где-нибудь в театре выступать!

Марианна подумала и сказала:

– Совсем я не такая красивая. Это ты красивый. У тебя глаза карие, а волосы светлые. Это ведь редко встречается.

Зорька был польщен. Но его удивил слишком пристальный взгляд Марианны.

– Ты чего так глядишь?

– Ничего, – смутившись, ответила она.

«Ведь он князь…» – думала она, невольно вспомнив слова Зорькиной матери: «До чего же красивый мужик был, Марьяна! Сразу я в его влюбилась по самое сердце…» И вопрошающе посмотрела на Зорьку: неужели он ничего не знает?..

С полминуты они сидели молча. Потом Зорькина рука полезла ей за спину. Другой рукой он придержал ее за дрогнувший подбородок и поцеловал прямо в рот.

– Я тебя не обману, не бойся. Не загораживайся!

Марианна в свои шестнадцать лет уже знала, что мальчишки, когда лезут целоваться, жмурят глаза, потому что им все-таки стыдно. А Зорька не жмурился, смотрел в упор и со взрослой серьезностью не выпускал Марианну из своих крепких рук.

Она все-таки отстранила его и попросила:

– Не надо.

– Пошто же не надо? Я ведь не нахально…

– Все равно. Зачем?

– Как зачем? Характер друг у дружки вызнаем, потом поженимся.

– Но ведь мы еще маленькие…

– Какие же мы маленькие? – почти сердито сказал Зорька. – Как работать, так мы им не маленькие.

С этим доводом нельзя было не согласиться. Но Марианна попробовала еще возразить:

– Можно ведь просто дружить. И вообще надо, чтобы Шурка сначала замуж вышла, а потом уж и я…

– Это та, конопатая? Да кто же ее возьмет? – с чисто мужской самоуверенностью заметил Зорька. – Долго ждать придется.

– Она очень хорошая! – горячо сказала Марианна. – Просто она считает, что теперь нет надежных мужчин: все или женаты или очень пьют…

– Я пить не стану, – твердо обещал Зорька. И добавил: – И вообще я… я ласковый. Пальцем никогда не трону.

И вдруг Марианна засмеялась. Зорька еще не успел обидеться, она ему объяснила:

– Я сейчас читаю одну книжку… Там купец уговаривал девушку выйти за него замуж. Он тоже сказал: «Я тебя пальцем не трону». А потом он ее бил…

Зорька ошеломленно молчал. Потом сказал сердито:

– Читаешь чего не надо. Раз я говорю – не трону, значит, не трону.

Марианна улыбнулась.

– Да не в том совсем дело! Просто мне смешно стало, что ты говоришь, как тот купец.

Зорька что-то хмуро соображал. Потом подвинулся опять поближе к Марианне.

– Ты дала бы и мне эту книжку почитать, – попросил он. – Про купца про этого…

Когда мать очнулась, они все еще сидели в темноте и оба тихо жевали. Мать поднялась на локте, и большие мерцающие ее глаза уставились на сына и девочку.

– Ты еще здесь? – спросила она Марианну и покачала головой. – Пошто же это ты домой не ушла? Непрошеный гость, знаешь…

Зорька крепко схватил Марианну за руку.

– Сиди! – сказал он властно. – Кто хозяин-то тут?!

4

Последняя метель разыгралась, когда март уже был на исходе. Снег был колкий, сердитый. Он иссек затвердевший наст, изноздрил его, придавил к земле. А когда проглянуло и заиграло солнце, все поползло, распустилось в тысячу мутных, пенных ручьев.

Но сорок морозных утренников продержались стойко. Там, где днем ворчала вода, утром над досуха вымороженными лужами хрустел лед. К маю высохло все, а на праздники так пригрело, что народ ходил по улицам во всем летнем и без шапок. Промытые окошки были отворены настежь, и оттуда вовсю пахло брагой и сдобной стряпней.

Шурка тоже напекла пирожков из сеяной муки. Обмазанные яйцом, они дотемна запеклись и надулись. Глядя на Шуркины хлопоты, Марианна невольно вспоминала, как всего в прошлом году, примерно в это же время, они с Шуркой ходили на ближнее колхозное поле подбирать ячменный колос, осыпавшийся после уборки. Колоски были мелкие, усатые, колкие. Жнейка вмяла их в глубокие колеи, смешала с грязью. Дома Шурка рассыпала мокрые колоски по горячей плите, потом вытащила во двор и принялась растирать между своими большими жесткими ладонями. Колкий, сухой ус сносило ветром, а зерна падали на расстеленную по земле Шуркину старую юбку. Потом она приволокла тяжелую ступку с пестом, и всю неделю у них на ужин была ячменная каша.

За этой кашей их тогда в первый раз и застал Марк, притащивший тяжелый, мокрый узел с солью. Шурка пригласила Марка к каше, и он остался доволен.

– Молоток баба! – похвалил он Шурку. – Мне бы такую!..

Эта похвала еще тогда, видимо, внушила Шурке какую-то смутную надежду. Но Марианна об