Беглец - Фёдор Фёдорович Тютчев

XXXI. В Сардарском саду

Оставшись одна, Лидия поднялась со ступеней террасы и медленным шагом пошла по крайней, погруженной в тень аллее, огибавшей весь сад.

Отойдя довольно далеко от дома, она вдруг услышала за стеной легкий шорох, – и одновременно с этим чья-то темная фигура проворно и мягко перескочила невысокую в этом месте ограду.

Лидия испуганно отшатнулась в тень кустов и замерла с тревожно бьющимся сердцем.

– Простите, пожалуйста, – раздался подле нее тихий знакомый голос, – я вас, кажется, испугал?

– Ах, это вы, Муртуз-ага, – обрадовалась девушка, – а я уже думала, не разбойник ли.

– Ну, разбойник сюда не посмеет пробраться; кругом дворца стража, и всякий, кто бы вздумал прошмыгнуть через ограду, был бы немедленно убит.

– А вот вы же перелезли и живы… – усмехнулась Лидия.

– Я – дело другое. Мой дом рядом с дворцом, я перескочил сюда из своего сада; за этим забором ведь моя земля.

– Ах, вот что! – произнесла девушка и замолкла. С минуту оба хранили молчание.

– Страшная ваша страна! – заговорила Лидия, как бы продолжая вслух прерванные мысли. – На каждом шагу убийства, жизнь человеческая нипочем, в каждом встречном можно предполагать убийцу. Я просто не понимаю, как можно жить в такой стране!

При последних словах молодой девушки неуловимая скорбная тень пробежала по лицу Муртуз-аги.

– Вы нас не любите… – уныло произнес он.

– Кого – нас? – прищурилась Лидия.

– Персиян.

– А вы персиянин? Полноте, Муртуз-ага, для чего мы будем морочить друг друга? Ведь вы же сами сознались мне, что вы не персиянин.

– А разве для вас не все равно, кто я такой? – горько усмехнулся Муртуз.

– Если хотите знать правду, не все равно! – горячо заговорила Лидия. – Узнав вас ближе, я убедилась, что вы человек не вполне обыкновенный, в вас есть нечто, возбуждающее симпатию. Вместе с тем я вполне ясно вижу, как вы глубоко несчастны. Не спорьте, вы несчастны и несчастны давно, наверно с того самого дня, как вы покинули вашу родину, по которой вы тоскуете, хотя тщательно скрываете это. Я не знаю причин, заставивших вас бежать в эту дикую страну, но мне почему-то кажется, что как бы эти причины ни были серьезны, они исключают для вас возможности вернуться к прежней жизни. Нет ли тут какого-нибудь рокового недоразумения, неосновательных опасений, которые могли бы рассеяться под влиянием дружеского участия… Из этого видите, что вопрос идет не о простом любопытстве.

– От всего сердца благодарю вас!.. – взволнованным голосом ответил Муртуз-ага. – Не умею сказать, как ценю я ваше участие ко мне… Да, вы правы, я глубоко, глубоко несчастен с того самого дня, когда очутился в роли безродного бродяги. Персия приютила меня, дала мне некоторое положение, дала богатство, но счастья не могла дать. Двадцать лет я не имел ни одной счастливой минуты и только сегодня, услыхав от вас слово участия, почувствовал, что невыразимо счастлив… первый раз в двадцать лет!.. К сожалению, вы ошибаетесь, предполагая, будто в моей судьбе играют роль какие-нибудь неосновательные опасения. На мое горе – я не заблуждаюсь, говоря о невозможности для меня вернуться на родину… Если бы мне угрожала только смерть, я бы, пожалуй, не испугался; бывают минуты, когда мне жизнь в тягость, и я охотно бы рискнул ею в надежде на удачный исход, но мне грозит нечто хуже смерти. Долгие годы заточения в далекой, ужасной стране, где солнце почти не светит, где ночь тянется убийственно долго, где три четверти года лежит глубокий, холодный снег, воют вьюги и волки, и в этой страшной, особенно для меня – южанина, стране я принужден буду влачить свое существование, окруженный ворами, убийцами, преступниками, под постоянным опасением подвергнуться побоям от руки озлобленных, беспощадных смотрителей, под угрозой занесенной над головою плети!..

Он закрыл глаза руками, и по всему его телу пробежала нервная дрожь.

– Но кто же вы такой, наконец? – с ужасом шепотом произнесла Лидия, в волнении наклоняясь к самому лицу Муртуз-аги. – Если, по вашему мнению, вам угрожает неминуемая каторга, то какое ужасное преступление совершено вами?

– Я – убийца… Я убил, зарезал своего доброжелателя, своего лучшего друга и вместе с тем начальника… Умоляю, не расспрашивайте больше! Я не могу, не могу ничего больше сказать… Прощайте!

Сказав это, Муртуз-ага торопливо направился к забору и с ловкостью кошки перепрыгнул его, исчез из глаз пораженной девушки.

XXXII. Тревоги

– Лидия, что с тобой? – с тревогой в голосе спрашивала Ольга Оскаровна сестру месяц спустя после их поездки в Суджу. – Тебя узнать нельзя, ты стала какая-то странная, задумчивая, нервная, раздражительная. Здорова ли ты, мой друг? Или тебе очень скучно у нас. Но ведь первое время тебе здесь нравилось.

– Ах, почем я знаю, – нетерпеливо тряхнула головой Лидия, – что со мной, вернее, что ничего; я здорова, а что у меня на душе – я сама не понимаю. Прошу только об одном – не обращать никакого внимания!

– Легко сказать, не обращать внимания, когда ты так страшно изменилась. Похудела, побледнела, можно подумать, что ты влюблена… Впрочем, Аркадий Владимирович не на шутку убежден в этом…

– В чем в этом? – резким тоном спросила Лидия. – В чем убежден Аркадий Владимирович?

– В том, что ты влюблена!

– Не в него ли?

– То-то и беда, что не в него, а в Муртуз-агу! Лидия стремительно вскочила со стула, на котором сидела. Лицо ее вспыхнуло.

– Ваш Аркадий Владимирович дурак! – гневно сверкнув глазами, крикнула она и даже ногой притопнула от негодования. – Передайте ему, чтобы он больше не смел мне на глаза показываться, довольно нагляделась я на его пошлую физиономию, больше не желаю! Так и передайте!

– Лидия, опомнись, что с тобой? – всплеснула руками Ольга. – Ты сумасшедшая, право сумасшедшая. За что ты так на бедного Аркадия Владимировича? Он любит тебя, на него смотреть жалко, весь он исстрадался; чем он виноват перед тобою? Вспомни, как вначале ты хорошо относилась к нему, а теперь такая резкая и, главное дело, незаслуженная перемена… Знаешь, воля твоя, я сестра тебе, люблю тебя, но я всецело осуждаю твое поведение, оно положительно недостойно умной, сердечной девушки, какой я тебя считала до сих пор… Спроси Осипа Петровича, и он тебе скажет как ты. виновата перед Воиновым!

– Ну и пусть! – упрямо произнесла Лидия, отворачиваясь к окну, и сквозь зубы добавила: – Вот еще адвокаты выискались!

Ольга Оскаровна посмотрела на сестру и пожала плечами.

– Знаешь, пожалуй, теперь и я готова признать, что ты действительно неравнодушна к Муртузу, но в таком случае, в