Вашингтон Ирвинг - Сочинения

В своих отношениях пророк был справедлив и обращался одинаково и с друзьями, и с врагами, и с бедными, и с богатыми, и с сильными, и со слабыми – простой народ любил его за то, что он приветливо принимал каждого и внимательно выслушивал жалобы, с которыми обращались к нему.

Мухаммед по своей природе был раздражителен, но научился сдерживаться, так что даже в домашней жизни он был всегда добр и терпелив. «Я служила ему с восьмилетнего возраста, – говорила служанка Анаса, – и он никогда не бранил меня, хотя нередко мне случалось портить разные вещи».

Теперь невольно возникает вопрос: был ли он тем беспринципным самозванцем, каким его рисуют? Были ли все его видения и откровения сознательным обманом, а вся его система – сплетением лжи? Рассматривая этот вопрос, мы должны помнить, что Мухаммед неповинен во многих нелепостях, связанных с его именем. Многие из видений и откровений, передаваемых за полученные будто бы им, в действительности поддельны. Все чудеса, приписываемые ему, являются плодом фантазии ревнителей мусульманской веры. Он положительно и неоднократно отрицал все чудеса, кроме Корана, который, в силу его замечательных достоинств и того, каким способом он ниспосылался ему с неба, признавался Мухаммедом за величайшее чудо.

Письменные воспоминания о Мухаммеде полны извращений, а записанные по преданию нередко являются выдумками. Этим, бесспорно, увеличивается трудность ясно и справедливо разрешить вопрос об истинном характере пророка и образе его действий. История его, по-видимому, распадается на два резко отличающихся периода. В течение первого периода, вплоть до середины его жизни, мы не можем даже придумать достаточно сильного мотива для того бессмысленного и изумительного обмана, в котором его стараются обвинить. В самом деле, какие личные выгоды могли руководить им? Жажда богатства? Но благодаря его женитьбе на Хадидже он уже был достаточно богат, и в течение многих лет, предшествовавших его видениям, он не проявлял никакого желания увеличить свои средства. Желание известности? Но он уже пользовался известностью в родном городе как человек выдающегося ума и честности, а кроме того, он принадлежал к знаменитому племени курайшитов и даже к самой почетной ветви этого племени. Стремление к власти? Место охранителя Каабы и сопряженная с ним власть правителя священного города в течение многих поколений принадлежали членам его рода, а его положение давало ему полное право с уверенностью рассчитывать на этот выдающийся пост. Стремясь упразднить ту веру, в которой он воспитывался, Мухаммед тем самым подрывал в самом корне все эти преимущества. Прежняя вера служила источником богатства и знатности его семьи. Нападать на нее значило вызвать против себя ненависть родственников, негодование своих сограждан и ужас и ненависть соотечественников, поклонявшихся Каабе.

Были ли какие-нибудь внешние выгоды, которые могли бы в начале пророческой деятельности вознаградить за все жертвы и пленить Мухаммеда? Нет, наоборот: деятельность его началась с сомнения и втайне. В течение многих лет она не сопровождалась никаким материальным успехом. По мере того как учение становилось известно и пророк возвещал о своих откровениях, он все больше становился предметом насмешек, злобы, клеветы и, наконец, упорных преследований, разоривших его самого и его друзей, заставивших некоторых членов его семьи и многих его последователей искать убежище в чужих странах. В силу чего упорствовал бы он столько лет в обмане, подрывавшем все его земные блага, и притом в такой период жизни, когда уже было слишком поздно надеяться на возможность восстановить их снова?

За отсутствием достаточных эгоистических или материальных побудительных причин мы вынуждены дать иное объяснение поведению Мухаммеда в этот наиболее загадочный период его жизни. Мы можем предположить только одно: что в это время он сам верил в действительность своих снов или видений, верил тем более, что все его сомнения развивались ревностной и безусловно верившей ему Хадиджей и ловким Баракой.

Убедившись в своей Божественной миссии – идти и проповедовать новую веру, он соответственно этому объяснял и все свои последующие сны и представления, которые считал за указания Божественной воли, различными путями проявлявшейся ему. Мы находим его постоянно подверженным припадкам столбняка или экстаза при малейшем возбуждении или волнении, когда он легко мог воображать себя в общении с Богом, и действительно после таких припадков почти всегда следовали его откровения.

Общий характер его поведения вплоть до бегства из Мекки ясно обнаруживает, что он глубоко убежден был в своем посланничестве; яркий путь, который его восторженный дух пробивал сквозь путаницу верований и диких преданий, не лишен поражающего величия; это был путь к чистому и духовному поклонению единому истинному Богу взамен слепого идолопоклонства его детства.

Все, объявленные им части Корана, даже в том несвязном виде, в каком они дошли до нас, пройдя через различные руки, когда их первоначальная красота была, несомненно, омрачена, отличаются, однако, чистым и возвышенным характером, и от них веет не только религиозным, но и поэтическим вдохновением. Они указывают на то, что Мухаммед многое черпал из живых источников христианства, и если ему не удалось усвоить их во всей безукоризненной чистоте, то это потому только, что он заимствовал эту живую воду из надтреснутых цистерн и нечистых потоков, замутненных теми, которые должны были их охранять. Вера, проповедуемая им, была чище исповедуемой многими мнимыми христианами Аравии.

Таков наш взгляд на Мухаммеда и на его жизнь в течение первой половины его деятельности, когда он терпел преследования и всякие невзгоды в Мекке. Однако после бегства в Медину, когда вместо убежища и защиты, которых он только и искал и на которые и мог только рассчитывать, он встретил неожиданно почитание, слепое повиновение как властелину и очутился во главе могущественной, всевозрастающей и воинственной толпы последователей, в нем, как мы показали в предыдущих главах, произошла резкая перемена. С этого момента мирские страсти и мирские цели слишком часто становятся побудительными причинами его деятельности. Старое учение о долготерпении, прощении и страдании внезапно отбрасывается в сторону. Он становится мстителен к тем, кто гнал его, и проявляет жажду честолюбия. Начиная с этого времени его откровения так преднамеренны и так часто приноровлены к известным обстоятельствам, что мы невольно начинаем сомневаться в его искренности. Впрочем, необходимо помнить, что откровения не всегда записывались точно.

При этом мы не можем признать справедливость мнения, в силу которого Мухаммеду приписывают широкие замыслы и глубоко обдуманные планы завоеваний. Основатель ислама, бесспорно, был человек гениальный, обладавший сильной творческой фантазией, но нам кажется, что он в значительной степени действовал под влиянием минутных порывов и очень сильно подчинялся обстоятельствам. Его планы возникали по мере его успехов, а не наоборот: не успехи его являлись результатом его планов. Ему было сорок лет, когда он впервые возвестил свое учение. Затем он медлил год за годом, не проповедуя его никому, кроме членов своей семьи. К моменту бегства из Мекки прошло уже тринадцать лет со времени возвещения его миссии, и из богатого купца он превратился в разоренного изгнанника. Явившись в Медину, Мухаммед и не мечтал о мирской власти, а единственно желал только построить скромную мечеть, где мог бы проповедовать, и надеялся, что ему безнаказанно позволят это делать. Когда власть внезапно очутилась в его руках, он некоторое время пользовался ею для жалких набегов. Его военные планы разрастались вместе с увеличением возможностей, но их отнюдь нельзя считать искусными, а часто даже и успешными. Они не отличаются ни смелостью замысла, ни определенностью исполнения, но часто изменяются сообразно с мнениями воинственных вождей, приближенных к нему, а иногда даже и с внушениями людей ограниченных, нередко ложно направлявших его. Если бы Мухаммед действительно с самого начала лелеял мысль соединить все разрозненные и враждующие племена Аравии в одну нацию, он был бы одним из первых военных гениев; но мысль о широких завоеваниях, по-видимому, возникла у него впоследствии, как результат его успеха. Он возвестил «религию меча» и вызвал в хищных арабах страсть к грабежам; с этого момента он ринулся на путь завоеваний, который с непреодолимой стремительностью увлекал его все дальше и дальше. Фанатическое рвение, внушенное им своим последователям, значительно больше содействовало успеху, чем его военные знания; вера в его учение о предопределении вызывала победы вопреки всевозможным военным расчетам. При первых нерешительных шагах в роли пророка Мухаммед встретил поддержку в искусных советах своего ученого оракула Бараки, а в деле завоеваний имел при себе Омара, Халида и других пылких воинов, которые помогали ему направлять грозную силу, пробужденную им к деятельности.