Наступило утро - Зеин Жунусбекович Шашкин

диспозицией предстоящего боя. В руке он держал школьную линейку и ею водил по карте.

— ...Старая Бухара стоит на канале Шахруд в рав нине, в зеленом оазисе. На севере примыкают кишлаки с арыками и орошаемыми полями. Еще дальше—солон чаковая степь, выжженная равнина. Штурмовать город будет каганская группа. Ее левая колонна, в составе первого восточно-мусульманского стрелкового и кавалерийского полков, а также отряда особого назначения при двух орудиях, ударит в Каракульские ворота.

Фрунзе сделал небольшую паузу и продолжал:

— Правая колонна, состоящая из партизанских отрядов, десятого и двенадцатого стрелковых татарских полков, первого кавалерийского полка, четырех орудий пятьдесят третьего автоброневого отряда и бронепоезда, направит свой удар на Каршинские ворота. Авиация, особая артиллерийская группа со стадвадцатидвухмиллимет- ровыми орудиями поддержит правую колонну. Чарджуй- ская группа из бухарских коммунистов, захватив старый Чарджуй, овладеет переправами через Аму-Дарью. Самаркандская группа, наступая через перевал Тахта-Карагач, города Китаб и Шахризяб, захватит Карши-Гу- зар и закроет путь войскам эмира на юг...

— Хочу напомнить — Бухара опоясана глинобитными высокими, толстыми стенами. В крепости одиннадцать ворот, сто тридцать одна башня. Так что эмир в этой крепости, как черепаха в скорлупе. Стараться взять его живым...

Фрунзе сделал передышку и сказал, обращаясь к Маджиду:

— При взятии Бухары охрану дворца и памятников старины поручаю лично вам!

Куйбышев что-то прошептал Фрунзе. Михаил Васильевич кивнул головой и снова обратился к залу:

— Обращение к бухарскому народу готово?

Узбек с огромными черными глазами на бронзовом лице прочел текст обращения. .

В тот же вечер Шо-мирзо ушел снова в Бухару с листовками под халатом.

Рано утром началось наступление войск Фрунзе на старую Бухару.

...Внезапным фланговым ударом Красная Армия чуть не захватила в мешок передовую часть войск эмира, стоявшую под Каганом. Казахи нуратинского бекства рассыпались, как горох из дырявого мешка. Сарбазы бежали в Бухару, увеличивая панику и всеобщую суматоху в крепости.

Жунус в эту ночь не спал, он задремал только к утру. Его разбудил грохот орудий, сотрясавший город. Дрожали стены дома. С потолка сыпалась штукатурка.

Зажав в клещи старую Бухару, Фрунзе наносил удары по двум направлениям: в ворота Шах-Джалял и в Каршинские ворота. По крепости били из тяжелых орудий. Начался штурм.

Жунусу удалось только к вечеру найти имама Агзама, показавшегося ему бодрым и даже уверенным в победе. Но все же имам сказал:

— Если мусульмане уйдут из своей столицы, то так хлопнут дверью, что содрогнется весь мир!

От этих слов Жунуса передернуло, но он ничего не ответил.

Во дворце по-прежнему возлагали большие надежды на афганских стрелков и на арыки. Эмир приказал закрыть главную магистраль, подающую воду.

На следующий день Жунус подошел к медресе халифа Нияз-Қул, Гвардия эмира палила из четырех башен медресе, с трудом сдерживая натиск красного бухарского полка, наступавшего со стороны Каршинских ворот.

Жунус еще издали увидел мулл и дервишей, столпившихся у башен возле ворот. Одни громко читали молитвы, другие жарко спорили. Имам Агзам разговаривал с шейхом.

Не успел Жунус подойти к ним, как из переулка хлынули афганские стрелки. Они шли четкими и ровными шагами, заполнив узкую улицу. Не зная куда свернуть, Жунус, подобрав полы халата, тяжело побежал впереди строя.

В это время имам Агзам раскрыл коран в красном сафьяновом переплете, поцеловал его и пошел впереди толпы мулл. Шейх остался на месте. Ворота распахнулись настежь. Муллы протяжно завопили в один голос и побежали навстречу красному бухарскому полку. Жунус с изумлением наблюдал, не зная, что будет дальше.

Имам Агзам закричал хриплым голосом:

— Остановитесь! Во имя аллаха! Правоверные!

Уродливый дервиш сорвал с себя рубашку и обнажил грудь:

Стреляйте, мусульмане!

Имам Агзам приложил коран ко лоу и закричал еще громче:

— Стреляйте в коран! Стреляйте, мусульмане!

— Будьте вы прокляты! Вероотступники!

— О алла!

Красные воины растерялись. Некоторые опустили винтовки. Имам Агзам взмахнул кораном над головой и упал ниц, за ним попадали муллы. Афганские стрелки открыли шквальный огонь. Но в эту минуту над городом низко пронеслись два самолета. Разорвались авиабомбы: одна над афганскими стрелками, другая в крепости. Имам Агзам, бойко работая локтями, пополз обратно в ворота.

В городе вспыхнули первые пожары. Ярким бездымным пламенем горел хлопок.

Жунус растерялся, он не знал, что делать. В такие минуты тяжело человеку быть одному. Хорошо бы разыскать Амена.

Қ ночи началась паника. Крепостные стены кое-где были взорваны. Бои шли на улицах.

— Бегут! — сообщил хозяин дома Жунусу.

— Кто

— Из дворца!

— Откуда ты знаешь?

— Только что по нашей улице прошли нагруженные слоны. Прямо в Гинджуванские ворота.

Жунус поспешил выйти из дома.

По улице нескончаемым потоком двигались груженые арбы.

Жунус заметил Агзама, сидевшего рядом с шейхом в двухместной коляске. Имам знаками предложил ему место в обозе. .

— Твое счастье, что ты увидел нас! — крикнул он- Не все успели. Даже первый министр...

Дальше Жунус не расслышал. Неподалеку упал снаряд. Испуганные лошади, обезумев от страха, понесли...

Когда эмир с шейхом и старшим евнухом находился в сорока верстах южнее станции Кзыл-Тепе, сарбазы дрались с красноармейцами на улицах и в домах. Из окон и крыш бухарцы ошпаривали наступавших кипятком. Пробираясь сквозь пламя, наступавшие проникли на пло

щадь перед цитаделью. Широкая каменная лестница вела к воротам дворца.

В первом ряду красных бойцов бежал Маджид с гранатой в руке, прыгая со ступеньки на ступеньку...

Утро застало Жунуса, не спавшего всю ночь, на кладбище под тенью туркестанского клена. Он обдумывал изречение восточного мудреца: «Память человека — листок белой бумаги, на ней жизнь заносит свои заметки. Время безжалостно стирает их. Остаются лишь чуть заметные следы начертанных жизнью трагедий, большой радости и горечи. Чтобы прочесть эти знаки, надо навести на них яркий луч воспоминаний никогда и ничего не забывающего сердца».

Он навел этот луч и остро ощутил свое полнейшее бессилие. Как щепку несет его водоворот событий. Трое суток прошло с того дня, как он покинул горящую Бухару в обозе отступавших войск эмира. За что он обрек себя на добровольное изгнание? Мог же он остаться в Бухаре, занятой войсками Фрунзе? Вместо того, чтобы решительно порвать с имамом и перейти на сторону народа, он безвольно последовал за эмиром, искавшим спасения в бегстве.

Когда Агзам предложил место в повозке, Жунус отказался, он не хотел бежать. Но неподалеку в эту минуту разорвался снаряд и напомнил ему о смерти. Страх падающего в пропасть, страх неизбежной гибели охватил его душу. Нет, лучше было бы