Пэлем Вудхауз - Кодекс чести Вустеров

- По крайней мере не говори ему ничего сегодня, - как можно убедительнее попросил я. - Пусть немного опомнится. Бедняга только что испытал сильный шок.

- Шок?

- Да. По правде говоря, он немного не в себе.

Она выпучила глаза, и лицо её приняло озабоченное выражение.

- Значит, я была права. Я недавно встретила его, когда он выходил из библиотеки, и мне сразу показалось, что-то с ним неладно. Он всё время отирал пот со лба и дышал как-то странно, со всхлипом. А когда я спросила, не случилось ли чего-нибудь, он сказал, в этом мире каждый из нас должен нести свой крест, но ему не следует жаловаться, потому что всё могло быть гораздо хуже, чем есть на самом деле. Я так и не поняла, что он имел в виду. А потом он сказал, что собирается забраться в тёплую ванну, принять три таблетки аспирина и лечь спать. Что с ним такое, Берти? Что случилось?

Сами понимаете, вдаваться в объяснения означало запутать и без того запутанную историю, поэтому я открыл ей лишь часть истины.

- Стефи сообщила ему, что собирается выйти замуж за викария.

- Стефани? За викария? За мистера Пинкера?

- Точно. За старину Свинку Пинкера. Твоего папу это выбило из колеи, хуже не придумаешь. Как выяснилось, у него аллергия на викариев.

Она тяжело задышала, совсем как пес Бартоломью после того, как сожрал огарок свечи.

- Но: но:

- Да?

- Разве Стефани любит мистера Пинкера?

- Души в нём не чает. Двух мнений быть не может.

- Но тогда:

Я сразу понял, что у неё на уме, и продолжил её мысль на лету.

- Тогда между нею и Гусиком ничего нет и быть не может, ты это хотела сказать? Вот именно. Теперь ты мне веришь? А ведь это я и пытался втолковать тебе с самого начала.

- Но он:

- Да, знаю. Тем не менее Гусик чист, как первый снег. Даже чище. Сейчас я тебе всё расскажу, и готов заключить пари сто к восьми, когда я закончу, ты сама скажешь, что несчастного надо не осудить, а пожалеть.

Дайте Бертраму Вустеру возможность блеснуть, рассказав какую-нибудь историю, и он блеснет как чёрт-те что. Я начал своё повествование с ужаса, охватившего Гусика перед необходимостью произнести речь на собственной свадьбе, а затем шаг за шагом описал дальнейшее развитие событий, и, можете не сомневаться, я был в ударе. По крайней мере, к концу последней главы, хотя я видел, что девицу всё ещё гложет червь сомнения, глаза у неё вновь выпучились, и она явно заколебалась.

- Так ты утверждаешь, Стефани спрятала записную книжку в кувшинчик для сливок?

- Вот-вот. Ты уловила самую суть.

- Никогда в жизни не слышала более нелепой истории.

- Нелепой, но правдоподобной, тебе не кажется? Сама понимаешь, тут надо учитывать психологию индивида. Само собой, психология Стефи тебе ни за какие коврижки не нужна, но тут уж ничего не попишешь. Она такая, и всё тут.

- Признайся, Берти, ты всё это выдумал?

- Ну, что ты! С какой стати?

- Я слишком хорошо знаю твою добрую душу.

- О, понял. Нет, я ничего не выдумал. Могу подписаться, что говорил чистую правду. Ты мне не веришь?

- Поверю, если найду книжку там, где ты говоришь. Пойду, посмотрю.

- Обязательно сходи.

- Естественно, я пойду.

- Умница.

Она умчалась на всех парах, а я уселся за пианино и принялся наигрывать одним пальцем «Вернулись вновь счастливые денёчки», чтобы как-то выразить свои чувства. Я бы выразил их куда лучше, умяв пару варёных яиц, поскольку труды по выбиванию блажи из головы дурной девицы основательно меня обессилили, но, как я уже упоминал, варёных яиц поблизости не имелось.

Честно признаться, я был на седьмом небе, если так можно выразиться. Я чувствовал себя словно какой-нибудь марафонский бегун, который, трудясь как бобр на запруде в течение долгих часов, наконец-то срывает грудью финишную ленту. Моё шикарное настроение омрачала лишь невольно закравшаяся мысль, что в этом злосчастном доме всё может пойти кувырком в любую секунду. Мне почему-то казалось, Тотли-Тауэр только делает вид, что смирился, а на самом деле готовит очередную пакость.

Хотите верьте, хотите нет, моё предчувствие меня не обмануло. Не прошло и нескольких минут, как Медлин Бассет вернулась, но никакой записной книжки в руках у неё не было, и она с места в карьер заявила, что обыскала корову с головы до ног, но ничего кроме пустоты не обнаружила. По её тону и некоторым замечаниям мне стало ясно как дважды два, что вера девицы в зап. книж. не просто поколеблена, а исчезла навеки.

Не знаю, выплескивали ли вам когда-нибудь ведро холодной воды прямо в физиономию, но однажды в детстве я имел это удовольствие, когда разошёлся во мнениях по одному поводу с нашим грумом. Я полетел вверх тормашками тогда, и у меня возникло такое ощущение, что я лечу вверх тормашками сейчас.

Честно признаться, я ничего не понимал. Как сказал констебль Оутс, любой уважающий себя сыщик, когда в воздухе пахнет жареным, первым делом докапывается до причины преступления, а я никак не мог взять в толк, по какой такой причине Стефи меня надула, заявив, что записная книжка находится в кувшинчике для сливок, если ею там даже не пахло. Глазом не моргнув, девица наврала мне с три короба, но почему, - вот в чём был вопрос, - почему она мне наврала?

Я сделал всё возможное, чтобы исправить положение дел.

- А ты хорошо посмотрела?

- Конечно, хорошо.

- Я имею в виду, ты посмотрела тщательно?

- Самым тщательным образом.

- Ничего не понимаю. Стефи клялась и божилась, что положила книжку в кувшинчик.

- Вот как?

- В каком смысле «вот как»?

- Если тебя интересует смысл мною сказанного, знай, я считаю, никакой записной книжки в помине не было.

- Как! Ты намекаешь, я всё придумал?

- Вот именно.

Сами понимаете, говорить больше было не о чем.

Может, я и пробормотал «Да?» или что-то в этом роде, - точно не помню, но затем иссяк, бочком пробрался к двери и вышел из гостиной словно во сне, лихорадочно соображая, как мне быть.

Надеюсь, мне не надо объяснять, что происходит, когда ты словно во сне и одновременно лихорадочно соображаешь, как тебе быть. Мозги в подобных случаях начинают шевелиться вовсю, и ты уже ни на что не обращаешь внимания, даже на фено-как-там-они-называются. Должно быть, я был на полпути к своей комнате, когда до меня вдруг дошло, что в доме разразилась гроза, и я остановился, прислушиваясь к этому самому фено-как-там-дальше.

То, что я принял за раскаты грома, как выяснилось, было всего лишь гулкими ударами, словно кто-то изо всех сил по чему-то колошматил. И я едва успел подумать: «Только колошматчика мне и не хватало», как увидел его своими глазами. Представьте, им оказался не кто иной, как Родерик Споуд, а колошматил он в дверь гусиковой спальни. Когда я подошёл ближе, он в очередной раз пытался прошибить дверь одним ударом. Хотите верьте, хотите нет, данное зрелище самым благотворным образом подействовало на мою вдрызг расшатанную нервную систему. Я мгновенно почувствовал себя другим человеком, и сейчас объясню, в чём тут дело.

Мне кажется, все вы испытывали огромное облегчение, я бы даже сказал удовольствие, если сразу после того, как силы вам неподвластные швыряли вами как мячиком, вы получали возможность безнаказанно сорвать на ком-нибудь то, что накипело у вас на душе. Богатый купец, когда дело у него не выгорело, орёт на старшего клерка. Старший клерк отходит в сторонку и задаёт трёпку мальчишке-посыльному. Мальчишка-посыльный втихаря пинает ногой кошку. Кошка уматывает на улицу и находит котёнка, который в свою очередь, когда выяснение отношений с кошкой закончено, ныряет в подвал и ловит мышь. Со мной произошло то же самое, если вы меня понимаете. Доведённый, можно сказать, до взрывоопасного состояния папашами Бассетами, Медлинами Бассетами, Стефани Бингами, и прочими, и прочими, затравленный безжалостной Судьбой, как олень собаками, я нашел успокоение при мысли о том, что всё ещё могу отчихвостить Споуда как полагается.

- Споуд! - вскричал я.

Он замер с занесённым над дверью кулаком и повернулся ко мне, пылая от гнева, красный как варёный рак. Затем, увидев, кто с ним разговаривает, придурок явно стушевался и пылать перестал.

- Ну, Споуд, в чем дело?

- А, это вы, Вустер. Добрый вечер.

Я продолжал выкладывать то, что накипело у меня на душе.

- Меня не волнует, какой сегодня вечер, - сказал я. - Вечер тут ни при чем. Прах побери, Споуд, это уж слишком. Это уже ни в какие ворота не лезет. Это уже чересчур. Подобный перебор надо пресекать в корне, причем с применением самых решительных мер.

- Но, Вустер:

- За каким ладаном вы грохочете на весь дом? Что вы этим хотите сказать? Разве я не порекомендовал вам самым тщательным образом проследить за этой вашей дурной склонностью крушить всё подряд словно вы взбесившийся гиппопотам? Мне казалось, после того как я сделал вам замечание, вы должны были бы улечься в тёплую постель и почитать перед сном какую-нибудь полезную книжку. Но вас, как я вижу, ничто не учит. Вы, как я посмотрю, вновь возобновили кипучую деятельность по нападению на моих друзей. Хочу предупредить вас, Споуд, моё терпение не безгранично.