Море в поэзии Серебряного века - Коллектив авторов
Море в поэзии Серебряного века читать книгу онлайн
Почему поэты пишут стихи о море?!.
Потому что оно их волнует!
Заметьте: слово «волнует» вообще-то происходит от слова «волна». И первый человек, который, вспоминая или глядя на волны моря, произнёс «Я волнуюсь…», был настоящим поэтом! Он свои переживания (наверное, любовные) соотнёс с благодушными или бушующими морскими волнами.
Любопытная деталь: слово «волнуется» уже так соединилось с душевным состоянием людей, что и обыватель, и поэт, когда хочет показать «живую душу» моря, вполне может сказать, что море – это душа человека, оно так же волнуется, так же переживает и тоже способно на шторм… И получается в итоге такое «возвратное олицетворение», когда свойство моря перенесли на человека, а затем обратно.
Конечно же, всё это неспроста!
Опытные моряки вам скажут, что человек может находиться в трёх состояниях: быть живым, мёртвым и находящимся в море, то есть между жизнью и смертью (Николай Каланов. Афоризмы и цитаты о море и моряках. – М.: Моркнига, 2018).
И именно в состоянии «между жизнью и смертью» у поэта рождаются по-настоящему талантливые строки! Не может поэт не слагать стихи о море! А море бывает спокойным, почти неподвижным, или покрывается лёгкой рябью, а порою выглядит игривым, манящим белыми барашками! Но море может быть и штормящим, а то и ураганным!!!
…Серебряный век русской поэзии охватывает период конца XIX – начала XX века, когда Россия, проснувшись от декадентской спячки, прошла через две войны (Японскую и Первую мировую) и три революции (1905-го, Февральскую и Октябрьскую), а затем её накрыло ураганом Гражданской войны.
Так и получилось, что поэты Серебряного века в своих стихах плыли от тихой поэзии благостных лет Имперского величия к штормовым революционным строкам.
Предвестниками (а многие литературоведы считают, что первыми поэтами Серебряного века) были Фёдор Тютчев и Афанасий Фет.
Поднимет руки – розы две, в крови.
И скажет солнце: отдохни, сыночек,
Взыграет море: подойди сюда!
Венок весёлый из весенних почек
Подымет ветер.
И тогда, тогда
Потоком звёздным разольётся небо,
Заплачет море, помертвеет мир.
И встанет страшно, вся седая Ева,
В гремящих стонах отпевальных лир.
1916
505. Пустыня
Монах да мох да холм да хомут.
Тому да в омут ут_о_мой,
Утонуть, – а то ну ото смут —
Уд _о_ морь!
Тому тонуть в песке вблизке.
И с кем говорить? с рыбой?
Вино иное йнеить в виске —
А гол с голубой глыбой?
Обол лобовой, Бог с тобой,
– Волной вольну голубой!
507. Орган – хору
Океан пьяный! трезвые вей сейчас.
Перезвон на тризные скирды, на кики, кикиморы мора.
О_ра, народ, органный лад – гармоник гой исчах.
Вой и вой и ваи конца – _о_ра, ора, ора!!!
Сахар!! – хор.
Хлеб!! – хор.
Свет!! – вой, вой,
И от дров гром гробный свой.
Саваны шейте, шеи готовь,
Топоты в тину вдавите.
– Это новь
Дети, вдовицы.
А птичьи тики да токи часов,
А сов по ночам лопот…
Готовьте, готовьте святой засов
Чтоб друга и другу не слопать.
1918
Шагинян Мариэтта Сергеевна
(1888–1982)
Поэтесса и прозаик, искусствовед, журналист, историограф. Подобно многим прозаикам, Мариэтта Шагинян в 1903 году начала свой долгий литературный путь со стихов. Пройдя путь от символизма через разочарование в богостроительстве, её свежий голос и жизнеутверждающий пафос с годами сменился казённым оптимизмом советских времён.
Лодочник
Вкруг весла волна расплескивает
Ровные воронки.
В тучках золотом поблескивает
Полумесяц тонкий…
У меня фелюга видывала
Все морские тропы,
Верный якорь свой закидывала
В Смирне, у Синода…
У меня фелюга дареная,
Дарена не даром:
Повозил на ней татарина я
С краденым товаром!
А уж как к нам в лодку хаживала
Смуглая татарка, —
Все глядела, да уваживала,
Да вздыхала жарко.
А уж как, чадрою шалевою
Повязав голубку,
Во весь дух я гнал, отчаливая,
Парусную шлюпку…
Над бортом канат натягивая,
Чуя силу вражью,
Белый парус вздулся, вздрагивая,
Словно грудь лебяжья.
Я гребу, весло вытаскиваю
Да кричу татарам:
«Ой, не дам, не дам вам ласковую.
Ей не жить со старым!»
А за мной, волну растрескивая,
Свищет ветер звонкий,
Да висит вверху, поблескивая,
Полумесяц тонкий…
1912
Жалоба
Волну окликнула волна, —
И вот она уже далече…
Ах, не на радость им дана
Их кратковременная встреча!
Грустит у ног, грустит прибой
И плещет жалобнее птички…
А мы, не так ли мы с тобой
Сошлись на миг для переклички?
И, растворяясь в широте
Земных забот и недосуга,
Зовем, зовем, как волны те,
Но все отходим друг от друга…
О, эта боль! О, этих встреч
Незабываемая рана!
О, как мне сердце уберечь
От новой веры и – обмана?
1912
Шенгели Георгий Аркадьевич
(1894–1956)
Поэт, переводчик, критик, филолог- стиховед. Стихи Шенгели были абсолютно искренни: он был не способен на подделку мысли или чувства. Его теоретические работы по стиховедению сыграли важную роль в изучении русского стиха. Он внёс большой вклад в развитие поэтической культуры и как автор переводов произведений Байрона, Гюго, Верхарна.
Домик
Я помню: яркий в летней дреме
На солнцем залитом песке
Уютный выбеленный домик
В уютном южном городке.
Я помню: пол, натертый воском,
Смоленый мат по светлым доскам,
Медовый запах табака,
В окне герани два горшка,
На стенах выцветшие флаги
Фрегата стройная модель,
За ширмой строгая постель,
На письменном столе бумаги —
Последний угол моряка
В тиши сонливой городка.
Моряк, старик под девяносто,
Но бодрый, молодой, живой,
Всегда приветливо и
Встречаясь, говорил со мной.
Я был влюблен в оттенки моря,
Мечтал о пальмах, о маори,
И в голубые вечера,
Когда зеркальная игра
В зеленой полутьме купальни
Блуждает по изгибам стен, —
Земли тяжелой цепкий плен
Меня томил, а сумрак дальний,
Окутывающий пролив,
Струил волнующий призыв.
Однажды – в заревой истоме
Вдали клубились облака —
Отправился я в белый домик,
В приветный домик старика.
Тот мне обрадовался очень
И, хлопотлив и озабочен,
Соорудил нам чай «с ромком»,
И так прекрасно мы вдвоем,
Жуя варенье из инжира,
Не зажигаючи свечей,
Проплыли волны всех морей
От Гельсингфорса до Алжира
И только ночью в два часа
Свои убрали паруса.
И много вечеров в беседах
Провел я с милым моряком.
Он говорил мне о победах
И о «воздействии линьком»,
О женщинах в портах Китая,
О том, как Веспер, выплывая,
Роняет в воду алый щит,
Как море фосфором горит,
Как ночь в полуденных широтах
Струит зодиакальный свет,
О том, что флота больше нет,
О альбатросовых полетах,
И что, «поверьте, я уж стар:
Лучше манильских – нет сигар».
Прошли года. Моряк мой умер.
Я – закопался в груды книг.
Но где-то в самом дальнем трюме
Родной мечты остался лик.
