Наступило утро - Зеин Жунусбекович Шашкин

Хальфе. Но я думаю несколько иначе. Я всегда рассуждал: живи в ногу с жизнью. Кто не умеет жить, тому нечего делать на земле. И вот я, грешник, как именует меня Гальфе, пошел в Кастек к землемеру и потребовал отмежевать мне землю. Он отказался, а казаки чуть меня не избили. Возвратился я в аул, поел и заснул... Открываю глаза. Темно, задыхаюсь, давит какая-то тяжесть. Что со мною? Щупаю кругом. Не похоже на постель. Земля. Сырость. Оказывается, лежу в могиле. Тут я понял, что умер и нахожусь на том свете. Неужели прав Хальфе?

Саратов с Кожаковым невольно рассмеялись.

— Неужели прилетит Джабраил? Тогда мне несдобровать. Обязательно попаду в ад. Страшно! Хочу подняться. Руки обмотаны. Рву зубами кебин 1 , приподнялся на локти, головою ударился обо что-то. Посыпалась земля. Напрягаю последние силы... Вижу голубое небо и солнце... Значит прав я, а не Хальфе. Правда, он снова хотел меня сунуть обратно в могилу, но дело это у него не вышло! — торжествующе закончил рассказчик.

— Тлеке, вы оставайтесь у меня ночевать,— предложил Сагатов. — А что вам дальше делать, поговорим завтра!

Но Тлеубай отказался. Тронутый вниманием, он прослезился и ушел.

— У него был летаргический сон, а его закопали в могилу, как мертвеца! — пояснил Саха гостю.— Он действительно чудом вернулся с того света.

— Кто такой Хальфе?

— Мулла! Фанатик. Предлагал выполнить закон шариата и умертвить «воскресшего» Тлеубая. Вообще этот случай доставил нам хлопот. Контрреволюционеры использовали его в аулах для разжигания национальной вражды против русских.

Кожаков лениво зевнул и резко переменил тему разговора:

— Где ваш отец, Саха?

— А почему вы интересуетесь моим отцом? — с раздражением спросил Сагатов.

— Кое-что слыхал о нем. Вы знаете, где он сейчас находится?

— Пропал без вести!

— В таком случае, я сообщу вам сюрприз. Ваш отец с басмачами!

Кожаков наблюдал за выражением лица Сагатова. Сагатов не поверил. Вспыльчивый Жунус мог сделать не

обдуманный шаг, совершить, ошибку, но он не мог перейти в лагерь врагов.

— Во-первых, позвольте вам не поверить. А во-вторых, я придерживаюсь завета Абая: «быть сыном не отца, а народа».

— Что вы не сын отца, это, пожалуй, так. Но сделаем тесь ли вы сыном народа, это мы увидим, когда казахи в Джетысу получат землю...

Сагатов проводил гостя и пошел к Глафире. Настроение его испортилось. В самом деле, каждый, с кем он сталкивается, считает себя вправе хлестнуть его по больному месту.

Глава двадцать вторая

Одно за другим два страшных бедствия обрушились на жителей аула Айна-Куль. Пожар уничтожил жилища, а наводнение — скот. Беженцы пали духом. Кастек их встретил, как жалмауз 1 в сказке, готовый проглотить живыми...

Бакен, как всегда, первый поднял голос: надо же людям где-то жить, не будут они валяться под открытым небом с малышами. Нужно совместно строить саманные дома каждому пострадавшему по очереди.

Вот почему Гульжан с братом Асхаром поехала в Қара-ой к дяде — брату Фатимы. Он был плотником, и То- кей попросил заказать ему форму для отливки кирпича.

Дядя очень обрадовался приезду Гульжан и сказал:

— А я и сам собирался к вам. Есть вести от Жунуса, дочка.

— Откуда? — встрепенулась девушка.

— Вчера у меня ночевал сын бая Мукаша, Ораз. Он ехал из Туркестана, возил жену ночевать на могиле святого Ходжа-Ахмеда Яссави. Они хотят иметь ребенка. Он встретился там с джигитом, ездившим в Бухару с главным имамом мечети. И этот джигит сказал ему: «Раненый Жунус лежит в кишлаке. Его подстрелили басмачи». Как ты думаешь, похоже это на правду?

Гульжан побледнела.

— Когда он выехал из Бухары?

— Месяц тому назад...

Услышав такую новость, Гульжан даже не осталась ночевать у дяди, решила немедленно вернуться в Айна- Куль. Она ехала с большой тревогой в сердце. Слезы бле- стелу на ее щеках. Конечно, Гульжан утаит услышанную новость от матери. Сказать Фатиме — это значит убить ее. Раздумывая об отце, одного не могла понять девушка: какой же он басмач, если они его ранили? .

Неподалеку от аула Айна-Куль расстроенную Гульжан догнала рессорная коляска, запряженная парой вороных.

— Саха! — радостно завопил Асхар, узнав брата. Мигом спрыгнув с седла, он побежал к коляске.

— Ого, какой ты стал большой! — Сагатов обнял Аскара. С Гульжан он поздоровался по восточному обычаю— поцеловал в лоб и представил Кожакову.

— Моя сестра.

Кожаков с любопытством оглядел красивую девушку и оценил: «хороша».

— Уступи мне седло, садись в коляску! — предложил Саха сестре.

Гульжан нерешительно согласилась. Сагатов с Асхаром поскакали вперед.

— «Если у джигита счастливая дорога, то навстречу попадается сама невеста!» — шепнул Кожаков казахскую пословицу, когда Гульжан уселась рядом с ним.

Девушка зарделась и отвернулась. Она уже пожалела, что уступила брату своего коня.

Фатима, обрадованная приездом сына, захлопотала и забегала. Надо угостить неожиданных гостей.

Саха и Кожаков, выпив кумыса, пошли по аулу.

Айна-Куль жужжал и гудел, как пчелиный рой в разрушенном улье. Люди, лишившиеся крова, ютились под телегами. Вместо посуды они употребляли коровьи рога и черепа верблюдов. Дети бегали голые.

Кожаков останавливался возле каждой семьи, расспрашивал и записывал убытки от пожара.

— А как вы оцениваете вашу потерю? — спросил он молодую женщину с ребенком на руках.

Женщина, удивленная таким вопросом, ответила:. Моя потеря не имеет цены.

А все-таки?

— Посмотрите! — молодуха откинула одеяло и показала обезображенное ожогами детское личико.

— Почему не отправили ребенка в больницу? — Кожаков сердито посмотрел на Сагатова.

— Помощь ей оказал врач, а ехать в больницу она отказалась,— ответила за брата подошедшая Гульжан.

— Если бы не она,— женщина указала на Гульжан,— я совсем потеряла бы свою девочку.

Недовольный Кожаков отошел и раздраженно сказал

Сагатову:

— Вот и показали себя, какой вы сын народа!

— Что вы хотите этим сказать?

— Хочу сказать, что вы обрекли на гибель этих несчастных.

Гульжан побледнела и со страхом взглянула на брата. Сагатов холодно ответил:

— Об этом, товарищ Кожаков, поговорим в обкоме.

— Не в обкоме, а в Центральном комитете!

Для членов комиссии ТуркЦИКа картина была ясна: люди не устроены, последствия провокации не устранены. В чем дело? Сагатов потребовал объяснения от Цун- ва-Зо. Ему бюро обкома поручило устройство беженцев в Кастеке, Почему он ничего не сделал?

Цун-ва-Зо снял шляпу из тонкого войлока, вытер