Уильям Фолкнер - Непобежденные

-- Останови, -- сказала бабушка.

Мы остановились -- повозка, сто двадцать два мула и коня и так и не сосчитанные негры.

Бабушка медленно сошла, повернулась к Ринго.

-- Слезай, -- сказала бабушка; взглянула на меня. -- И ты тоже. Потому что ты молча лгал.

Мы слезли с повозки.

-- Мы лгали, -- глядя на нас, сказала бабушка.

-- Это бумага, а не мы, -- сказал Ринго.

-- В бумаге обозначено сто десять. А у нас здесь сто двадцать два, -сказала бабушка. -- На колени.

-- Но янки сами, еще до нас, украли их, -- сказал Ринго.

-- Но мы лгали, -- сказала бабушка. -- На колени. -- И опустилась первая. Мы стояли у дороги на коленях все втроем, пока она молилась. Развешанная на веревке стирка мирно, ярко поколыхивалась на ветру. Лувиния уже нас увидала; бабушка еще не поднялась с колен, а та уже пустилась к нам по выгону бегом.

УДАР ИЗ-ПОД РУКИ

1

Когда Эб Сноупс погнал в Мемфис ту девятку мулов, Ринго, Джоби и я были заняты новой изгородью. Потом Ринго уехал на своем муле, и догораживать остались мы с Джоби. Бабушка спустилась один раз к нам в низину и оглядела новые звенья изгороди; они расширяли загон почти на два акра. Это было через день после отъезда Ринго. А вечером, когда я с бабушкой сидели у огня, вернулся Эб Сноупс. Он сказал, что выручил за мулов только четыреста пятьдесят долларов. То есть он просто достал из кармана деньги и подал бабушке, а та сочла их и сказала:

-- Это выходит лишь по пятьдесят долларов за мула.

-- Выходит так, -- сказал Эб. -- А если вы способны больше выручить, то милости прошу -- следующую партию сами продавайте. Я уже признал, что в подметки не гожусь вам как добытчик мулов; возможно, я слаб тягаться с вами даже и как сбытчик мулов.

Он все время жевал что-то -- табак либо ивовую кору, когда не мог достать табак, -- и рубашку носил вечно без воротничка, а в военной форме его отроду никто не видел, хотя в отсутствие отца Сноупс любил распространяться о том, как он служил у отца в полку и какие дела они с отцом вершили. Но я как-то спросил отца об этом, и он удивился: "Кто? Эб Сноупс?" -- и рассмеялся. И все же сам отец велел Эбу приглядывать за бабушкой в свое отсутствие, но одновременно велел мне и Ринго приглядывать за Эбом Сноупсом: Эб, дескать, все равно что мул -- по-своему неплох, но, пока он в упряжке, за ним гляди в оба. В общем, однако, бабушка ладила с Эбом, хотя каждый раз, когда Эб сбывал в Мемфисе мулов и возвращался с деньгами, он заводил одну и ту же песню:

-- Да уж. Легко вам говорить, мэм, сидя тут в безопасности. А я гони эту чертову скотину в Мемфис, без малого за сотню миль, и причем незаметно чтоб, а тут кругом Форрест со Смитом колошматятся{27}, и того гляди напорюсь на патруль янки или наш, и всю скотину конфискуют к бесу вместе с недоуздками. А пригнал в Мемфис, в самую сердцевину вражьей армии, и веди продавай к итинданту, который каждую минуту может разглядеть, что тех же самых мулов купил у меня неполных тому две недели. Да уж. Легко говорить тому, кто, сидя тут на месте, богатеет и ничем не рискует.

-- Вы считаете, что, добывая мулов у янки, чтобы снова снабдить вас товаром, я ничем не рискую, -- говорит бабушка.

-- Почему ж. Рискуете все форменные бланки израсходовать, -- говорит Эб. -- Если вам мало отхватывать по пять-шесть сотен долларов за раз, так чего ж вы у них больше мулов не ри-кви-зи-руете за один за ход? А то написали бы приказ за генерала Смита, что бы весь итиндантский обоз вам передал, с четырьмя, скажем, фурами новых ботинок. Или еще лучше -- выбрали бы день, когда казначей к ним наезжает, и сочинили бы требованье на весь денежный фургон; тогда не надо бы и возиться нам после, искать покупателя.

Деньги были все новыми бумажками. Бабушка свернула их аккуратно и вложила в жестянку, висящую на шее на шнурке, но не стала прятать ту жестянку в вырез платья (а уж под кровать, под оторванную половицу бабушка при Сноупсе и тем более никогда ее не прятала). Она сидела, глядя на огонь, с жестянкой в руке и со шнурком на шее. Она вроде и не похудела и не постарела. И не то чтобы больной у нее был вид. Просто полностью бессонный.

-- У нас есть ведь и еще мулы, -- сказала бабушка, -- да только вы не берете их. Есть больше сотни тех, которых вы отказываетесь...

-- Именно отказываюсь, -- повысил Эб голос до крика. -- Нет уж! Конечно, я дурак, что вообще втесался в это дело. Но я еще не спятил, чтоб погнать тех мулов к янкам и объяснять там офицеру, что паленые места на стегнах -где вы с этим черномазым сводили клейма "США", -- что это, мол, от постромок натертости. Да будь я прок...

-- Достаточно, -- сказала бабушка. -- Вы ужинали?

-- Ужи... -- Эб смолк. Опять зажевал что-то. -- Да, мэм, -- сказал уже нормальным голосом. -- Я поел.

-- Тогда идите-ка домой, отдохните, -- сказала бабушка. -- В Мотстаун прибыл новый полк на смену. Ринго позавчера отправился туда разведать. Так что надо кончать изгородь -- вскоре может понадобиться.

Эб перестал жевать.

-- Прибыл? Хм. Из Мемфиса, наверно. И девятка эта мулов, наверно, с ними, только-только сбагренная.

Бабушка взглянула на него.

-- Значит, продали вы их не три дня тому назад, а раньше, -- сказала бабушка. Эб открыл было рот возразить, но бабушка продолжала: -- Ступайте домой, отдыхайте. Вероятно, завтра вернется Ринго, и тогда сможете выяснить, тот ли это полк и те ли мулы. А я, возможно, даже выясню, сколько вам за них уплатили в полку.

В дверях Эб остановился, обернулся к бабушке.

-- Ловки вы, что и говорить. Да уж. Снимаю перед вами шляпу. Самого Джона Сарториса за пояс заткнули. Он день и ночь мотается по округу с сотней бойцов вооруженных -- и то еле-еле достает им кляч под седло. А вы сидите тут в хибаре с пачечкой паршивых бланков -- и приходится вам уширять загон для помещенья одних только тех мулов, что не годятся покамест в продажу. А сколько вы уже продали янкам обратно?

-- Сто пять, -- сказала бабушка.

-- Сто пять, -- повторил Эб. -- А за какую кругленькую сумму? -- И, не дожидаясь ответа, отчеканил: -- За шесть ты-сяч семь-сот два-дцать два доллара шесть-де-сят пять центов -- это с вычетом доллара тридцати пяти центов, что я потратил на виски, на леченье того мула, что ужалила змея. (Цифры и впрямь катились у него кругло, как цельные дубовые колеса по сырому песку.) Год назад вы начинали с двумя мулами. Теперь их у вас сорок с лишним в загоне и вдвое столько же сдано в аренду под расписку. Да еще, считай, полсотни с гаком продано обратно янкам сто пять раз, на общую круглую сумму в шесть тысяч семьсот двадцать два доллара шестьдесят пять центов наличными, а завтра-послезавтра, как я понимаю, вы опять нацелились обратно ри-кви-зировать у них десяточек-другой.

Сноупс взглянул на меня.

-- Малец, -- сказал он, -- когда вырастешь и сам захочешь зарабатывать, то не трать ты время, не учись ты на юриста или там кого. Скопи лишь мелочи немного и купи стопочку печатных бланков, все равно каких, и вручи твоей бабушке -- вот ей, -- и попроси у ней должность кассира, чтоб денежки считать, которые посыплются.

Сноупс перевел глаза опять на бабушку.

-- Полковник Сарторис когда уезжал, то велел мне приглядывать, чтоб не обидел вас генерал Грант с прочими янками. А по-моему, не худо бы Эйбу Линкольну приглядывать, чтобы мисс Роза Миллард не обидела генерала Гранта. Наше вам всем почтенье и спокойной ночи.

Он ушел. Бабушка глядела на огонь, держа в руке жестянку. Но никаких шести тысяч долларов там не было. Там и тысячи не было даже. И Сноупс это знал, хотя поверить, я думаю, был не способен. Затем бабушка встала, посмотрела на меня спокойно. Нет, вид у нее не больной, а другой какой-то.

-- Пожалуй, спать пора, -- сказала она. Ушла за одеяло; колыхнувшись, оно опять повисло неподвижно с потолочной балки, и я услышал, как поднялась половица -- это бабушка прячет жестянку, а затем скрипнула кровать -- это бабушка, держась за спинку, опустилась на колени около. Когда бабушка подымется с молитвы, спинка опять скрипнет -- и скрипнула, а к тому времени я разделся и лежал на тюфяке, и даже согреваться уже начал под холодным одеялом.

Назавтра пришел Эб Сноупс и помог нам с Джоби догораживать загон, и к обеду мы кончили, и я пошел домой в хибару. Уже почти входя, увидел, что Ринго на муле въезжает в аллею. Бабушка тоже его увидела -- когда я вошел за одеяло, она уже, присев на корточки в углу, доставала из-под той половицы бумажную штору, скатанную трубкой. Развернула эту трубку на кровати; было слышно, как Ринго, спрыгнув с мула, орет на него во дворе, привязывает к бельевой веревке.

Бабушка выпрямилась, ждет, глядит на одеяло -- и вот, колыхнув его вбок, вошел Ринго. И они с бабушкой заговорили, как два участника шифрованной игры-загадки.

-- ...и Иллинойский пехотный, -- сказал Ринго. Подошел к развернутой на кровати карте. -- Полковник Дж. У. Ньюбери. Восемь дней как из Мемфиса.

-- Сколько голов? -- спросила бабушка, глядя на него.

-- Девятнадцать, -- сказал Ринго. -- Причем пятнадцать без.

Бабушка поглядела молча вопросительно, и он сказал: