Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

их связывает самая нежная дружба, и отважилась прибавить, что она может очень легко перейти в любовь. Она посмотрела на меня и сказала ледяным тоном: — Этого не должно быть!.. — Я не осмелилась допытываться о значении этих слов, ибо уверена, что у нее еще нет планов относительно дочери; будь они у нее, я знала бы о них, — она ничего не скрывает от меня. Недавно она сказала мне по поводу предполагаемого замужества твоей Лореты: — Меня весьма радует этот брак! Благодаря ему иллюзия станет реальностью. — Как же это так? — спросила я ее. — Друг мой, — продолжала она, — не стану более скрывать от вас того, о чем я до сих пор умалчивала: Лорета — дочь Злосчастного, но у Парангона другой отец. — Я всегда полагала, что Лорета — дочь друга Эдмона, а молодой человек... — Парангон сын моего мужа, чье имя он и носит; оно дано ему при крещении и вместе с тем является его фамилией. Лора подтвердит вам то, что имеет отношение к ее дочери, а я твердо уверена в остальном.

Вслед за тем она поведала мне об одном приключении Эдмона. Ее объяснение удивило меня, но оно, как видишь, не меняет положения дел. С минуту мы помолчали, потом госпожа Парангон, словно очнувшись от глубокого раздумья, сказала мне: — Наших детей надлежит разлучить, милая моя. — Почему, друг мой? — спросила я. — Этим мы причиним им большое горе. Ведь, как я вам уже говорила, они любят друг друга. — У них есть основания ко взаимной любви; однако, друг мой, они не знают друг друга, и слишком горячая привязанность может стать опасной. — Не знают друг друга! — воскликнула я. — Поймите меня: откуда им знать друг друга? Хотя каждая из нас знает все, касающееся своего дитяти, однако мне известны далеко не все обстоятельства, имеющие к ним отношение.

По правде сказать, я не поняла, что имела она в виду. Она смотрела на меня, словно спрашивая у меня нечто о Зефирене, стремясь проникнуть в тайну его рождения. Неужто она не знает? Однако я подожду, покамест она не выскажется яснее; в былое время я поведала бы ей обо всем, не дожидаясь ее вопросов; но теперь... С другой стороны, быть может, она лишь смутно страшится опасностей, связанных с любовью: у нее на руках дочь, а при заключении брака больше всего рискуют представительницы нашего пола, и матерям надлежит особенно осторожно делать выбор, ибо идет речь о выборе повелителя. Несомненно, этими соображениями и были продиктованы ее ответы.

Передай это письмо госпоже Луазо, дабы она вела себя с детьми в твое отсутствие сообразно с намерениями нашей глубокочтимой приятельницы. Прощай, любезная Лора.

(Тут имелся ответ Лоры, сообщавшей о своем отъезде, и записка госпожи Парангон, приглашавшей меня на свадьбу графа. Я не привожу их здесь.)

ПИСЬМО CCXXX

ОТ ГОСПОЖИ ПАРАНГОН К ПЬЕРРО

Ей передают ее портрет, который она некогда подарила Эдмону

Мой достойный друг! Я уже давно не писала Вам и за это время получила новые доказательства понесенной нами утраты. Один бедняк, еще не совсем здоровый, выйдя из больницы Отель-Дье, передал мне мой портрет, который я некогда подарила Эдмону. — Есть ли при нем записка? — живо спросила я его. — Нет, сударыня; бедняк, который поручил мне полгода назад передать вам эту карточку, был не в силах писать. Он с трудом мог мне сказать, кому ее передать. Но особняк знатного сеньора нетрудно разыскать в Париже.

Я наградила товарища Эдмона по несчастью и спросила, что бы он хотел, чтобы я для него сделала. — Испросите для меня, сударыня, если возможно, помилование: я дезертир, но мне так худо на чужбине, что, хотя мне и грозило наказание, я возвратился на родину с паспортом человека, умершего в больнице, где я лежал. — Я обещала ему похлопотать за него, и, к счастью, мне удалось добиться его помилования, прибегнув к протекции графа и матери его супруги. Этот человек остался у нас в особняке, он исполняет известные обязанности и получает жалованье. Это служит для меня новым поводом для слез. Между тем он так и не смог удовлетворить мое жгучее любопытство. Больной, передавший ему портрет, жил, вероятно, под чужим именем, ибо просмотр больничных ведомостей ни к чему не привел.

Ваш любезный племянник, друг мой, снискал всеобщее уважение, достоинства его тем замечательнее, что ему еще немного лет. То же я могу сказать и об его юной супруге. Она уже не столь часто бывает со мной, как бы ей хотелось, — герцогиня вывозит ее в свет. Однако я надеюсь, что она сохранит там принципы морали. Она любит мужа; она сообщает мне обо всем, что ей приходится видеть, и превосходно во всем разбирается.

Что до Лореты и ее молодого супруга, то они, как и моя Зефира, неотлучно пребывают со мной. Со мной уже нет Лоры, ибо она только что уехала в О***, чтобы через некоторое время привезти мне двоих детей.

Любезный Пьер, хотя мы проводим здесь дни в большом спокойствии, но еще покойнее было бы мне в обществе госпожи Луазо и ее превосходного супруга. Однако сын Юрсюли и ее невестка удерживают меня. Если мне так и не удастся вернуть себе свободу, то постараюсь обосноваться в Париже и водворить там детей, а также сестру мою Фаншетту. Я вновь взяла малютку ***[121] мать которой всецело предоставила ее в мое распоряжение. Невинные создания будут расти у меня на глазах, давая пищу моей печали и умиротворяя ее.

Вы хорошо делаете, любезный друг, не принимая весьма радушных приглашений графа и графини. Держите при себе своих дочерей и сыновей, сделайте из них мужчин и женщин, весьма надежных и полезных на своем скромном и честном поприще. Живи они здесь в полном достатке, разве были бы они счастливее? Если бы даже и так, все равно их потомки вскорости неизбежно бы развратились, и рано или поздно их постигли бы те беды, которые мы с вами оплакиваем. Вы находитесь в тихой пристани, там не составишь себе состояния, зато и не потерпишь крушения. Хотя это сравнение и не вполне уместно, оно передает мою мысль. Со временем я сообщу Вам план, имеющий целью обеспечить благополучие всем нашим потомкам. Остаюсь до последнего своего вздоха, и т. д.