Элизабет Гаскелл - Жены и дочери

– Как ты себя чувствуешь, мама? – ласково приветствовала ее Синтия. – Мы не ждали тебя так рано! Позволь мне взять у тебя шляпку и шаль!

В ответ миссис Гибсон печально изрекла:

– Визит оказался вовсе не таким приятным, чтобы я хотела продлить его. – Глаза ее были устремлены на ковер, и она старательно сохраняла на лице равнодушное выражение, не отреагировав на теплые слова дочери.

– И что же стало тому причиной? – осведомилась ни о чем не подозревавшая Синтия.

– Ты! Ты, Синтия! Когда ты только родилась на свет, я и подумать не могла, что мне придется выслушивать, как о тебе отзываются другие.

Синтия вскинула голову, и в глазах ее блеснули злые огоньки.

– Какое им до меня дело? Какое они имеют право вообще говорить обо мне что-либо?

– О тебе говорят все, ничего удивительного, что заговорили и они. К тому же лорду Камнору всегда рассказывают обо всем. Тебе следует внимательнее относиться к тому, что ты делаешь, Синтия, если не хочешь, чтобы тебя обсуждали.

– Все зависит от того, что именно говорят люди, – небрежно отозвалась Синтия с беззаботностью, которой вовсе не испытывала. У нее появилось предчувствие, что она знает, о чем пойдет речь.

– Что ж! Мне, признаться, это удовольствия не доставило. Для начала мне было очень неприятно узнать о прегрешениях собственной дочери от леди Камнор, а потом еще и выслушать лекцию о твоем кокетстве и флирте, как если бы я была в этом виновата. Уверяю тебя, из-за этого мой визит был испорчен. Нет! Не трогай мою шаль. Когда я пойду к себе в комнату, тогда и заберу ее с собой.

Синтия оказалась в безвыходном положении и вынуждена была смириться, молча опустившись на свое место. Мать то и дело нарочито вздыхала.

– Ты можешь мне сказать, что именно они говорили? Если против меня выдвинуты какие-либо обвинения, то я, по крайней мере, хотела бы знать о них. А вот и Молли. – В комнату вошла девушка, разрумянившаяся после прогулки на свежем воздухе. – Молли, мама только что вернулась из Тауэрз, где милорд и миледи оказали мне честь, обсуждая мои прегрешения и проступки, и я спрашиваю маму о том, что именно они говорили. Я не претендую на какую-то чрезвычайную добродетельность по сравнению с остальными, но при этом никак не могу взять в толк, почему граф и графиня проявили интерес к такому ничтожеству, как я.

– Они заговорили об этом вовсе не ради тебя! – заявила миссис Гибсон. – Все это было ради меня. Они пожалели меня, поскольку понимали, как это неприятно, когда имя твоего ребенка оказывается у всех на устах.

– Как я уже сказала, все зависит от того, что о тебе говорят. Если бы я собиралась замуж за лорда Холлингфорда, то, несомненно, обо мне говорили бы все кому не лень, но при этом ни ты, ни я ничуть не возражали бы против этого.

– Но речь идет вовсе не о твоем замужестве с лордом Холлингфордом, так что оставим эти глупости. Они говорят, что ты сначала обручилась с мистером Престоном, а теперь отказываешься выходить за него замуж, и называют это кокетством и обманом.

– А ты хочешь, чтобы я вышла за него замуж, мама? – спросила Синтия, опустив глаза долу, щеки ее горели.

Молли застыла рядом, ошеломленная и ничего не понимающая; на месте ее удерживала лишь надежда, что она сумеет разрядить атмосферу или сыграть роль миротворца, если до этого дойдет.

– Нет, – отозвалась миссис Гибсон, которую вопрос дочери привел в явное замешательство. – Разумеется, я этого не хочу. Ты уже помолвлена с мистером Хэмли, очень достойным молодым человеком, но никто не знает, где он сейчас и жив ли он… И даже если он жив, то у него по-прежнему нет ни гроша за душой.

– Прошу прощения. Я знаю, что мать оставила ему некоторое состояние. Быть может, оно и невелико, но он совсем не нищий. К тому же он наверняка составит себе имя и прославится, а с ними придут и деньги, – возразила Синтия.

– Ты связала себя данным ему обещанием и при этом совершила нечто подобное в отношении мистера Престона, поставив себя в столь сложное положение, – сказала миссис Гибсон, не в силах произнести слово «безобразие», хотя оно и вертелось у нее на языке. – И вот, когда на горизонте появился действительно достойный мужчина – симпатичный, воспитанный, настоящий джентльмен, к тому же обладатель приличного состояния, – ты вынуждена была отказать ему. Ты закончишь свои дни старой девой, Синтия, и это разобьет мне сердце.

– Пожалуй, так все и будет, – негромко ответила Синтия. – Иногда я и сама думаю, что принадлежу к тем, из кого получаются старые девы! – Она говорила совершенно серьезно, и в словах ее звучала несомненная грусть.

Миссис Гибсон начала вновь:

– Я вовсе не желаю узнавать твои тайны, пока они остаются таковыми, но когда о тебе говорит весь город, полагаю, что ты должна была рассказать мне все.

– Но, мама, я даже не знала, что стала объектом столь пристального интереса. Да и сейчас никак не могу понять, как об этом стало известно.

– Я тоже. Мне известно лишь, что ты, по их словам, якобы обручена с мистером Престоном и должна была выйти за него замуж. А я ничего не могу с этим поделать, потому что ты все решаешь сама, как не могу ничего поделать и с тем, что ты отказала мистеру Гендерсону. И меня постоянно упрекают в том, что ты ведешь себя неподобающим образом. Это жестоко и несправедливо. – Миссис Гибсон заплакала.

В эту самую минуту в комнату вошел ее супруг.

– Вы уже здесь, дорогая! Добро пожаловать домой, – галантно приветствовал он ее, подходя ближе и целуя ее в щеку. – Но что я вижу? Вы плачете? – осведомился он, от всей души жалея о том, что зашел так не вовремя.

– Да! – воскликнула она, приподнимаясь в кресле и хватаясь за малейшее проявление сочувствия, пусть даже такой ценой. – Я вновь вернулась домой и теперь рассказываю Синтии, что леди Камнор выразила мне свое недовольство, и все из-за нее. Вот вы знали о том, что она обручилась с мистером Престоном, а потом разорвала помолвку? Об этом говорит весь город, а теперь узнали и в Тауэрз.

На короткий миг он встретился взглядом с Молли и понял все. Мистер Гибсон беззвучно присвистнул. Синтия же, стоило ее матери заговорить с мистером Гибсоном, растеряла всю свою воинственность. Молли присела рядом с нею.

– Синтия, – очень серьезно произнес он.

– Да! – негромко отозвалась она.

– Это правда? Я кое-что слышал об этом раньше, совсем немного. Но скандал, судя по всему, разгорается такой, что тебе необходим защитник – друг, который будет знать всю правду.

Никакого ответа. Наконец она проговорила:

– Молли известно все.

Строгость супруга заставила миссис Гибсон погрузиться в испуганное молчание; кроме того, она не желала признавать – по крайней мере вслух, – что тайна эта была известна Молли, пока сама она пребывала в неведении. Мистер Гибсон сурово ответил Синтии:

– Да! Я знаю, что Молли известно все, как знаю и то, что это ради тебя она стала жертвой клеветы и навета, Синтия. Но сообщить мне что-либо еще она отказалась.

– Значит, она многое вам рассказала? – обиженно проговорила Синтия.

– У меня не оставалось иного выбора, – заявила Молли.

– Она не назвала мне твоего имени, – сказал мистер Гибсон. – Полагаю, в тот момент она считала, что ей удалось сохранить его в тайне, но догадаться было нетрудно.

– Чего ради она вообще заговорила об этом? – с горечью спросила Синтия. Ее тон, как и прозвучавший вопрос, задели мистера Гибсона за живое.

– Ей пришлось оправдываться передо мной. Мне стало известно, что репутация моей дочери пострадала из-за приватных встреч, которые состоялись у нее с мистером Престоном, и я потребовал от нее объяснений. И не вздумай выказывать мелочность и неблагодарность, Синтия, поскольку ты, проявив себя кокеткой и обманщицей, втоптала в грязь честное имя Молли наравне со своим.

Синтия подняла голову и взглянула на него:

– Вы порицаете меня, мистер Гибсон. Не зная, каковы были обстоятельства, вы все равно порицаете меня!

Его слова прозвучали жестоко, и он сам знал об этом. Но в тот момент он не желал признавать очевидного. Мысль о его славной невинной Молли, которой пришлось терпеливо вынести столько незаслуженных страданий, не позволила ему взять свои слова обратно.

– Да! – сказал он. – И я готов повторить это снова. Ты даже не представляешь, какие злонамеренные домыслы может породить поведение девушки, если оно хотя бы немного выходит за границы предписанной ей скромности. Я утверждаю, что Молли пришлось немало выстрадать вследствие твоих тайных делишек, Синтия. Конечно, я допускаю, что здесь могут быть смягчающие обстоятельства, но тебе придется припомнить их все, дабы оправдать собственное поведение в глазах Роджера Хэмли, когда он вернется домой. И я прошу тебя рассказать мне всю правду, чтобы до тех пор, пока он не приедет и не получит официальное право защищать тебя, это мог бы сделать я. – Ответом ему было молчание. – Это действительно требует объяснений, – продолжал он. – Подумай сама: судя по всему, ты обручена с двумя мужчинами сразу! – По-прежнему никакого ответа. – Можно не сомневаться, что в городе еще не знают о том, что ты приняла предложение Роджера Хэмли. Но в скандал оказалась вовлечена Молли, а не ты, Синтия, хотя должно быть как раз наоборот, – из-за тайной помолвки с мистером Престоном, что обусловило необходимость встречаться в самых разных местах, тайком от твоих друзей.