Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

в Лондон, я, пожалуй, могла бы прибегнуть к помощи госпожи Парангон, но я побоялась, что она принудит меня вернуться в родительский дом, а этому я предпочла бы смерть. В конце концов я свыклась со своим положением; оно, правда, тяжелое и, более того, опасное, но нередко оно отвечает моей склонности...

(Нет возможности изложить здесь все рассуждения Юрсюли — столь они непристойны, как нельзя передать и рассказа Эдмона о том, что произошло между Юрсюлей и увальнем-приказчиком, которого посредница привела к несчастной; приходится опустить также рассказ Юрсюли об ее пребывании в тюрьме после вынужденного брака с водоносом, картину ужасов, которые ей пришлось пережить в непотребном доме, и т. п: Если Пьер Р*** сохранил все это в письмах, значит, у него были особые основания.)

Все же она не хочет расстаться со своим отвратительным вертепом. Она окончательно развратится, подорвет свое здоровье и погибнет.

ПИСЬМО CXXXIX

Три месяца спустя после предыдущего

ОТ ТОГО ЖЕ К ТОМУ ЖЕ

Эдмон сообщает Годэ о постыдной болезни Юрсюли

Случилось то, чего я опасался; сестра заразилась болезнью, — легко догадаться, какой именно, а самое скверное то, что она не желает ни лечиться, ни прекратить... поэтому она в самом плачевном положении; она умирает... Плачь, несчастный! Это ты погубил ее; я недавно обнаружил письма, в которых ты поучал ее. Ужели ты не знал, что женщине не под силу эти коварные истины?.. Однако, если ты все еще мне друг, приезжай, чтобы помочь ей; приезжай и постарайся воздействовать на ум, который ты подчинил себе.

Что касается меня, то подобие покоя, каким я наслаждался до того, как разыскал эту несчастную, теперь окончательно рассеялось; меня угнетает горе и стыд. Все же я никого не виню; принципы, которые ты привил мне, благотворны, но я все обращаю в яд и злоупотребил ими, как и всем остальным. Едва освободившись от узды, я погрузился в беззаконие, как погружаются в свежую воду, — это доказывает, что у меня скверное сердце. Я перестал уважать социальные законы, мудрые законы, которые, как я теперь убедился, направлены на благо людей. До чего мы несчастны! В детстве нас воспитывают на вздорных идеях, которые не выдерживают света разума; когда настает полдень и мрачный призрак заблуждений рассеивается в прах, у нас не остается ни точки опоры, ни вожатого... О разум! Приди мне на помощь и вернемся на правильный путь, если для меня это еще возможно!

Я многим обязан д’Аррасу; он славный малый, надежный друг; он все бросил, чтобы мне услужить; грязь, которою я окружен, не пугает его; он окунается в нее вместе со мною, лишь бы вытащить меня. О, что такое наслаждения, когда с них сорваны украшающие их цветы и когда они всего лишь наслаждения!..

От родителей у меня нет писем... Не пиши мне о них, я страшусь этих вестей. Прощай. Жду тебя на улице Сент-Анн, у расклейщика объявлений и фруктовщика.

P. S. Твоя Лора пошла по той же опасной дорожке, что погубила сестру, — до чего мы докатились!

ПИСЬМО CXL

ОТ ТОГО ЖЕ К ТОМУ ЖЕ

Несмотря на историю девушки по имени Зефира, которую здесь приводит Эдмон, все же справедливо сказать, что нельзя сохранить чистоту сердца, не соблюдая чистоты нравов. Ибо исключение, о коем здесь будет речь, встречается чересчур редко. Эдмон думает по-другому, и заблуждение вновь толкает его в бездну

Предыдущее мое письмо не было своевременно отправлено из-за забывчивости моей хозяйки; прилагаю его к нынешнему.

Еще до того, как д’Аррас мне признался, что он находится возле меня в качестве твоего представителя, что-то подсказывало мне, что это именно так. О великодушный друг! Услуги, которые ты мне оказываешь, сколь они ни велики, — ничто в сравнении с тем, как ты их оказываешь... Но лучше умолкну: словами не выразить того, что мне хочется сказать.

Однако сначала я от него скрывался (прости это неистовство — причиною ему мои горести). Я скрывался. И вот, в то время, как я старался ускользнуть от д’Арраса, или вернее от Годэ, я понял, что иной раз тело, предающееся разврату, заключает в себе прекрасную душу... Ах, да и что такое добродетель, если Годэ и Зефира и без нее!..

Я познакомился с очень красивой девушкой, живущей поблизости от Оперы; она жизнерадостная, бойкая, веселая и чуточку излишне легкомысленная, а зовут ее Зефира, и это имя ей подходит как нельзя больше: она олицетворенная резвость, живость, непоследовательность; выражение ее лица, глаза, вздернутый носик, непоседливость сразу же выдают ее сущность. Вдобавок — всего четырнадцать лет! Она меня очаровала. — «Уличная девка», — скажешь ты. Тут у нее много общего с большинством здешних порядочных женщин. Я стал встречаться с нею; она привязалась ко мне настолько, что этого даже нельзя было от нее ожидать. Ускользнув от дружеских забот доброго д’Арраса, я не хотел другого вида любви, однако по злобе — не по добродетели — я решил отказаться сразу от всего и перестал видеться с Зефирой... Столь жестокие лишения отняли у меня покой; я захворал. Тем временем д’Аррас, а в его лице — и ты, всюду разыскивали меня. Добрый д’Аррас нередко слышал от меня о Зефире; не раз, когда мы с ним гуляли у входа в Пале-Руаяль, я вдруг покидал друга, чтобы пойти к ней. И вот, невзирая на опасность, добрый патер решился отправиться в этот дом, надеясь застать меня у Зефиры.

Зефира не дала ему как следует объяснить, зачем он пришел; она страшно тосковала обо мне; ни матери, ни старшей сестре не удавалось утешить ее. Как только священник произнес мое имя, она по его одежде заключила, что именно он отдаляет меня от нее, и вскочила в порыве неистовой злобы, но обычный ласковый вид нашего доброго друга, его умильная речь сразу же успокоили ее; заливаясь слезами, она бросилась к его ногам. — Не отнимайте его у меня! — Увы, бедная барышня, я не знаю, где он, и пришел, чтобы справиться у вас. — Неизвестно, где он находится? О боже! Отец мой, таким людям, как вы, многое доступно; не пренебрегайте никакими средствами, я помогу вам в поисках, — пусть даже вы потом отстраните его от меня, потому что я... — Я считаю это своим долгом, мадемуазель. — И патер ушел, произнеся эти слова с сожалением — до такой степени Зефира, несмотря