Жизнь. Книга 1. Все течет - Нина Федорова

Ознакомительный фрагмент

Головины! – разнеслись восклицания и шёпот. – Это едут Головины!

Ландо катило к подъезду. Над ним колыхались прелестные зонтики, два «взрослых» и один кружевной, маленький. «Мы опоздали!» – прозвенел из его глубины серебряный голос. «Нас подождут! – уверяла гувернантка по-французски. – Они не начнут молебна без нас!»

– Головины! Головины!

В восклицаниях слышалось многое: восхищение, лесть, уважение, зависть. Головины – самая старая, самая аристократическая и знатная семья в городе, которой исполнилась тысяча лет.

Девочка возникла из ландо незабываемо прелестным видением: хрупкая, прозрачная, нежная, точно только что сделанная из драгоценного фарфора. Грациозно подпрыгивая, торопясь, она взбегала по лестнице.

Для Головиных дверь гимназии распахнулась во всю ширину. Швейцар, согнувшись вдвое, сбежал вниз по ступенькам – взять дамские зонтики. Мать и тётка медленно проследовали, ответив приветствием на поклон швейцара, за ними пронеслась француженка, спотыкаясь и за всё цепляясь, потрясая целым лесом страусовых перьев на шляпе, мешавших ей видеть.

– Мила забыла носовой платочек! – восклицала она на каждой ступеньке.

Девочку звали Милой. Она поступала в приготовительный класс гимназии.

Последним прошёл учитель классических языков и чистописания, тот, что цитировал Гераклита барышне в лодке. Поражённый неудачей в любви, он решил запить и уже начал приводить эту мысль в исполнение.

Потрясённая всем виденным, стояла Варвара на противоположном тротуаре, поглощая жадно все детали события.

Внутри здания раздался громкий звонок. Закрылась парадная дверь, открылось несколько окон. Поднялся волною и вдруг затих гул голосов.

– Благословен Бог наш!.. – начался молебен.

Улица перед гимназией была пуста. Экипажи выравнялись за углом, где кучера были заняты своим разговором. Осторожно оглянувшись и увидя, что не замечаема никем, босоногая Варвара, осторожно, на цыпочках, перешла улицу, подкрадываясь к гимназии. Осмелев, она вступила и на тротуар, застыв наконец у самой стены здания. Окна были высоко. Она не могла видеть происходившего внутри, но слышала пение хора, возгласы священника, его краткую проповедь и тёплые приветствия и детям, и родителям, и учителям. Затем наступила мёртвая тишина, и после длительной паузы раздался громкий, холодный и размеренный женский голос. Говорила начальница гимназии. Речь её была торжественна, властна и спокойна. Она приветствовала свою аудиторию с началом учебного года, затем, подняв голос несколько выше, заговорила – по ежегодной традиции – о гражданском значении просвещения вообще и для девочек в частности.

– Любовь к человечеству! Благородство духа! Служение идеалу! Вековые традиции! – Слова эти доносились до слуха Варвары, но следовавшие за ними произносились тише, и к этим подлежащим она не слыхала сказуемых.

– Любить человечество! – услыхала Варвара приказ, и глаза её широко раскрылись: она ещё не знала, что человечество должно любить.

– Живите для бедных, для обиженных, для больных, для униженных – вот путь, указанный вам и церковью и наукой.

Варвара мало слыхала о любви, но сердцем хорошо понимала значение слова. Она знала, что она – до некоторой степени – человек, но ей было неясно, является ли она также и человечеством, которое должно любить. Она знала, что она бедна, часто была и обижена. Слово «униженных» она не совсем понимала, но догадывалась о смысле. Речь, долетевшая к ней из гимназии, подымала в ней смутную надежду. А голос продолжал:

– Не проходите мимо! Протяните руку любви и помощи – и в мире не будет несчастных!

– Протяните руку! – шептала Варвара. – Протяните руку – и не будет несчастных! – повторяла она, и у неё захватывало дыхание от волнения.

Загипнотизированная словами, как будто притягиваемая магнитом, она всё более прижималась к стене.

– Культивируйте любовь к человечеству! – закончил голос, и после минутной паузы раздался гром аплодисментов.

Испуганная, отрезвлённая Варвара отпрянула от стены и, перемахнув улицу, спряталась за углом. Она не знала об аплодисментах и где и почему они существуют. А последняя фраза всё звенела в её мозгу. «Культивируйте» – какое слово! Не было возможности угадать его смысл.

Между тем публика начала расходиться. Ручейками выкатывались девочки, прощаясь: «До завтра! До завтра!»

Умчались экипажи, умолкла и опустела улица, а Варвара всё стояла за углом. Выглянув, она видела: швейцар запер двери. Кто-то проходил по зданию, закрывая окна. Когда уже совсем всё затихло, она вышла из засады и ещё раз подошла к гимназии. Она не решалась вступить на ступеньку, но молча испытующе оглядывала фасад, пересчитала окна, по очереди останавливая задумчивый взгляд на каждом, ладонью погладила стену, что-то пошептала про себя и тихо направилась домой.

Она пришла и на следующее утро. Там же, из-за угла она наблюдала ту же картину. Улица звенела радостными голосами и дышала оживлённо и весело. Но это был уже учебный день, и девочки были в чёрных передниках, с книжками в руках или в сумках.

Книги! Каждая – маленький храм с его тайной. Варвара никогда не имела и одной собственной книги. Она не бывала и в книжных магазинах, туда ей не случалось никаких поручений. Она могла их видеть только через стекло витрины; она могла к ним прикоснуться, лишь попросив «подержать» учебник у кого-либо из учащихся в её околотке. Увидя книгу, она трепетала от благоговения. Её охватывала дрожь: там было скрыто чудесное. В них было всё то, чего Варвара не знала и так жадно стремилась узнать.

Так она стояла за углом, то показываясь, то прячась, отпрянув к стене, если кто-либо из учениц проходил мимо. Оживлённые, они не замечали Варвары, она же жадно ловила их слова налету, запоминая навеки. «Сентянина провалила переэкзаменовку. Так ей и надо. Она, в общем, ужасная дура». – «У нас по алгебре будет Петр Никодимович. Душка! Заранее объявляю – люблю! Не потерплю соперниц!» – «Три с минусом – переводной балл». – «Мама ездила в Карлсбад». – «Если нынче перейду с наградой, папочка мне купит браслетку». – «Клянись, ты никому не скажешь».

Варвара пришла и стояла на своём посту и на следующее утро, и снова – на следующее.

В ней всё росло пламенное желание стать одной из этих девочек-гимназисток. Так же быть одетой и идти утром с книгами. Войти вот в ту дверь – и учиться, учиться! В гимназии, видимо, таилось много радости, потому и были все эти девочки так нарядны, оживлённы и счастливы. Она приняла страшное решение. Несколько раз она направлялась к зданию гимназии, но, сделав несколько шагов, пугалась собственной храбрости и бежала обратно, отдышаться, за угол. Но смутный гул, доносившийся из школы, притягивал и гипнотизировал её. И наконец она решилась.

Она вышла из-за угла и твёрдой походкой, не допуская уже себя до колебаний, пересекла улицу. Она так же решительно взошла по ступеням и, навалясь всем телом, с трудом открыла парадную дверь. Перед нею – огромный пустой зал, а за ним, видные через две открытые двери, два длинных коридора, каждый в глубине заканчивался лестницей. В коридорах – ряд закрытых дверей, над ними

Конец ознакомительного фрагмента

Купить полную версию книги