Элизабет Гаскелл - Жены и дочери

– Молли только что вышла. Она будет очень расстроена, когда узнает, что вы заходили. Ей пришлось отправиться с визитом к старинным подругам ее матери, забывать которых она не вправе. Я всегда говорю ей, что главное в жизни – постоянство. По-моему, еще Стерн[98] сказал: «Не следует пренебрегать друзьями своей матери и своими собственными». Но, дорогая леди Гарриет, вы ведь задержитесь у нас, пока она не вернется, не так ли? Я знаю, как вы привязаны к ней. Собственно, – с показной шутливостью добавляла она, – иногда мне кажется, что вы приходите ради нее, а не ради вашей бедной старой Клэр.

Перед этим Молли она говорила следующее:

– Сегодня утром сюда придет леди Гарриет. Нам никто не должен помешать. Передай Марии, пусть отвечает всем, что меня нет дома. Леди Гарриет всегда нужно столько рассказать мне! Дорогая леди Гарриет! Я знаю все ее тайны еще с тех пор, когда ей было всего двенадцать. Так что вы, девочки, постарайтесь не попадаться нам на глаза. – И добавляла, обращаясь к Молли: – Разумеется, из чистой вежливости она спросит о тебе, но ты лишь помешаешь нам, если войдешь в комнату, как давеча. Мне не хотелось бы так говорить, но это было крайне непочтительно с твоей стороны.

– Мария сказала мне, что она спрашивала обо мне, – просто отвечала Молли.

– Крайне непочтительно! – продолжала миссис Гибсон, пропустив реплику падчерицы мимо ушей и старательно подчеркивая интонацией слова, призванные поставить Молли на место, хотя та и не думала оправдываться.

– Полагаю, что на сей раз я должна уберечь ее милость от постороннего вмешательства, сделав так, чтобы тебя не было дома, Молли. Так что тебе лучше отправиться на ферму Холли-Фарм и разузнать насчет заказанного мною тернослива, который нам так и не доставили.

– Пойду я, – заявила Синтия. – Для Молли это слишком далеко. Она сильно простудилась и потому чувствует себя не так хорошо, как две недели тому. А мне нравятся долгие прогулки. И если ты хочешь, мама, чтобы Молли не путалась у тебя под ногами, отправь ее к обеим мисс Браунинг – они всегда рады видеть ее.

– Я никогда не говорила, будто хочу, чтобы Молли не путалась у меня под ногами, Синтия, – ответила миссис Гибсон. – Ты всегда все преувеличиваешь, причем в весьма грубой манере, должна заметить. Я уверена, что ты, Молли, поймешь меня правильно. Я беспокоюсь лишь об удобстве леди Гарриет.

– Не думаю, что смогу благополучно дойти до фермы Холли-Фарм. Ваше послание передаст им папа, так что Синтии нет никакой необходимости идти туда.

– Что ж! Я буду последней, кто вздумает испытывать кого-либо на выносливость. Уж лучше мы обойдемся без консервированного тернослива. Предположим, ты, Молли, отправишься к мисс Браунинг. Можешь задержаться у нее подольше, ей это нравится. И поинтересуйся у нее от моего имени, поправилась ли мисс Феба. Они были подругами твоей матери, дорогая, и мне бы не хотелось разрушать вашу дружбу. «Постоянство превыше всего» – вот мой девиз, как тебе известно. Память умерших следует чтить неизменно.

– Итак, мама, куда же пойти мне? – спросила Синтия. – Хотя леди Гарриет и не проявляет ко мне такого интереса, как к Молли, – совсем напротив, я бы сказала, – тем не менее она может спросить, где я и чем занимаюсь. А мне не хотелось бы никому мешать.

– Действительно! – задумчиво протянула миссис Гибсон, не заметив сарказма в словах дочери. – Впрочем, едва ли она спросит о тебе, моя дорогая. Пожалуй, ты даже можешь остаться дома… Или нет, все-таки сходи на ферму Холли-Фарм, мне очень нужен тернослив. Хотя ты можешь побыть и здесь, в столовой, чтобы быстро и красиво накрыть стол для ленча, если вдруг ей придет в голову блажь и она задержится у нас. Она такая непредсказуемая, дорогая леди Гарриет! Мне бы не хотелось, чтобы она подумала, будто ради нее мы подаем на стол совсем другие блюда. Я всегда говорю ей, что мы стремимся к простой элегантности. Тем не менее ты можешь накрыть праздничный стол, украсить его цветами и поинтересоваться у поварихи, что у нас есть на обед такого, что она может подать на ленч, при этом сделав так, чтобы это выглядело мило, оригинально и естественно. Думаю, что тебе все-таки лучше остаться дома, Синтия, а после обеда ты зайдешь за Молли к обеим мисс Браунинг, после чего вы прогуляетесь вдвоем.

– А к этому времени леди Гарриет почти наверняка уйдет! Я все поняла, мама. Ступай, Молли. И поспеши, иначе может прийти леди Гарриет и спросить о тебе или маме. Так и быть, я притворюсь, будто забыла, куда ты ушла. И от меня никто не узнает, куда подевалась Молли, так что вся ответственность за мамину забывчивость ляжет на меня.

– Дитя мое! Ты говоришь такие глупости, что я положительно теряюсь, – заявила миссис Гибсон, раскрасневшаяся и уязвленная, как бывало всегда, когда Синтия принималась метать в нее свои стрелы лилипутов. Ей опять пришлось прибегнуть к своему излюбленному, но тщетному и бессильному способу отмщения – осыпать знаками внимания Молли, что, впрочем, не произвело на Синтию ни малейшего впечатления.

– Молли, дорогая, ветер на улице очень холодный, хотя отсюда погода кажется прекрасной. Тебе лучше набросить на плечи мою индийскую шаль, она будет чудесно смотреться на твоем сером платье – алый и серый. Я не даю ее носить всем подряд, так что будь осторожна.

– Благодарю вас, – сказала Молли и вышла из комнаты, оставив миссис Гибсон пребывать в беспечном неведении относительно того, будет ли принято ее предложение или нет.

Леди Гарриет высказала сожаление по поводу отсутствия Молли, поскольку была привязана к девушке, но, будучи полностью согласной с миссис Гибсон в ее трюизмах относительно «постоянства» и «старых друзей», она не сочла нужным возвращаться к этой теме, а опустилась в низкое удобное кресло и водрузила ноги на каминную решетку. Последняя была выкована из блестящей стали, и всем домашним и прислуге с их плебейскими ногами подобное вольное с нею обращение запрещалось строго-настрого; да и такая поза, по общему мнению, считалась проявлением дурного воспитания и вульгарности.

– Вот и славно, дорогая леди Гарриет! Вы не представляете, какое это для меня удовольствие – принимать вас у моего собственного камина, в этом скромном и непритязательном доме.

– Скромном и непритязательном! Я, разумеется, прошу прощения, но вы говорите глупости, Клэр. Эту премиленькую маленькую гостиную никак не назовешь «скромной». В ней очень уютно, кроме того, в ней полно всяких милых безделушек, как и в любой комнате подобного размера.

– Ах! Должно быть, вам она представляется очень маленькой! Мне самой пришлось даже поначалу привыкать к ней.

– Что ж! Пожалуй, ваша классная комната была побольше, но вспомните, какой голой она выглядела, ведь в ней не было решительно ничего, кроме простых сосновых парт, скамеек и матов. Знаете, Клэр, я неизменно соглашаюсь с мамой, когда она говорит, что вы очень хорошо устроились, да и мистер Гибсон тоже! Какой воспитанный и начитанный мужчина!

– Да, это действительно так, – медленно протянула миссис Гибсон, словно ей не хотелось немедленно признавать за собой роль жертвы случайных обстоятельств. – Он и впрямь очень мил, очень. Вот только видимся мы с ним редко и мало. Ну и, разумеется, он приходит домой усталый и голодный, решительно не склонный к разговорам со своей собственной семьей и сразу же отправляется спать.

– Ну же, перестаньте! – возразила леди Гарриет. – Теперь моя очередь. Мы только что выслушали жалобы жены доктора, а теперь послушайте стоны дочери пэра. В нашем доме не протолкнуться от гостей, так что сегодня я пришла к вам в поисках уединения.

– Уединения! – воскликнула миссис Гибсон. – Так вы предпочли бы остаться одна? – В голосе ее прозвучало нескрываемое сожаление.

– Нет, моя дорогая глупая женщина. Мое уединение требует слушателя, коему я могла бы сказать: «Как приятно побыть одной». Но я уже устала от ответственности развлекать других. Папа такой добросердечный, он приглашает всех друзей, кого встречает, приехать к нам и погостить. Мама, которая на самом деле очень больна, не желает отказываться от своей репутации, поскольку всегда полагала недомогание признаком отсутствия самоконтроля. И потому ее чрезвычайно утомляет вся эта толпа людей, которых требуется забавлять и развлекать. Они как выводок птенцов в гнезде, и мне приходится исполнять роль мамы-птички, совать крошки еды в их раскрытые желтые клювы, а они глотают их прежде, чем я успеваю придумать, где взять следующую порцию. О, это «развлечение» в самом широком, буквальном и ужасном смысле слова. Так что сегодня утром мне пришлось немножко приврать, чтобы прийти сюда в поисках тишины, покоя и возможности поплакаться в жилетку!

Леди Гарриет откинулась на спинку кресла и зевнула. Миссис Гибсон ласково взяла миледи за руку и негромко пробормотала:

– Бедная леди Гарриет!

После этого она принялась осыпать гостью сочувственными банальностями.