Мигель де Сервантес - Дон Кихот. Часть 1

Глава XLIV

В которой продолжается рассказ о неслыханных событиях на постоялом дворе

Наконец, услыхав пронзительные крики Дон-Кихота, испуганный хозяин поспешно отворил ворота двора и выбежал посмотреть, кто это так громко кричит. Между тем Мариторна, проснувшись от тех же криков и сейчас же догадавшись, в чем дело, влезла на сеновал, и отвязала, так что никто этого не видал, недоуздок, на котором висел Дон-Кихот. Рыцарь упал на землю на глазах хозяина и путешественников, которые, подойдя к нему, спросили его, чего он так кричит. Дон-Кихот, не говоря ни слова, снял веревку с руки, встал, сел на Россинанта, надел на руку щит, взял копье наперевес, отъехал немного, чтобы выиграть пространство, возвратился легким галопом и сказал:

– Кто скажет, что я поделом был очарован, того я называю лжецом и вызываю на поединок, если принцесса Микомикона даст мне на то свое разрешение.

Эти слова привели вновь прибывших в изумление, которое однако хозяин скоро рассеял, сказав им, что на такого человека, как Дон-Кихот, не следует обращать внимания, так как он сумасшедший.

Путешественники спросили хозяина, не останавливался ли у него в доме молодой человек лет пятнадцати – шестнадцати, одетый в одежду погонщика мулов, и описали ему при этом, рост, наружность и приметы возлюбленного доньи Клары. Хозяин ответил, что у него стоит сейчас так много народу, что он не мог заметить молодого человека, о котором его спрашивают. Но один из всадников, увидав карету аудитора, воскликнул:

– Без сомнения, он здесь, вот и карета, которую он сопровождает. Пусть один из нас останется у ворот, а другие отправится искать его внутри. Не мешает также одному из нас ходить вокруг постоялого двора, чтобы он не мог перелезть через забор и убежать.

– Так и сделаем, – ответил другой всадник; и двое из них вошли в дом, третий остался у ворот, а четвертый стал ходить вокруг постоялого двора. Хозяин смотрел на все эти приготовления и не мог догадаться, к чему принимаются эти меры, хотя и знал, что эти люди ищут молодого человека. Между тем день уже настал и при его наступлении, а также и от шума, виновником которого был Дон-Кихот, проснулись, и прежде всех – донья Клара и Доротея, которые не спали почти всю ночь, одна от волнения, причиняемого ей близостью ее возлюбленного, другая – от желания видеть молодого погонщика. Дон-Кихот, видя, что никто из путешественников не обратил на него внимания и не соблаговолил ничего ответить на его вызов, задыхался от гнева и ярости, и, наверное, напал бы на них всех и заставил бы их волей или неволей отвечать ему, если бы известные ему рыцарские правила позволяли рыцарю предпринимать другое дело, после того, как он дал слово и клятву не вмешиваться ни во что, пока он не окончит того дела, которое он обещался совершить. Но ему было известно, что непозволительно бросаться в новое предприятие, прежде чем принцесса Микомикона не будет восстановлена на троне, и потому он решил молчать и стоять спокойно, скрестив руки на груди и ожидая, к чему приведут эти уловки путешественников. Один из них нашел молодого человека, которого он искал; тот спал рядом с настоявшим молодым погонщиком, ни мало не беспокоясь о том, что его ищут и должны найти. Нашедший потряс его за руку и сказал:

– По правде сказать, господин дон-Луис, ваше теперешнее платье хорошо идет к вам! И постель, в которой я вас нахожу, тоже вполне соответствует нежным попечениям, в которых вы воспитаны вашею матерью.

Юноша протер заспанные глаза и, внимательно посмотрев на толкавшего его, скоро узнал в нем слугу своего отца. Его появление так смутило молодого человека, что он некоторое время не мог ответить ни слова. Слуга продолжал:

– Вам остается только, господин дон-Луис, терпеливо покориться и отправиться обратно домой, если ваша милость не желаете, чтобы ваш отец, мой господин, отправился на тот свет, так как только такого конца и можно ожидать от того горя, в которое поверг его ваш побег.

– Но как мог узнать мой отец, – прервал дон-Луис, – что я отправился по этой дороге и в этом костюме.

– Это ему открыл студент, – ответил слуга, – которому вы сообщили ваши намерения: он поступил так из сожаления к горю, поразившему вашего отца, когда он не нашел вас. Тогда ваш отец отправил четверых своих слуг на поиски за вами, и вот мы все четверо к вашим услугам. Даже вообразить нельзя, как мы рады тому, что нам выпадает счастье привести вас к отцу, который вас так нежно любит.

– Это еще как я захочу, и как велит небо, – ответил дон-Луис.

– Что можете вы захотеть, – возразил слуга, – и что иное может велеть небо, как не согласиться на возвращение? Все остальное невозможно.

Мальчик погонщик, рядом с которым спал дон-Луис, слышал весь этот разговор; вставши, он вошел сообщить о случившемся дон-Фернанду, Карденио и другим гостям, которые в это время одевались. Он рассказал им, как этот человек называл юношу дон, как он хочет отвести его домой к отцу и как тот не хочет его слушаться. Услыхав эту новость и зная уже молодого человека по прекрасному голосу, которым его одарило небо, все выразили желание узнать подробней, кто он, и даже помочь ему, если он подвергнется какому-нибудь насилию. Поэтому все направились в ту сторону, где еще разговаривал и спорил с своим слугой дон-Луис. В эту минуту Доротея вышла из комнаты, а за нею и донья Клара, сильно расстроенная. Отведя Карденио в сторону, Доротея в коротких словах рассказала ему историю певца и доньи Клары. В свою очередь, Карденио сообщил ей о прибытии слуг его отца, отправленных на его поиски, но он сообщил ей это известие не так тихо, чтобы донья Клара не могла расслышать его слов, и они поразили ее так сильно, что она упала бы на землю, если бы Доротея не поддержала ее. Карденио посоветовал отвести ее в комнату, добавив, что он постарается устроить все, как следует; и обе подруги последовали его совету.

В то же время искавшие дон-Луиса четыре всадника вошли на постоялый двор и, окружив юношу, пытались убедить его возвратиться с ними и утешить отца. Он ответил им, что он ни в каком случае не может последовать их совету, прежде чем он не кончит дела, касающогося его жизни, чести и души. Слуги настаивали на своем, говоря, что они не возвратятся без него и что они приведут его домой даже против его воли:

– Вы приведете меня только мертвым, – возразил дон-Луис: – каким бы способом вы не повели меня, все равно – вы поведете меня только мертвым.

Между тем шум их препирательств привлек многих гостей, находившихся на постоялом дворе, именно Карденио, дон-Фернанда, его провожатых, аудитора, священника, цирюльника и Дон-Кихота, который теперь считал уже излишним дальнейшее оберегание замка. Карденио, знакомый уже с историей юноши-погонщика, спросил у желавших вести его силою, что дает им право насильно заставлять молодого человека вернуться домой.

– То, – ответ один из них, – чтобы сохранить жизнь отцу этого дворянина, которому грозит опасность потерять ее.

– Считаю излишним давать здесь отчет в моих делах, – прервал дон-Луис, – я свободен я иду туда, куда мне хочется, и никто не может принуждать меня.

– Вас должен принуждать разум, – ответил слуга; – если этого недостаточно для вашей милости, то достаточно для нас, чтобы заставить нас сделать то, зачем мы приехали и что мы обязаны сделать.

– Разберем дело по существу, – сказал аудитор. Но слуга, узнав своего соседа по дому, сейчас же ответил ему:

– Да разве, ваша милость господин аудитор, не узнаете этого дворянина? Это сын вашего соседа; он убежал из дому своего отца в таком неприличным для его звания платье, как в этом ваша милость можете убедиться.

Аудитор внимательно поглядел тогда на юношу и, узнав, обнял его.

– Что за ребячество, господин дон-Луис! – сказал он ему, – какие такие важные причины заставили вас бежать в таком непристойном для вашего звания наряде?

У молодого человека выступили слезы на глаза, и он не мог ни одного слова ответить аудитору, который сказал слугам, чтобы они успокоились и что он устроит дело; затем, взяв дон-Луиса за руку, он отвел его в сторону, чтобы расспросить его насчет его шалости.

В то время как он предлагал ему эти вопросы, у ворот двора послышались сильные крики. Вот что было причиной их: двое гостей, ночевавшие в этом доме, пользуясь тем, что все занялись делом дон-Луиса и четырех всадников, вздумали улизнуть, не заплативши за ночлег, но хозяин, бывший к своим дедах внимательнее, чем к чужим, остановил их у ворот и стал у них спрашивать платы за постой, осыпая их такими ругательствами за их бессовестное намерение, что те, в конце концов, разозлились и полезли отвечать ему с кулаками. Они начали так здорово тузить его, что бедному хозяину пришлось взывать о помощи. Хозяйка и ее дочь видели, что только один Дон-Кихот был незанят и был более всех способен помочь им, поэтому хозяйская дочь подбежала и сказала ему: