Похвала добродетели - Эльдар Бертович Гуртуев

добились полной победы, — сказал он. — Жить бы теперь да жить. Но, как говорят в народе, я сломал нож на хвосте вола[14]. Друг мой, — слабеющим голосом продолжал Ибрагим, — Я вручаю тебе судьбу Магомета. Он совсем еще маленький, но я верю, что ты поможешь бедной его матери вырастить из него настоящего горца. Знаешь, что нет у них никого ближе, чем ты, а одной ей сына не поднять, она и сама едва дышит.

Нажабат в самом деле была очень слаба. Она пережила мужа всего на несколько месяцев, и тогда полугодовалого Магомета взяли к себе Бисолтан и его жена, бездетная добрая Зарият. Односельчане долго еще после этого говорили о том, что аллах возблагодарит их за маленького сироту. А потом, с годами, все словно забыли, что Магомет вырос не в родной семье. Да и сам он редко вспоминал об этом, хотя прекрасно знал от односельчан, как печально началась его жизнь.

— Я пришел, отец! Здравствуй.

— О! А я-то уж думал, что вы позабыли обо мне! — Бисолтан распрямил спину. — Где же мать?

— В магазин пошла. Садись, завтракай, — сказал Магомет. — Вот айран. Может, чуть нагрелся за дорогу, так ты сразу пей, под таким солнцем он и закипеть может.

— Не успеет, — отшутился отец. — У меня внутри пламя бушует от жажды, так что кувшин мигом опустеет.

Магомет присел на траву рядом с отцом и, улыбаясь, наблюдал, как на его загорелой шее при каждом глотке вверх и вниз двигается острый кадык. Наконец Бисолтан зычно крякнул и ладонью отер от айрана усы.

— Поставь-ка остаток в тень, за камень, — сказал он, протягивая сыну кувшин с булькающим на дне айраном. — Да прикрой поплотней лопухами, чтоб муравьи не наползли.

Он вытащил из кармана шитый красным шелком кисет, свернул самокрутку и глубоко затянулся.

— Пока ты отдохнешь, я покошу немного, — нерешительно сказал Магомет и осторожно взял сверкающую на солнце острую косу.

Не впервые он брал в руки косу, ему давно хотелось научиться косьбе — древнему искусству, которое в народе всегда считалось самым почетным. Но работать так ловко, как отец, он никак не мог. Острое лезвие то врезалось в рыхлую землю, то скользило по траве, задевая лишь самую ее верхушку. От напряжения каменели мышцы, пальцы намертво впивались в косовище, но ничего путного не получалось, лишь рубаха прилипала к спине.

Пройдя несколько метров, Магомет остановился.

— Погляди, отец, — сказал он с робкой надеждой в голосе, — кажется, сегодня у меня дела получше?

— Кажется, — с улыбкой подтвердил Бисолтан. — А если что и не так, ты не виноват — у этой косы косовище не так приделано.

Это была привычная добродушная насмешка над неумелыми косарями, но Магомет не обиделся.

— Ничего, — сказал он, — скоро мы перестанем заниматься этой физкультурой и перейдем на машины. А тогда посмотрим, у кого лучше получится.

— Дай бог, — заметил Бисолтан. — Только в наших горах с машинами не разгуляешься, — слишком они крутые. Долго еще нам придется махать косой. Да мы ведь привыкли — сколько веков горцы косят и никогда не жаловались на судьбу. Хуже, если нечего косить.

— Это точно, — согласился Магомет и, утерев ладонью лоб, присел рядом с отцом.

Бисолтан свернул себе вторую цигарку и, задержав взгляд на сыне, заговорил:

— Значит, Магомет, скоро опять в школу?

— Да, теперь уж совсем скоро.

— Ну, а дальше? Дальше-то что? — спросил отец. — Косарь из тебя никудышный, сам видишь. Чем после школы станешь заниматься? Может, в институт пойдешь? Ученые люди теперь в почете.

— Да я и сам мечтаю, — признался Магомет, — но хотел тебя спросить: не пора ли мне работать? Ведь небогато мы живем.

— Ну, богато ли, бедно ли, — не в том дело. Девять лет тебя проучили, еще потерпим, не обеднеем. А на кого ты учиться хочешь?

— Я, отец, горы люблю, ты знаешь, — сказал Магомет. — Мне бы только с горами не расставаться...

— Так ведь ради гор, я думаю, нечего в институт идти. Вон сколько неграмотных охотников всю жизнь по скалам бродят, ни читать не умеют, ни писать. А ведь ты школу кончаешь.

— Да нет, ты меня не понял. Просто так ходить в горы я и не думаю. Мне бы горным инженером стать. Помнишь, приезжали к нам геологи? Оказывается, в горах, вот в этой земле, на которой мы с тобой сидим, столько разных металлов есть и даже золота, что мы и понятия не имеем. Должен кто-то это искать?

— Золото, говоришь? — усомнился Бисолтан. — Ну, уж это они загнули, твои геологи.

— Да нет же! Вполне может и золото быть! — горячо возразил Магомет. — Помнишь, когда-то давно за Баксан-рекой люди нашли металл? Его назвали плохим свинцом, потому что он не хотел плавиться. А потом оказалось, что это молибден, очень ценный металл. Если б не горные инженеры, так бы и лежать ему в земле.

— Ну-ну, — поднимаясь, сказал отец. — Ищи, если у тебя есть к тому охота. Я не против... — Он взялся за косу и, размахнувшись, добавил: — Ты полежи отдохни, а я скошу еще рядка два и вместе пойдем домой.

Прикрыв от солнца глаза, Магомет вновь вслушивался в размеренное «хаст, хаст, хаст», с каким высокая трава падала к ногам отца. Тяжелая коса казалась в его руках детской игрушкой, и ни одного лишнего взмаха не делал Бисолтан.

На горизонте первозданной белизной сверкала стройная гряда гор. Магомет видел ее сквозь подрагивающие ресницы и думал о том, что настанет же время, когда сюда сбегутся широкие асфальтированные дороги, а по этим дорогам во все концы страны пойдут машины с драгоценной породой. И тогда люди будут говорить не только о красоте гор, но и об их богатствах. Но для этого нужны инженеры. Как хотелось бы ему, Магомету, стать первым горным инженером аула Состар!

ГЛАВА ВТОРАЯ

I

Ранняя осень — чудесное время в горах. Деревья, луга, холмы и даже вечно снежные вершины гор неожиданно вспыхивают и переливаются всеми цветами радуги. В чистом воздухе слышится эхо от неугомонных горных рек.

Терпкий запах скошенного сена смешивается с ароматом зрелых плодов, а все еще яркое, хотя и