Парижские каникулы - Maryna Ostromyr

— Ваш цвет! — уверенно говорит мадам Лулу, поворачивая меня так и этак, — Очень элегантно!

Это так. Но что-то дикое, первобытное и африканское есть в этой одежде. Дорогой одежде…

Почва уходит из-под ног. Система ценностей, мифологем и прочих всяких лемм, что была этим самым грунтом, рассыпается, я стараюсь удержаться на дренажном слое семьи, дружбы, работы и прочего, что составляет мой периметр. А потом вдруг понимаю — да и принимаю, что там говорить! — рассыпчатость этой самой почвы, конечность бытия, как моего лично и вообще… И пытаюсь прикрыть принятие тем, чего бы не сделала никогда. Покупкой дорогой одежды в дорогом магазине дорогого города.

… — Что насчет дисконта, мадам Лулу? — от зеркала не могу отойти. Блин, обычно я более стойкая. Обычно я вижу в зеркале элегантную даму средних лет, какого-нибудь доцента, сотрудницу успешного энгео или хотя бы учительницу иностранного языка.

А тут я вижу себя. Это необычное ощущение. Это необычное принятие своей вызывающестости. Я не хочу быть элегантной дамой средних лет, мне не хватает усидчивости быть доцентом, меня бесят все эти дамочки из энгео, и для учительницы у меня слишком много страстей.

— Новая коллекция, — говорит мне мадам Лулу извиняющимся голосом, — Никак не могу. Но вы же сами видите в зеркале, что деньги тут не имеют значения… Ваш стиль! Нечто особенное

Изыди, ведьма! Сама это знаю. Пересчитываю купюры… Наличными плачу, заботясь о психическом здоровье супруга драгоценного, а то как бы он случайно не узнал тайну, которую унесу с собой в могилу… Мадам Лулу должна мне сдачу — одно евро, она долго ищет монетку, видимо полагая, что богатая женщина, которая покупает такие пиджаки, махнет рукой и скажет «да ладно уже»… Но не на ту напала! Находит одно евро и сообщает медовым голосом, что есть еще и в красно-оранжевом цвете вариант…

Изыди, ведьма! Божественное рацио, сохрани и сбереги… У меня есть серые приличные брюки, мне нужен подходящий пиджак, а не абы какой… Да, два пиждака лучше, чем один, но… Мадам Лулу плясала продажный танец вокруг меня, от цветных пиджаков рябило в глазах…

И знаете, в этот момент я вообще ни о чем не думала. Ни о будущем, ни о своей ответственности, ни о своих решениях… И пофиг мне было на все в жизни, кроме пиджака. Пиджаков.

Прекрасный дзен!

… — В следующий раз, — мужественно вырываюсь я из плена нарядов. Сколько раз за эту поездку я говорила "в следующий раз"? Будет ли он…

Мадам Лулу не сдается так легко. Она пытается всучить мне элегантный шарфик к пиджаку, один за шестьдесят евро, потом другой — снижает ставки! — за пятнадцать.

Послушай, тетя! У меня дома целый мешок с элегантными шарфиками из шелка и кашемира — я коллекционер! — и самый дорогой обошелся мне в один евро.

Мадам Лулу, прощаясь, предлагает мне одуматься и взять еще и красно-оранжевый пиджак. От этого предложения снова подкашиваются колени, но я снова говорю, что в следующий раз. И правда так думаю… Если будет следующий раз, если вообще что-нибудь будет, то обязательно куплю тот вызывающий пиджак.

Иду вниз по улице, размахивая бумажным пакетом, неприлично — на улице ведь! — закусывая сдобной булочкой — там внутри такие хрустящие шоколадные чипсы. Думаю, что неплохо бы посетить туалет — ищу какой-нибудь приличный отель, обычно я туда захожу в поисках туалета и еще ни разу меня не остановили… А если я еще и надену новый пиджак!

Мир рушится. Но вот именно тогда на минуту можно получить иллюзию, что нет.

И я даже не знаю, куда мне носить тот пиджак.

Глава 10

Вы знаете, после Львова, архитектура любого европейского города «вау”- эффекта уже не вызывает, как впрочем и многое другое тоже. Все кажется естественным и привычным — необыкновенная красота улиц, вкусная еда, красавицы в роскошных нарядах… Но есть нечто, чем принципиально отличается Париж — там нет старух. Там нет этих несчастных, больных, старых, никому не нужных женщин, которые бесят всех — от пассажиров маршруток до собственных внуков, а оттого эти старые женщины и ненавидят всех — от пассажиров маршруток до собственных внуков… Они очень отличаются от других людей — фигурой, одеждой, а особенно выражением лица. А особенно сейчас.

У меня лично данная категория граждан вызывает шок и трепет, панику от понимания того, что вот еще немного — и я превращусь в них. Лучше умереть. Лучше умереть, гораздо лучше умереть, только не как они…

А в Париже таких женщин нет. И не потому, что всех лиц женского пола, достигших шестидесяти лет отправляют на нараяму за сто первым километром. И не потому, что там поголовно все богатые в кристиане диоре и на роллс-ройсах разъезжают — в метро полно очень скромно одетых пожилых дам и у некоторых даже нет зубов! — но выражение лица у этих дам совсем другое. Нет вот этой страшной обреченности, невеселости, драмы невостребованности — даже если дети не поскупились на дорогие вставные зубы.

В постсоветском понимании, такая женщина — уже не человек. Родить не может, купить не может, работать не может… Только место в маршрутке занимает, а если еще и льготный проезд, то и тут толку от нее нет.

Во Париже, как впрочем и в любом другом месте, где «права человека» не повод для насмешки и обзывания «повесточкой», выражения лиц у женщин совсем другие. Они — женщины, не смотря на возраст, наличие денег или зубов. Их женственность не прекращается менопаузой, их выражения лиц сохраняют открытость миру и доверие к нему.

Некоторые пожилые женщины — очень интересные. Макияж, наряды, всякие там платочки и бантики почему-то кажутся уместным, а не вот этим вот «дура молодится».

Пожилые дамы — да, да, именно так! — терпеливо выслушивают, что я там блею по-французски и приветливо отвечают. Еще более пожилые дамы называют меня «филетт», это типа «детка» — они признают свой возраст, не молодятся, но их возраст делает их круче любой молодой и привлекательной — они старше и мудрее.

И я как-то постепенно избавлялась от этого своего навязчивого страха старости — я поняла, что можно вот так, быть привлекательной, кокетливой, но не выглядеть по-клоунски или смешно.

Это очень полезный для меня опыт, очень.

Как и еще очередное доказательство того, что каждый, вне зависимости от возраста, пола, ориентации и прочих личностных характеристик — человек. И латинское слово «гуманизм»