Похвала добродетели - Эльдар Бертович Гуртуев

class="p1">Но, к сожалению, еще не все опасные болезни поставлены на колени, хотя в общем дело идет к этому. Об одной из них, если и не самой страшной, то самой трудноизлечимой, мы и поведем речь в нашем докладе.

Эта болезнь сравнительно молодая и потому мало изученная. Жизни человеческие она не уносит. Не приковывает она и к постели. Наоборот, субъект, пораженный ее вирусом, происхождение и тип которого не известны (отчего и название вирус инкогнитус), проявляет неистребимую энергию и феноменальную живучесть. Однако именно в силу указанных симптомов она представляет серьезную угрозу для определенных сфер современной цивилизации. Вот почему борьба с этой болезнью становится сейчас одной из актуальнейших задач интеллектуального общества.

Предугадать ее возникновение в том или ином индивидууме невозможно. Инкубационный период протекает совершенно незаметно, а затем начинается стремительное, как после прорыва плотины, течение болезни. В отличие от заболеваний сезонных, возрастных, эпидемических или профессиональных эта болезнь может поразить человека любого пола и возраста (начиная со школьной скамьи), любой профессии и в любое время года. Она не щадит никого, кто окажется жертвой заколдованного вируса.

Различаются две формы заболевания — острая и хроническая. Последняя более опасна. Не помогают никакие инъекции, никакое оперативное вмешательство. Пытались лечить больных методом гипноза, но сколько-нибудь утешительных результатов не дало и это модное средство.

Опыт последних лет подсказывает, что загадочная болезнь чаще всего поражает субъектов, склонных преувеличивать свои умственные способности, то есть людей, которые вдруг ни с того ни с сего обнаруживают в себе мнимое наличие качеств, свойственных лишь немногим работникам умственного труда. Как утверждают некоторые психологи (вероятно, если какая-нибудь наука и докопается до истины, так это психология), у больного наблюдается повышенная возбудимость при следующих ситуациях:

а) когда кто-либо выражает сомнение в объективности самооценки пациента;

б) когда пациенту предлагают занятие прямо противоположное тому, к которому он чувствует болезненное влечение;

в) когда пациент не слышит восторгов по поводу достоинств его труда.

Не зарегистрировано еще ни одного случая излечения болезни в запущенной стадии. А ведь в этом-то случае носитель вирус инкогнитус и представляет собой наиболее страшную угрозу для родных и друзей, а также для некоторых солидных учреждений.

Сравнительно проще обстоит дело с острой (начальной) формой болезни. При первых же ее бурных проявлениях необходимо сделать подробнейший анализ клинической картины. Тут дорога каждая минута, и надо сразу пустить в ход все меры воздействия, а в первую очередь — психотерапию. Очень важно не ошибиться, не спутать болезненные явления с подобными же, но доброкачественными симптомами. Здесь требуется тонкая наблюдательность, чувство такта и большая осторожность. Иначе легко можно заподозрить возникновение коварной болезни в психике совершенно здорового человека.

Что же касается больного, то при лечении ни в коем случае нельзя учитывать ни своих личных симпатий к пациенту, ни к уровню его общественного положения, ни степени его родства и дружеских отношений с влиятельными лицами. Только при этом условии еще можно надеяться на успех.

К несчастью, случаи выздоровления пока еще очень и очень редки. Зато вылечившийся приобретает иммунитет на всю жизнь. Рецидивы почти исключены. А спасенный человек из общественно опасного субъекта превращается в общественно полезного.

Итак, все на борьбу с коварно замаскированным вирусом!

Да, кстати, название болезни специалисты составили из двух греческих слов: графо (пишу) и маниа (безумие, страсть) — ГРАФОМАНИЯ.

Сладкие дни Доммая

Перевод М. Эльберда

Доммай Османов сын — мужчина в расцвете сил, уважаемый своими друзьями и знакомыми, никогда не слыл трусом, хотя и считался человеком осмотрительным и осторожным. Не терял он самообладания ни перед начальством, ни перед соседом — скандальным выпивохой, ни перед собственной женой.

Однажды, когда на город обрушился бешеный майский ливень и мощные потоки неслись по улицам, вызывая всеобщую панику и смятение, Доммай лишь глубокомысленно заметил, что ему в жизни не случалось видеть столько мутной воды и что ему интересно, куда она теперь вся денется. А когда, как вы помните, город вздрогнул от землетрясения и в домах закачались люстры и зазвенели бокалы в сервантах, Доммай только сострил: «Наверное, в ухо быка, на чьих рогах держится земля, забралась блоха, а может, и оса». Вот каким был наш Доммай. Да что я о нем все в прошедшем времени? Он не был, а есть и сейчас. Причем он жив и здоров. Правда, с некоторых пор стал еще осмотрительнее.

Дело в том, что хладнокровный и даже не лишенный мужества Доммай все-таки имеет одну слабость: он боится болезней — любая пустяковая хворь способна перепугать его до полусмерти. Он, разумеется, знает о могуществе современной медицины, но ему известно и то, что иная болезнь заканчивается не тем финалом, который можно было бы обсудить с приятелями.

И вот в один из дней, когда в скверике у дома цвела сирень, в прозрачной синеве небес торжественно сияло солнце, а воробьи пытались не чирикать, а петь, Доммай подхватил сильную простуду. Перехватило грудь, закололо поясницу, помутилось в глазах. Сирень ему казалась пошлой бутафорией, солнце — равнодушным ко всему, да к тому же и плохо вычищенной медной сковородкой, а веселый птичий гам он просто не расслышал.

Поскольку жизненные планы Доммая не умещались в рамках нынешнего тысячелетия, он, не медля ни часа, устремился в больницу. Нашел там врача, который, как он знал, был то ли троюродным племянником, то ли двоюродным дядей кого-то из Багырбашевых, приходившихся близкими родственниками Гараевым, а Гараевы — это близкие соседи родителей жены Доммая. Врач не стал разбираться в запутанных ветвях этого громоздкого генеалогического древа. Хватало у него и других забот, а к Доммаю все равно отнесся внимательно.

Наш больной немного даже воспрянул духом и произнес маленькую, но напыщенную речь:

— Друг мой и благодетель! Судьбе угодно было, чтобы ты позаботился о моем ослабленном теле и выгнал из него губительную хворь. Устрой меня в светлой и уютной палате, да с добрым соседом — тихим, культурным и не храпящим во время сна.

— Будет сделано, — улыбнулся врач. — Как раз сегодня один высокопоставленный товарищ, который лежит у нас в индивидуальной палате, попросил поместить к нему напарника. Заскучал он сильно. А вы, Доммай, я думаю, ему подойдете.

Палата — светлая, уютная. Сосед — лучше не придумаешь. Спокойный, немногословный, на лице — выражение усталой значительности, но с берекетом, с готовностью к дружественному общению. Большой начальник. По ночам не храпит.

С таким