И слово это было - Россия.. «Спаси меня... Соловецким монастырем» - Петр Петрович Татауров

в манифесте, по которому он был сослан в свою деревню в Пензенскую губернию, где содержался под охраной невыездно. Но кровожадному Бирону это наказание показалось незначительным, и он добивается у Анны ужесточения репрессий к Долгорукому. В июле этого же года в Архангельск был направлен Указ царицы о ссылке В. Л. Долгорукого в Соловецкий монастырь и инструкция, по которой следовало содержать нового узника. Указ адресовался архангельскому губернатору генералу Мещерскому, который сменил прежнего, оказавшегося неугодным властям губернатора Измайлова. В инструкции — все те же строгости: содержать «в келье под крепким караулом, из которой, кроме церкви, за монастырь никуда не выпускать и к нему никого не допускать».

4 августа 1730 года Долгоруких был доставлен в Соловецкий монастырь и был заключен в ту же самую келью, где год назад скончался Петр Андреевич Толстой. Но, вероятно, сердце императрицы что-то еще помнило, ибо Василий Лукич содержался в монастыре в условиях, которые другим арестантам даже не могли присниться. При нем находились пять его крепостных слуг, ему разрешалось писать домой «о присылке к себе для пропитания запасов и о прочих домашних нуждах…», за ним были сохранены титулы и собственность. Но содержание было строгим. Он сидел один в келье круглосуточно, выход разрешался только во внутреннюю тюремную церковь, общение со слугами лишь через охрану.

Так прошло девять долгих лет. Но в 1739 году злобный Бирон отыскал какие-то якобы ранее не раскрытые грехи за Долгоруким, его вывезли в Новгород и казнили отсечением головы.

О третьем соловецком узнике из «гнезда Петрова» Платоне Ивановиче Мусине-Пушкине мы уже рассказывали в главе, посвященной Вындомскому — делу П. А. Осиповой-Вульф. Он был арестантом Соловков недолго — всего несколько месяцев в 1740 году, и спасла его от длительного заточения внезапная смерть Анны Иоанновны и наступившие династические перемены.

Всем трем узникам, влиятельнейшим сановникам петровского времени, несмотря на жесткие указы и инструкции о строгом их содержании, помогал как мог, скрашивал их пребывание в монастырской тюрьме добрый, умный и дальновидный архимандрит Варсонофий. Возглавлял он эту обитель долго — с 1720 по 1740 год — и в истории Соловецкого монастыря известен своей заботливостью и добротой к братии и многими делами по укреплению доброго влияния монастыря на многочисленных прихожан, разнесших славу обители по всей России.

Знал Варсонофия и юный Ломоносов. Именно к годам управления Соловецкой обителью этого настоятеля и относятся плавания Ломоносова с отцом по Белому морю. Но эти плавания, оказывается, совершались не только ради промысла рыбы. Недавно найденные краеведом-помором А. А. Тунгусовым документы (переданы им в Институт русской литературы) показывают, что Василий Дорофеевич Ломоносов был не только промысловиком, но и доверенным лицом архиепископского дома. Церковное правление огромного Беломорского и Двинского края в те годы было сосредоточено в Холмогорах, и Соловецкий монастырь, как и все обители края, подчинялся холмогорскому архиепископу. И Ломоносов-старший, совершая промысловые плавания, еще и выполнял разные поручения архиепископа — доставлял грамоты и указы настоятелям приморских монастырей, привозил от них ответы, а также разные товары для архиепископского дома (семгу, белужье сало, прочую рыбу, меха). Бывал с сыном и в Соловках. Непогода нередко задерживала поморов, и добрый Варсонофий разрешал жадному до знаний Михайле Ломоносову знакомиться с библиотекой Соловецкого монастыря{75}. Здесь Ломоносов мог познакомиться с историческими материалами, использованными им позднее в «Экстракте о стрелецких бунтах», — они были только в рукописном сборнике, хранящемся в Соловецком книжном собрании.

Варсонофий в 1740 году стал архиепископом холмогорским, и Ломоносов, будучи уже известным ученым, шлет ему в 1746 году через своих земляков, часто приезжавших в Петербург с товаром, книгу «Волфианская экспериментальная физика» с письмом, полным добрых чувств и пожеланий. Долго биографы Ломоносова не знали причины этой благосклонности ученого к церковному иерарху. Ныне стало ясно, что благодарные чувства Ломоносова к игумену Варсонофию родились еще в Соловецком монастыре.

Но вернемся к узникам соловецкой тюрьмы. Доброжелательность Варсонофия к ним была известна в сенате. Ему приходилось писать объяснения, оправдываться{76}. И это удавалось только потому, что он был известен церковным властям многими своими настоятельскими заслугами.

В самый разгар работы А. С. Пушкина над «Историей Петра» в шестом номере журнала «Библиотека для чтения» за 1834 год была напечатана повесть-быль писателя-декабриста А. А. Бестужева, писавшего под псевдонимом А. Марлинский, — «Мореход Никитин»{77}. Она была весьма популярна в те дни и не могла пройти мимо внимания Пушкина. В ней описывались подлинные события, случившиеся в 1810 году в водах Баренцева моря. Небольшое торговое судно помора-морехода Савелия Никитина (подлинное имя Матвей Герасимов) было захвачено в море английским военным кораблем. Русский экипаж был заперт в трюме, а плененное судно в свои воды повел английский экипаж. Но русские моряки сумели в борьбе освободиться, захватить обратно корабль и привести его в родной Архангельск вместе с побитыми и плененными британцами.

Эта история была знаменательна еще и тем, что она повторила широко известный подобный подвиг, совершенный во времена Петра, в 1711 году. В сражении под Нарвою в 1700 году был пленен шведами князь Яков Федорович Долгорукий — один из сподвижников Петра. Он пробыл в плену 10 лет. Но вот в 1710 году во время перевоза морем русских пленных из Стокгольма в г. Умео Я. Долгорукий с товарищами сумел захватить шведский корабль и привести его в Ревель (ныне Таллинн). Этот подвиг был известен в истории России, описан в «Деяниях Петра Великого» И. И. Голикова (т. 17, М., 1798) и воспет К. Ф. Рылеевым в 1823 году в думе «Яков Долгорукий». А. С. Пушкин в своей «истории Петра» подробно описывает битву под Нарвою 1700 года и пленение Долгорукого. Затем в его «Истории» имя Я. Долгорукого снова многократно повторяется после 1711 года, ибо по возвращении из плена Яков Федорович снова в числе активнейших помощников Петра.

Но вернемся к «Мореходу Никитину». Читатели того времени, и в их числе Пушкин, с интересом знакомились с некоторыми подробностями поморского бытования, природой Беломорья и с описанием Соловецкого монастыря: «Ахнешь, брат, как повидишь, из каких громад сложены стены монастырские! Вышины — взглянешь, так шапка долой; толщины — десять колесниц рядом проскочут; и каждый камень больше избы. Ведь святым угодникам ангелы