Славута и окрестности - Владимир Резник

После того, как Макс получил немалую и вполне заслуженную порцию комплиментов за свою стряпню, центр внимания быстро перешёл к Илье, и тот, одетый в светлые брюки и шёлковую рубашку, раскованный, весёлый и остроумный, удерживал его весь вечер. Он шутил, разыгрывал занимательные истории о своих приключениях, не упомянув, с кем он в тот момент путешествовал; рассказывал рискованные анекдоты, ни разу не сбившись и ловко удержавшись на грани, и лишь перехваченный Аней его тревожный, вопросительный взгляд, брошенный на Женю, насторожил и слегка подпортил ей впечатление.

Женя, в шортах и обтягивающей футболке, загадочно-улыбчивый и вежливый, ел мало; аккуратно, мелкими глоточками пил белое вино и в разговорах почти не участвовал — больше молчал, внимательно слушал и приглядывался к окружающим. Блондином он оказался крашенным — это с удовлетворением отметила про себя Аня — сама смуглая с копной каштановых волос. Тщательно уложенная и выбеленная его причёска почему-то её раздражала, и она сама удивилась своей реакции — раньше бы этого и не заметила. Первый шок, удивление, что новым увлечением Ильи оказался мужчина, быстро прошло. Макс, похоже, вообще не обратил на это внимание, и лишь Андрей, как ей показалось, изредка бросал удивлённые взгляды на эту странную пару.

— Хотя, собственно, чем они такие уж странные, — развеселилась она своим мыслям. — Вот такие как мы, наше трио, гораздо более редки, и уж точно смотримся страннее, даже в толерантной и привычной ко всему Европе.

Разошлись уже к середине ночи, и задержавшаяся у стола Аня, решившая на этот раз очистить пепельницы от окурков, заметила, как Илья нежно обнял Женю, и как тот, резко и нервно поведя плечом, сбросил его руку.

Этой ночью она сообразила, что сделала ошибку, что не надо было приглашать Илью, не зная, с кем он приедет. Она вдруг поняла, что теперь все дни, оставшиеся до окончания отпуска, у неё не будет той расслабленной свободы, которая была ей так необходима. Поняла в тот момент, когда пронзительный, копившийся внутри крик, победный клич подъёма наверх, на сверкающую вершину, готов был уже вырваться наружу и принести с собой волну такого долгожданного облегчения и ей, и так старавшимся мальчишкам, и не смогла, оборвала, задушила его и вместо финальной лёгкости почувствовала раздражённую усталость. Мысль о том, что там, за стеной её крик услышит этот прилизанный с внимательным, цепким взглядом парень, мгновенно отрезвила и сбросила с сияющей вершины в полумрак комнаты, где горел ночник, пузырилась под тёплым ветром занавеска, а на огромной кровати переплелись три уставших, потных тела. Если бы там, в постели с Ильёй была бы прежняя глуповатая блондинка или пускай любая другая, но женщина, ей было бы всё равно или даже приятнее — её крик был бы криком победы и утверждения себя и своей правоты. А тут она внезапно споткнулась, растерялась и потом, лёжа без сна почти до самого рассвета, пока оба её любимых мужчины тихо посапывали с обеих сторон, пыталась разобраться в себе: что её так встревожило, что насторожило в этой, в общем-то, безобидной ситуации.

3

Макс просыпался рано — привык. В Москве ещё до знакомства с Аней и Андреем гулял по утрам с собакой, потом собака — мудрая старая колли — умерла, а привычка к раннему подъёму осталась, и он стал бегать в ближнем парке. Заниматься этим здесь, в Италии, ему не хотелось, и, проснувшись с восходом, пока все ещё спали, он шёл в бассейн, где до изнеможения наматывал круги в бирюзовой, чуть отдающей хлоркой прохладе. В это утро он, как обычно, ещё в полудрёме вышел к бассейну, предвкушая, как остывшая за ночь вода разбудит, вырвет его из разнеженности сна, а, подойдя ближе, очнулся. В бассейне, разрезая воду мощными гребками, плавал Женя. Он, так же как обычно и делал это Макс, в несколько взмахов пересекал бассейн, разворачивался и плыл обратно — раз за разом. Он сделал три таких заплыва, пока, наконец, ни заметил Макса.

— О! Привет! С добрым утром. Тоже поплавать вышел?

— Да, я каждое утро тут плещусь, — пришёл уже в себя тот.

— Здорово. Я тоже. Привык к этому в Москве. В доме, в котором я живу, спортзал и бассейн. Так что я по утрам метров пятьсот наматываю, — засмеялся Женя. — Ну, всё — выхожу. Освобождаю тебе дорожку.

Макс хотел было ответить, что это не обязательно, что места в бассейне достаточно, и им хватит обоим, но не успел. Женя, ухватившись за поручни, резко вынырнул из воды и уже стоял на краю бассейна. Прозрачная водяная плёнка — единственная одежда — потоком стекала с него, открывая мускулистое рельефное тело. Нагота не смущала Макса — они втроём любили позагорать на нудистских пляжах, да и дома, и на вилле, позволяли себе всё, но это свои — семья, а в Жениной обнажённости, в бесстыдной открытости чужака ему почувствовался какой-то вызов, что-то непристойное и неуместное. Он вскользь, про себя отметил чисто выбритый пах и подмышки, какую-то наглую мощь этого ладного мужского тела и быстрее, чтобы тот не успел заметить его смущение, прыгнул в воду. Женя проводил его внимательным взглядом и, взяв из стопки на лежаке полотенце, стал медленно вытираться. Когда Макс, наконец, переплыв два десятка раз прохладный бассейн от края до края, вылез — Жени не было, и лишь цепочка мокрых, быстро подсыхающих на солнце следов, и странное незнакомое возбуждение, указывали, что всё это ему не померещилось.

За завтраком, который приготовили совместно Макс и Илья, было решено отправиться всем вместе на одной машине в Сорренто. За руль сел Андрей, на переднее сидение забралась Аня, а остальные разместились сзади. Женя оказался между Максом и Ильёй. Сидеть было тесновато, и Макс всю дорогу, особенно на поворотах, из которых она, собственно, и состояла, чувствовал горячее твёрдое Женино бедро. Андрей вёл машину уверенно, по-итальянски жестикулируя и сигналя зазевавшимся, и добрались они меньше, чем за час. Вдоволь нагулялись по городу, выпили кто холодного пива, кто белого вина в кафе на набережной, а вечером поужинали в знаменитом «Карузо». Болтали ни о чём, восторгались видами и атмосферой расслабленного, нацеленного только на развлечения и удовольствия, южного города. К концу вечера Аня, весь день проведшая в расслабленно-блаженном состоянии и даже не вслушивавшаяся о чём беседуют её спутники, внезапно заметила, что центр внимания как-то незаметно переместился на Женю, а Илья, бывший весь вчерашний вечер душой компании, сник, помалкивает и лишь исподлобья жалобно поглядывает на Женю, который то рассказывал какие-то занимательные истории, то тонко острил, то заинтересованным тоном выспрашивал Макса о его работе, о его любимом коньке — архитектуре, в которой он, как выяснилось, тоже разбирался. Внешне всё выглядело совершенно невинно — компания разделилась по интересам, но неприятное, тревожное чувство не оставляло её весь остаток вечера, особенно после того, как она случайно по дороге в туалет подслушала обрывок разговора между Ильёй и Женей, курившими в стороне.

— Да что я такого сделал? — жалобным голосом спросил Илья.

— Сам подумай, — отрезал тот.

Вернувшись на виллу, они посидели недолго на веранде, выпили ещё, но разговор не клеился — устали. Женя стал загадочно мрачен, поддерживать беседу никому не хотелось, и, выкурив по сигарете, они разошлись по спальням. В эту ночь Макс, обычно заводившийся первым, не потянулся к Ане, а повернулся на бок и, сославшись на усталость, сделал вид, что спит. Аня с Андреем переглянулись с удивлением, но отказывать себе в удовольствии не стали, и вряд ли Максу удалось быстро уснуть. По этой ли — по иной ли причине, но к бассейну следующим утром он не вышел, и Женя, отплавав своё количество кругов, полежал в одиночестве на шезлонге, погрелся в нежарких ещё лучах восходящего солнца, а когда заметил тень, промелькнувшую на веранде второго этажа, там, где была спальня Ани и ребят, довольно ухмыльнулся. Потом изобразил, что расстроен, и, не завернувшись в полотенце, хмуро побрёл в номер.

Завтрак они решили готовить посменно. На этот раз была очередь Андрея и Жени, но тот отговорился абсолютным неумением и выставил вместо себя радостно согласившегося Илью.