Не вернувшийся с холода - Михаил Григорьевич Бобров

* * *

— Прощения не прошу, — сказал Вал. — Для меня его нет.

— Могу понять, почему ты ушел. — Эсдес приподнялась и села на лежанке. Победители поступили с ней куда лучше, чем полгода назад она сама с Тацуми. Доски топчана сухие, тюфяк без плесени, одеяло чистое… Каземат, конечно — но в охране все сплошь ветераны северных кампаний, многих из которых Эсдес узнала. Они ее помнили тоже. Не пытались лапать или оскорблять. А теперь вот и гостя пустили.

Моряк стоял, переминаясь с ноги на ногу, опустив глаза в пол.

— Вал? — Эсдес потянулась потрогать: вдруг сон. Дотронулась до брусьев решетки, опустила руку.

— Прощения не прошу, — повторил Вал.

— Тогда почему пришел? Помню-помню. Премьер говно. Идеалы скисли в уксус, и лучше уйти, чем пачкаться. Но вернулся зачем?

— А я сам не знаю, — моряк попробовал улыбнуться. — Мы с Куроме просто дезертировали. Мы не перешли на службу в “Рейд”.

— Так и так оставили меня без поддержки. Все-таки, зачем пришел?

— Не знаю, — процедил Вал. — Стыдно. Жалко. Но я не хотел, чтобы сестры убивали друг друга. А ведь все к этому шло!

— Сестры… Я и подумала: вас поймали на Акаме… Она кинула мне рукоять сломанного Яцуфусы.

— Это я Второй Проклятый Меч сломал.

— К-как? — от удивления Эсдес даже забыла, что сидит в каземате. — Он же легендарный!

— Я тогда в доспехе был. Ну, об колено. Доспех оказался более легендарным, а вот Яцуфуса не выдержал.

Генерал представила себе сцену и даже засмеялась:

— А что Ривер сказала на это?

— Там были только сестры… И Тацуми.

Тацуми! При звуках этого имени сердце всегда пропускало удар, а то и два. Но сейчас Эсдес чувствовала одну обиду:

— Вот же я дура… Оказывается, и так можно было! Получается, это никакой не хитрый план. Акаме всего лишь хотела поговорить с сестрой… Знай мы это раньше!

Вал пожал плечами:

— Вы меня даже не выругаете? Не плюнете? Не полоснете льдом сквозь решетку?

— Я что, похожа на обсчитанную блядь? Если виновного не за что убить на месте — прости.

— Но я же вас предал!! Теперь даже это смерти не стоит?!

— Вал. Ты же не поржать надо мной пришел, так зачем? Тебе мое прощение нужно? Прощаю. Катись!

Моряк взялся за брусья, растерянно захлопал глазами.

— И я предала своего учителя, не прорывалась ему на помощь. И с тобой сколько раз обсуждала: стоило мне сбежать с Тацуми? И самого Тацуми я могла прошить ледяным шквалом, когда его грузили на летучего ската. И обязана была сделать это! У меня руки не поднялись убить любимого. А тебе хватило смелости вмешаться, выдернуть Куроме с дороги в ад…

Эсдес поправила волосы. Вал молча выдохнул.

— Так не мне тебя судить. У меня с Тацуми не получилось, у Ривер с Лаббоком не получилось. У тебя с Куроме могло получиться — нет же, вернулся. Тебе на тренировках верхние полушария отбило? Думай нижними, тебе привычно!

— У меня был выбор: дезертировать или смотреть, как ход вещей столкнет Куроме и Акаме. А потом жить с этим…

— Ты точно думал жопой. А попросить отставки?

— И меня бы отпустили? В таком-то раскладе? Пришлось бы отпускать и Куроме. А тогда от “Охотников” остались бы только вы.

— Так и так осталась только я. Но я бы хоть знала, что вы живы, что не в плену “Рейда”!

Вал скривился. Опустил плечи:

— Как бы то ни было, я выбрал. И согласен платить.

Спросил деловым тоном:

— Вы узнали охранников?

Эсдес насторожилась:

— Все они воевали со мной на Севере. Не то, что кандалов нет — у меня даже руки не связаны. Мне дают “золотой мост”? Твоя работа? Кстати, а как тебя сюда пустили? Ты в “Рейде”? Сам вступил, или выторговал у Ривер за свободу Куроме? Или, наоборот, откупился поломанным тейгу?

— Ничем я не откупался. Ривер хочет меня припахать, но вполне предсказуемо не доверяет. А я тоже не поверил, что вас не убили. Сказал: “Покажите живую Эсдес, тогда подумаю”.

— Ну вот, показали. Что дальше?

Пленница поглядела влево-вправо. Стражники с намеком качнули заряженные арбалеты. Вал махнул рукой — и весь десяток вдруг отступил за пределы видимости. Моряк сказал:

— Они знают вашу силу. Глупого геройства не будет. Если решите сбежать, то они скорее вам помогут, чем встанут насмерть. А лошадей я приготовил, на воротах договорился.

— Отлично. Ты еще и этих кинешь. Не запутаешься в долгах?

— Я предусмотрительно не присягал новой власти.

— Кстати, как они сами себя зовут?

— Республика.

— Республика… Но что потом? Годы очередной войны во имя старой Империи? От которой ты уже один раз дезертировал? И это если допустить, что Империя поддержит меня, а не Ривер. И так западники под стеной Столицы. В конце концов, победителю просто не останется, кем править… И опять же, новая война — новый риск для Тацуми.

— Для Мейн тоже.

Генерал зашипела:

— Что мне помешает в случае удачи подстеречь крольчиху и просто убить?

Не находя ответа, Вал спрятался за казенной донельзя фразой:

— Тацуми это не обрадует.

И тут же сменил тему:

— Кони есть. Есть деньги на первое время. Ривер точно так шипит из-за Лаббока, да и глаз с рукой вряд ли простила. Разумно ли упускать шанс?

— Если одноглазая сволочь не сыграла тебя втемную. Проще прибить меня при попытке к бегству, чем возиться со сбором доказательств.

— О таком коварстве я как-то не подумал… Но, насколько я узнавал, охрану подбирал Енот.

* * *

— Енот не приходил каждый день петь песни под решеткой, — возразила Эсдес через пять лет. — Понимаю, в кино все выглядит ах как романтично и трагично. Лунные блики на ключицах и груди, пожалуй, удались. Но это просто актриса симпатичная. А вот глаза исполнителя больше подходят срущей собачке, чем тоскующему любовнику. И не кричал Вал: “Ты не попытаешься ее отбить, увезти? Чего же стоит твоя любовь?”

— Жаль, — Анна вздохнула. — А ведь какая драма, какое напряжение! Эсдес?

— Да?

— Я постоянно слышу, что премьер-министр был вашим наставником. Но ни в фильме, ни в разговорах никто не упоминал, в чем это заключалось. Откуда такое уважение к откровенному… Да, так и скажу: за что такой почет мудаку?

Эсдес помолчала. Покрутила чашечку на блюдце, остановила щелчком пальцев.

— Я начну немного издалека. Триста девяносто два года назад…

— Немного? — Виктор едва не поперхнулся чаем. — О, простите, перебил.

— Триста девяносто два года назад род моего предка занимал высокое положение в отколовшихся от Империи северных провинциях, — синеволосая прикрыла веки. — Собственно,