Год спокойного солнца - Юрий Петрович Белов

К нему тяжело поднимался Сомов, вытирая тряпкой масляные руки. Клетчатая фланелевая рубашка тоже была в темных пятнах.

— Привет, Ата Казакович, — сказал он панибратски и встал рядом, тоже оглядывая почти готовую уже площадку. — Любуетесь? Есть на что. Наступаем по всему фронту. Саксаулу понаворочали — если шашлык теперь жарить, на всю жизнь хватит.

Отведя взгляд от разоренного Саксаульника, Казаков словно бы только сейчас заметил начальника пээмка и разглядывал его, как бы не узнавая.

— Трудный участок, попотеть пришлось, — снова сказал Сомов, и не понять было, жалуется он или хвалится.

— Как же вы могли сделать такое? — сдавленным голосом спросил Казаков.

— Какое — такое? — не понял или не захотел понять Сомов.

— Вы же знали, что саксаульник не простой, человек в него душу свою вложил. Тридцать лет растил, ухаживал, красоту пустыни сохранить хотел для детей, для потомков. Инвалид войны, безногий, пешком сюда ходил, каждое семечко своими руками в землю укрывал, чтобы жизнь не ушла из наших песков. А вы — шашлык…

Пока он говорил, к ним еще подошли люди, Ата не не различал их лиц, глаза замутились от боли, обиды и бессилия.

— Опять — двадцать пять, — удивился Кирилл Артемович, по-прежнему как бы не замечая состояния Казакова. — Я вам записку утром оставлял — разве не читали?

— Читал, — тихо, боясь сорваться на крик, ответил Ата. — И записку читал, и все прочее…

— Ну так что ж тогда? — уже грубовато и напористо заговорил Сомов. — Наука запрета не дает. А нам план выполнять надо, нам за простои никто платить не будет. Рабочему человеку знаете что нужно; были бы гроши да харчи хороши. Вот тогда он вкалывает.

— А совесть? — все так же негромко сказал Казаков. — Совесть рабочему человеку не нужна?

— Ну вот что, — совсем уже нагло остановил его Сомов. — Нам тут митинговать некогда. Про совесть и про все другое после работы положено говорить. Давайте, ребята, за дело, кончай перекур!

Это он уже к обступившим их рабочим обращался и тряпкой, которой руки вытирал, махнул — так воробьев отгоняют, «кыш» только и не сказал… Люди неохотно стали спускаться…

— Постой, отец, — неожиданно раздался молодой взволнованный голос, и Казаков узнал Бориса Сомова.

— Почему же ты нам не сказал, что это за участок? Как же ты?..

— Сказано было: кончай перекур, — сердито осадил его Кирилл Артемович. — В обеденный перерыв поговорим. А то нашли моду: чуть что — ала-ла, ала-ла… Работа стоит.

— Нет, ты ответь: почему нам не сказал, что это тот самый участок? — возвысил голос Борис. — Почему обманул? Гроши да харчи хорошие нам нужны, говоришь? Ошибаешься! Если надо, мы и бесплатно поработаем. Но нам всегда знать требуется, что мы делаем и для чего, во имя каких целей вкалываем. Рабочий человек не робот.

Те из рабочих, которые уже было спустились по склону, остановились и стали слушать, кое-кто снова пошел наверх.

— Правильно, Боря, — поддержал кто-то. — Нечего нам грошами рот затыкать. В кино вон показывали: бригада от премии отказалась, а мы что — хуже? Совесть важнее…

— Так что же нам теперь делать, Ата Казакович? — спросил Борис и виновато повел рукой. — Наломали мы тут дров…

— А делать что делали, — опережая главного инженера, спокойно и уверенно произнес Кирилл Артемович.

— Работы на этом участке я, между прочем, начал с ведома самого управляющего. Вам записку оставил, а к нему зашел. Поздравил с выздоровлением и доложил. Товарищ Союнханов и распорядился работы здесь форсировать, чтобы наверстать упущенное. Так, может, вы отмените? — с ехидцей повернулся он к Казакову. — Я всегда пожалуйста. Мое дело указания свыше выполнять. Так какие будут указания? Начинать бурение? Или, может, заставим рабочих саксаул обратно сажать? А что — выплатим по среднему, и дело с концом.

Он победно оглянулся, но встретил холодные взгляды и насупился, снова стал вытирать тряпкой руки.

— Я бы вам, Кирилл Артемович, посоветовал уволиться по собственному желанию, — тоже уже спокойно, буднично даже сказал Казаков. — Другой разумной альтернативы я не вижу. А работы прекратить. Людей и технику отсюда убрать сегодня же, сейчас же. Вот вам мое указание.

И не дожидаясь, пока соберется с мыслями опешивший Сомов, стал спускаться по склону к своей «Яве».

— Ну уж дудки! — услышал он в ответ полный негодования раскатистый бас. — Еще посмотрим!..

Подняв мотоцикл, ослепительно сверкнувший на солнце красным глянцем, Ата остервенело нажал ногой ручку стартера, мотор сразу же заработал. Выехав на шоссе, он прибавил газу и пошел на предельной скорости.

Управляющий… Вот ведь как бывает. Председатель колхоза «Захмет» человек новый, только что избранный, работал до этого в районе и про Совгат мог ничего не знать, на правлении же доложил в общих чертах о проекте обводнения пастбищ — там проголосовали единогласно. А теперь управляющий трестом, тоже несведущий, дал добро… Пока Союнханов болел, лежал в больнице, а потом долечивался в санатории, Казаков как-то поотвык от него, работал без оглядки, и уже стало казаться, будто так и должно быть. Ан, нет. Странное это выражение, — перенятое у жены, неожиданно развеселило его. «Ан, нет», — повторил он и улыбнулся, подумав: все образуется. Союнханов поймет. А нет, так и в обком можно пойти. И с проектом наверняка что-то придумается, мало ли вариантов… Совгат же восстановить можно. Время не послевоенное — силы и средства найдутся. Бориса попросить, других комсомольцев, возьмутся и посеют саксаул. Как раз весна. В самом деле, не только же ради денег работают они в песках…

Дорога была недавно отремонтирована, вчерашние выбоины темнели пятнами асфальтовых нашлепок, и Ата не сбавлял скорость, думая о своем.

Когда навстречу попалась инвалидная коляска, он, разминувшись с ней, мельком и равнодушно глянул на водителя, но солнечные блики на стекле помешали разглядеть лицо. Однако через какое-то время произошло удивительное: сверкающее от света ветровое стекло проявилось подобно фотопластинке, и Ата во всех деталях, как будто вблизи без спешки разглядывал, увидел учителя Гельдьгева. И еще не кончилось странное это проявление, а у Казакова уже сдавило грудь от предчувствия беды. Ну конечно же, кто-то сообщил учителю, — и он бросился спасать, защищать своё детище…

От резкого торможения мотоцикл