Сколько волка ни корми - Карина Володина

Чомором, — спокойно его Солн поправляет. — Забыл ты уже уроки мои, Враша? Впрочем, я тебе к нему никак обращаться не советую. Может, пронесёт, надоест ему…

Почему-то не смеётся нечто над словами Солна. Почему-то затихает на них, уважительно как будто, почему-то на все лады их не повторяет.

А затем, как только Солн договаривает, вновь разноголосицей своей на уши Врану наседает.

Звенит уже у Врана в голове от смеси звуков невыносимых этих. Громкие они, пронзительные, ничуть его не щадящие — и главный самый голос зычнее всех рокочет, в оба уха сразу.

— Не крал я этот пояс, — рычит Вран, головой со всей силы встряхивая. — К ногам моим этот пояс…

«ХА-ХА-ХА, НЕ КРАЛ Я ЭТОТ ПОЯС!»

«НЕ КРАЛ Я ЭТОТ ПОЯС!»

«ПОЯС, ПОЯС, ПОЯС!»

— И души не крал? — улыбается Солн. — Чист ты перед хозяином нашим, ни одного из детей его ты не обидел?

«ПОЯС, ПОЯС, ПОЯС, ПОЯС, ПОЯС…»

Закрывает Вран глаза. Открывает — нет, то же место, то же солнце, ветви еловые нежным золотом окрашивающее, тот же Солн, висок свой о наконечник стрелы почёсывающий.

Вспоминает Вран всё, что о Чоморе знает. Вспоминает и то, что Солн только что о нём сказал: «Я тебе никак к нему обращаться не советую».

Нагибается Вран в спине, через правую ногу смотрит, через левую. Говорили в деревне, что так можно хозяина лесного увидеть хотя бы, — но лишь пуще голос хохотать начинает, и с трудом Вран на ногах удерживается: пинает его порыв ветра под зад, да так сильно, что едва Вран головой на землю не летит.

— Это ещё что за упражнения? — весело спрашивает Солн. — Обычно при входе в лес кланяются, а не когда с тобой уже общаются вовсю. Эдак ты… ого. Не хочу тебя расстраивать, Враша, но не по мужикам хозяин наш — не умаслишь ты его телом своим юным.

— Заткнись, — зло Вран хрипит, торопливо сапоги стягивая и за штаны принимаясь.

«ХА-ХА-ХА, ЗАТКНИСЬ!»

Ещё говорили в деревне, что запутать Чомора можно — коли сделаешь ты в лесу не так что-то, буйство его вызовешь, то снять с себя всю одежду нужно, наизнанку её вывернуть да обратно надеть. Растеряется Чомор тогда, за другого тебя примет, ничего дурного не совершившего — и отпустит с миром.

«ЗАТКНИСЬ, ЗАТКНИСЬ, ЗАТКНИСЬ!»

Доходит Вран до пояса — и замирают руки его.

— А-а-а, — понимающе Солн тянет. — В этом-то и беда, да? Как же лучше — с поясом краденым или вообще без него? Задачка…

«ЗАТКНИСЬ, ЗАТКНИСЬ, ЗАТКНИСЬ!» — лес мигом оживляется, вежливо Солна до конца дослушав.

«Чомор, Чомор, не трону твой угор».

«Чомор, Чомор, прости мой наговор».

Да вот только ничего Вран не трогал и ни на что не наговаривал.

«ЗАТКНИСЬ, ЗАТКНИСЬ, ХА-ХА-ХА, ЗАТКНИСЬ, ХА-ХА-ХА, ЗАТКНИСЬ…»

Стискивает Вран зубы решительно. Отворачивается от Солна — а Солн у другой ели появляется.

Знает Вран, как до деревни отсюда добраться. Знает. Не заблудится Вран в деревьях этих.

Не заблудится…

Идёт Вран вперёд. Пытается вперёд идти — а всё назад возвращается. До одной ели доходит — и в ту, что позади осталась, она превращается. Хохочет лес над ним, не переставая. Вот уже и крылья захлопали, вот уже и лапки по снегу затопали, вот уже и иголки зелёные над головой захрустели — а нет никого всё ещё. Одно дерево другим оборачивается, одна тропинка в яму превращается, один куст, которого и быть здесь не должно, путь преграждает — и в десяток кустов непроходимых разрастается, стоит Врану моргнуть. Ниже ели как будто становятся, ветвистее, шевелятся ветви их так, как не должны ветви деревьев шевелиться — вслед за Враном они тянутся, за спину его хватают, за плечи цепляются, за руки назад оттаскивают, к ногам спускаются, лицо царапают — и дюже радостно голос хохочет, и дюже он своими придумками доволен.

А Вран ни на хвост волчий с места прежнего не сдвигается.

И сводит вдруг живот у Врана судорогой от голода внезапного, и чувствует вдруг Вран, как с трудом уже огромным каждый вздох ему даётся — словно не час, не два, а день целый с елями да кустами он бессильно боролся. Поднимает Вран голову испуганно — нет, даже солнце ещё над деревьями не показалось. Просто дурачит его Чомор. Хорошо дурачит. Умело.

— Ну и что делать будем? — задумчиво Солн спрашивает, вновь перед Враном стоящий. — Может, всё же не просто так хозяин тебе всё это устроил? Может, всё же кое-что сказать ему стоит? Смотри, какая речь мне хорошая в голову пришла: «Отдаю я то, что без спроса взял…»

— Нет, — резко Вран отвечает.

И тут же чувствует: не так что-то.

Не откликается Чомор на «Нет» его, хотя раньше каждое слово с охотой подхватывал. Затихает лес. Умолкают птицы и звери. Отпускает Врана даже ветвь еловая, в плечо ему хваткой неотдираемой через рубаху впившаяся.

Тишина. Нехорошая. Недовольная.

«НЕТ?» — голос его переспрашивает.

Угрожающе.

И пролетает солнце над головой у Врана, полукруг полный делая и по ту сторону деревьев исчезая. И меркнет свет солнечный, мраком вечерним сменяясь. И кажется Врану, чудится, мерещится, или наяву Вран видит, как сгущается что-то в лесу потемневшем далеко-далеко, огромное, из деревьев сплетающееся, к себе их притягивающее — и различает Вран ноги из деревьев этих, и руки, и тулово необъятное, и…

— Дурак ты всё-таки, Вран из Сухолесья, — вздыхает Солн. — Не ради тебя это делаю — ради племянницы моей.

Дрожит у Врана земля под ногами: нечто шаг громадный к нему через весь лес делает, до конца так и не сросшись.

А Солн вдруг стрелу из плеча выдёргивает — и надвое её ломает.

И останавливается нога исполинская в воздухе, шаг свой второй не завершив.

И хлещет Врана ветвь еловая по лицу с силой такой, что зажмуривается он, от боли вскрикнув, — и так же по спине его ветви хлещут, от себя с мощью брезгливой отталкивая, и падает Вран на колени, иглы колючие от лица пытаясь отодрать — и внезапно слышит.

Голос её слышит.

— ВРАН!

Распахивает Вран глаза мгновенно. Чувствует — что-то тёплое по лицу его, рукам стекает, по спине струится, в сапоги заливается.

И ярко почему-то очень. Так ярко, что едва он лицо баино различает — хотя только что тьмой лес окутан был.

Встревожено лицо Баи. Ну конечно.

— Бая… — сипит Вран. — Сколько я…

И умолкает.

Огонь.

Вот что так ярко окрестности освещает.

Оказался Вран почему-то рядом с деревней, на опушке лесной — к дому прежнему