Окаянные - Вячеслав Павлович Белоусов

впервые увидели друг друга у товарища Буланова. Так ведь?

— Вы — да, а я вас гораздо раньше.

— Интересно?

— Меня ж к вам охранять приставили.

— Шутите?

— Побожусь. Я как раз верующий.

— Ещё один сюрприз.

— Вы пароход астраханский помните?

— Это когда я отправился после Германии Евгению с внучонком проведать?..

— Совершенно верно. А помощника капитана, механика или боцмана, пытавшегося вас убить, не забыли?

— Я был взбешён и удивлён одновременно.

— Вас собирались убить ваши же бывшие приятели по партии. Эсеры.

— Я догадался уже потом. Впрочем, мне разъяснил и товарищ Буланов.

— А мне пришлось отправить на тот свет неудачника, вас выследившего на том пароходе.

— Признателен… весьма, — скривил губы Корновский. — Странно всё это. Эсеры давно начали со мной борьбу, но чтобы приговорить к смерти? Чем заслужил?

— Разве товарищ Ягода не вёл с вами душеспасительных бесед?

— А ну их всех!.. — попытался махнуть рукой Корновский, но застонал, лишь согнув её в локте. — Я право, сейчас не готов рассуждать о высоких материях, тем более строить догадки.

— А кто собирается?

— И до каких пор вам велено меня беречь как зеницу ока? — хмыкнул Корновский.

— Этого пока не сказано. Но не думаю, что всё закончится приключениями, в которых мы теперь очутились. Нас отсюда Буланов вытащит раньше, чем мы попытаемся выбраться сами. Им невыгодно надолго терять нас из вида.

— Вы что-то знаете такое, о чём мне знать не велено?

— Не спешите, Глеб Романович. Мы пока в одной обойме. И пусть всё идёт своим чередом. Изменить что-то не в наших силах.

— Вам приказано держать меня в страхе?

— Я должен сделать всё, чтобы вы жили.

— Пока не прикажут иного?

— Чего не знаю, того не знаю. Смею лишь догадываться. Но что значат мои домыслы, если за нас решают люди выше нас рангом?

— Мрачную картину вы мне расписали, а ведь я собирался побеседовать с вами на совершенно другую тему.

— Я готов.

— С учётом услышанного от вас, Артур Аркадьевич, отложим разговор на некоторое время.

Снизу донёсся громкий стук в дверь, затем послышались шум и беготня.

— Глеб Романович! Артур! Ну где же вы! — раздался крик Гертруды Карловны.

— Они наверху! — взвизгнула прислужка.

— Папа! — вся не в себе, влетела на чердак Евгения и бросилась к отцу. — В дверь ломятся люди! Они вооружены!

— Дождались, — поднялся Сакуров и, перехватив рванувшуюся к Корновскому дочь, прижал её к груди. — Не пугайся, дорогая. Нет оснований. Это за нами.

VI

— Да-да! Совершенно верно! — с красным от волнения лицом, в гимнастёрке, взмокшей на груди, Луговой, вытянувшись стрункой у стола, орал на весь кабинет в телефонную трубку и, завидев вбежавшего наконец Осинского, замахал ему свободной рукой, подзывая ближе. — Чёрт возьми! — уловив момент, он отстранил трубку от зудевшего уха на несколько мгновений, гневно выкатил глаза на заместителя. — Где вы пропадаете? Я же велел позвать срочно! Москва на проводе! Сам Павел Петрович!

— Буланов?! — ахнул тот. — Сам?!

— Стал бы я!.. — задохнулся Луговой от возмущения. — Ему детали задержания нужны. Вы ж должны понимать, пустяки его не интересуют! А вас не найти!.. — начальник не докончил грозный монолог, из трубки посыпались ругательства покрепче, прижав её к уху и выслушивая их, Луговой всё шире и шире открывал глаза и отмахивался головой, словно его одолели налетевшие мухи или стаи комаров.

— Да-да! — заорал он снова. — Я ж докладывал дежурному. Документов при них не имеется. Сожгла по ошибке вместе с грязной одеждой приютившая их хозяйка особняка. Её?.. Задержали, конечно, и её. Разбираемся. Один назвался Корновским… Глеб Романович. Христофорович?.. Нет, он весь в бинтах и говорит с трудом. Да, в здравом рассудке и утверждает, что именно Романович он. Ах, вы забыли? Ну вот, значит, я прав, Павел Петрович…

В телефоне затрещало, Луговой чертыхнулся и с облегчением откинул руку с трубкой в сторону.

— Это что ж у нас со связью творится? — вопрошая, взглянул он на Осинского, словно тот главный виновник неполадок. — Сколько я просил, я требовал навести порядок! Что подумают о нас в столице? Из центрального аппарата с нами нормально поговорить не могут! Под суд отдам негодяев! Всех без разбору вместе с их главным связистом! Как его?

— Новенького недавно назначили, — подсказал Осинский. — В обкоме с ним встретились на бегу, поговорить даже не удалось. К нему с претензиями со всех сторон.

— Упрячь его в тюгулевку, тогда и познакомишься, и наговоришься! — рявкнул Луговой, но в трубке заверещало, и он, хлопнув ею себя по уху, переусердствовал, чтобы не пропустить ни слова.

— Фамилия второго? Сакуров. Артур Аркадьевич. И на него данные передавал, — отвечал Луговой уже гораздо тише и спокойнее, видно, связь налаживалась.

Осинский облегчённо вздохнул, и даже слегка улыбнулся, закивал, поддакивая.

— Этот Сакуров самый разговорчивый, — затараторил он. — Обстоятельно отвечал на вопросы. Всю воду из моего графинчика выпил, пока я допрос вёл. Не нервничал, как его старший товарищ. Сопротивления не оказывал. А маузер свой добровольно сдал ещё там, в особняке.

— Что ты там бормочешь? — оторвался от трубки Луговой. — Мешаешь.

— Я говорю, этот Сакуров, хоть и помладше, но именно он сразу попросил, чтобы мы в ОГПУ звонили лично Павлу Петровичу, а нет его — побеспокоили бы самого товарища Ягоду.

— Это теперь неважно, — остановил его Луговой. — За старшего у них Корновский. Тот, что весь в бинтах. Помолчи, пожалуйста. Опять помехи одолевают. Ты бы лучше с другого аппарата со станции дозвонился да их образумил.

— Лечу! — рванулся к двери Осинский. — Я им уши пообрываю!

— Стой! — опередил Луговой, выражение лица его изменилось. — Можешь понадобиться. Пробивается крик какой-то. Вроде требует Павел Петрович что-то. — И, надув щёки, заорал в трубку: — Арестовали, конечно, всех троих! И четвёртая — хозяйка! Дочку Корновского и её мальчонка оставили под присмотром в особняке. А прислужка хозяйки у нас, язык у неё подвешен! Подвешен язык, говорю! И глазастая! Она их всех и сдала!

— Сивко чисто сработал, — шепнул от себя Осинский, подбираясь ближе к столу начальника. — Сделал выводы. Он ещё себя покажет.

— Уйди! — замахал на него рукой Луговой. — Час от часу нелегче! Разобью этот проклятущий аппарат! Опять захрипело!

Осинский отлетел к порогу, застыл там.

— Третий, спрашиваете, кто? — вопрошал в трубку Луговой. — Сами не знаем. Молчит. А эти двое рассказывали, что бандиты их накрыли у монастыря в одной из деревень. В бою, может быть, третьего этого и контузило. Что? Что вы сказали? Всех троих и хозяйку срочно этапировать под усиленной охраной к вам? Я понял! Так точно, Павел Петрович! Я вас понял и срочно обеспечу этапирование. Не беспокойтесь. Упакуем. И