Окаянные - Вячеслав Павлович Белоусов

за порогом дома старика Заславского, Платона он больше не видел. Но так и было условлено, Сивко должен был дожидаться в укрытии, не вмешиваться ни при каких обстоятельствах и только отслеживать происходящее. Верховцев не собирался объяснять Платону причин своих странных поступков; тайн собственного прошлого он не доверял никому. Обеспокоился сам в тот момент, когда поздно ночью старик, сдавшись на уговоры Корно, повёл их двоих на розыски Евгении и ребёнка к пианистке Софьи. Платон, видно, устав дежурить, покуривал за деревом и едва успел скрыться, замеченный лишь им. Но пронесло. Больше промахов подопечный не допускал. Когда же под утро всей гурьбой они брели к особняку Гертруды Филькенштейн, присутствие Платона поблизости ничем не отметилось. Мысль спрятать остатки семейства Корновского у Гертруды осенила Верховцева, когда взбалмошная внезапным визитом нежданных гостей перепуганная Софья пыталась сообразить, что от неё требовалось. Мудро рассудив, что о лучшем убежище не мечтать, Верховцев тут же посвятил в историю проклятого особняка Корновского и тот, не раздумывая, согласился. Такое решение устраняло тревоги многих и прежде всего — Корно. Глеб не находил слов, как отблагодарить бывшего приятеля. Верховцев был сдержан, он старался улыбаться, хотя было не по себе — знал бы друг, кому расточает хвалебные слова, так ли бескорыстен поступок и чем грозит в будущем собственная легкомысленность!..

Дверь наконец поддалась и в открывшуюся щель Верховцев услышал:

— Но потерпи, дорогой…

Он надавил сильней и сделал шаг вперёд:

— Разрешите, Яков Михайлович?

— По вопросу поездки? — Луговой поспешно отступил от Драчук.

Смутившись его внезапным появлением, отшатнулась и завотделом губкома.

— Хотелось бы уточнить некоторые вопросы, — застыл Верховцев, не подавая вида.

— К Осинскому! К Осинскому! — сунулся за портсигаром Луговой и поторопился к столу. — Я поручил ему подготовить приказ о командировке.

— Но…

— Нас с Ольгой Николаевной ждут в губкоме партии, затянулось наше заседание. — Начальник окутался дымом и торопливо зарылся в бумагах, словно отыскивал нужное.

— У меня неотложное, — упёрся столбом Верховцев, злорадствуя, он внезапно почувствовал удовольствие издеваться над беззащитностью этих двух важных особ, только что изображавших на заседании величие и безграничную власть над остальными, но вдруг застигнутых врасплох пусть не за явным адюльтером, но близким к тому разоблачением.

— Товарищу ехать, — первой нашлась Драчук, сухо кивнув, она поспешила к выходу. — Мы вас ждём в губкоме, Яков Михайлович.

Не скрывая недовольства, пустив дым в потолок, Луговой с большей яростью стал расшвыривать бумаги:

— Ну что там у вас неотложного?

"Любезничали, значит, голубки, ворковали, а я вас вспугнул, — собираясь с мыслями, с ехидцей наблюдал за ним Верховцев. — Попались с поличным, голубчики, теперь, хоть и ненадолго, а верх мой, попляшете под мою дудочку. Яков, мужик холостой, а дамочке, партийной вертихвостке, да замужней и при детях, гореть синим пламенем, если перечить станет. Амуры за спиной мужа — толстобрюхого аптекаря, который напрасно подозревает её в шашнях с Осинским, налицо. Муженёк лишь любовником ошибся. Ему шепни, сутяжник всех на ноги подымет. Несдобровать тогда и самому Луговому. А уж как ими крутить-вертеть, надумаю…"

— Я дождусь объяснений? — Не сдерживаясь, Луговой отбросил бумаги, уставился на Верховцева, готовый смешать его с землёй. — Кстати, Лев Соломонович, где всю ночь пропадал агент Сивко, которого вы забрали с собой на задание у Чернохвостова?

— В моём подчинении, — ожидая всего, но только не этого, смутился Верховцев, но вида не подал.

— Агент Снегурцов жену умершего капитана кое-как опросил в больнице. Ничего толком от неё не добился. Работать с ней, тревожить, врачи не советуют. Сами не надеются, выживет ли. А вам удались ваши поиски?

"Кто же тебя больше интересует? — исподлобья зыркнул Верховцев на покрасневшего от гнева начальника, — Платон или Корно? Ну, о Корновском ты, голубок, от меня информации не дождёшься. Да она тебе и ни к чему. Важный гость, которого тебе поручалось выудить на пароходе и следить за каждым его шагом, уже тю-тю, поездом в столицу укатил. Так что за мой счёт благодарности тебе не предвидится. Жди только взбучки. А птенцов его я для себя надёжно припрятал. На всякий случай. Мне они нужней".

— Вы что же, ничего не добыв, решили развлечься на пару, а потом бросили его под утро? — скрипнул зубами Луговой.

— Кто вам донёс этот бред?

— Курьер Верховцев, вы забываетесь!

— Виноват, товарищ начальник, но…

— Никаких но! Агент Сивко рано утром подобран работниками милиции в придорожной канаве вусмерть пьяным и с разбитой головой. Объяснить ничего не мог, бормотал, что ничего не помнит.

— Как? Где? Не может быть! — Верховцева качнуло к столу, но он постарался взять себя в руки.

— Я слушаю ваши объяснения.

— Сивко пожаловался на недомогание… угробил его в подручных Чернохвостов, да ещё бессонная ночь накануне, бедлам на пароходе. В общем, под свою ответственность отпустил я его отоспаться. Ну и сам решил отдохнуть, дав необходимые распоряжения агенту Снегурцову. Тот, кстати, справился с моим поручением… А насчёт агента Сивко, могу поклясться — тот вовсе не пьющий. Никогда замечен не был. Чернохвостов, если что, молчать бы не стал. У них взаимопонимания не было, Сивко — противник кулаков, на этой почве и…

— Вы мне о Чернохвостове не напоминайте. С ним всё ясно.

— Разрешите мне самому попытать Сивко? Может, удастся добиться истины…

— С ним товарищ Осинский работал.

— Тем более. Я к Сивко подход найду.

— Попытайтесь! Вы же его рекомендовали к нам!

— Я сделаю всё возможное. Он заговорит.

— Если действительно ему память не отбили, — буркнул уже совсем другим тоном Луговой. — Врач подтвердил, что затылок разбит серьёзно. Одним словом, куда не кинь — кругом клин! Может, враги у него были?

— Враги? Не больше, чем у нас с вами.

— Надо дознаться, кто его так.

— Я постараюсь. Он где?

— В собачнике[91] при дежурке. Не отправлю же я его в лечебку! И поторопитесь, Ксинафонтова отпускать одного в Саратов нельзя. Игнат Ильич хоть и без претензий, но горяч, а там придётся осторожно действовать, единственная ниточка теперь — тот покойник, проникший на пароход механиком. С важным заданием его кто-то отправил. Если оборвётся эта нить, до истины не докопаться.

— Разрешите исполнять?

— Ступайте, но перед отъездом найдите меня, в случае чего — к Осинскому.

Особых надежд на встречу с Сивко Верховцев не питал. Тот, хоть и хитёр, а перед начальством лукавить не стал бы, если и знал больше, выложил. Верховцева интересовали детали, о которых дилетант Осинский, допрашивавший Платона, мог и не задумываться. Хорошего не ждал и всё же вид подопечного его прямо-таки ошеломил — голова в бинтах, одни глаза щёлочками среди опухших