Ручей - Мари Пяткина

крики, которые развели двуногие. А те кричали, и лопотали, и махали лапами. Ему казалось, что он слышит негодование и злость, если, конечно, не сам себе придумал, потому что чего на Грея теперь-то злиться?

Потом вообще случилось плохое — Мать закрыла его в маленьких сотах и вынесла из логова в другое, тесное, тёмное и тихое, где стояли молчаливые зверюги, хорошо хоть не ревели и его не трогали, а то как бы он смог отбиться? Никак. А сами-то ходили по логову, лопотали, стучали и гремели большими сотами, в общем, делали странное и, наверняка, важное, а его не пустили смотреть! Грей ужасно настрадался от мыслей, что сделал неправильное, знать бы хоть что. «Наверное, едят чужаков без меня», — подумал сперва, но быстро опомнился: ведь мусты не едят других мустов, просто бьют и гонят, наверное и двуногие делали так же. Надо было и ему не есть. Вот в чём крылась беда. Ну а как не есть, когда они тёплые, с горячей кровью, и оно всё само по себе произошло, Грей и не заметил. Да, надо было не есть.

Потом опять пришли чужаки, тогда он уже сидел тихо и слушал, как те ходят и лопочут. Он уже устал догадываться и путаться в своих догадках, что бы ни придумал — выходило не так, и Грей твёрдо решил не думать — пусть всё идёт само по себе.

Вечером Мать его выпустила. Она стала тихой и странной, еду давала и порой говорила с ним о чём-то на непонятном своём, птичьем языке, а на лежбище больше не брала, и Грей, без вины виноватый, жил сам по себе. Вроде в семье, а вроде и нет.

Глава 25. Лана

* * *

Встать до будильника, потому что спать всё равно невозможно, когда мысли бьются в голове будто птицы, запертые в клетке, тревожат и не дают покоя. Какой тут отдых? Одно мучение. Уж лучше сделать чай, впустить скребущегося убийцу, покормить суетящегося убийцу, закрыться в командном пункте, повернуть рубильник, записать показания, и дальше чем-нибудь себя занимать до утра, пока не проснётся жаворонок-Капелька, не зазвенит её голосочек, только тогда Лана прекратит переваривать кошмар последних дней.

Сперва ей просто повезло, когда вместо комиссии, вернее, до неё пришли «старички» и помогли убрать побоище, потому что сама Лана была как кусок дерьма, ни на что не способная. В чувство её привела Марья Ивановна:

— Соберись, не будь как тряпка, — жёстко сказала она рыдающей Лане и как следует тряхнула, взяв обеими руками за плечи. — Кто эти люди?

— Они хотели Капельку украсть, — выдавила та.

Без капли отвращения, страха или брезгливости Марья Ивановна вывернула карманы и сняла часы с трупов, пока Григорий Павлович собирал оружие, прочий брошенный похитителями скарб, и раскладывал на крыльце. Коллекция получилась впечатляющей.

— Мари, дай ещё одну таблетку ради бога.

— Нету, Грэгор. Бога, кстати, тоже нет. Прекрати хвататься за сердце, держи сигарету.

— Не хочу.

— Ну так не держи. Надевай спецовку, нету времени.

Они втроём перерыли вещи похитителей, изучили документы в наручных компах: паспорта, охотничьи лицензии, налоговые декларации и даже медицинские страховки.

— Чтоб моим аспирантам защиту провалить, — сказала куратор, — если это не самые натуральные браконьеры, сиречь уголовники. Наверное это проделки мужа-мудака.

Лана и сама так думала.

— Где твой мозгоед? — спросила Марья Ивановна затем.

— Кто?

— Мозгоед, моя дорогая. Так их назвали старатели, когда впервые с этими зверушками столкнулись. Опаснейшая тварь, у меня один такой лежит в морозилке. Вraineater сaudatus, семейство mustelidae, вид marten braineater. Несомненно, он нам эту прелестную картину и обеспечил.

— В лаборатории, с дочкой, — честно ответила Лана.

— У тебя-то самой мозги есть, оставлять с ним ребёнка, или он их выел через ухо? Покажи-ка мне в живую своего питомца, а потом будем убираться, потому что вызвать полицию в твоём положении всё равно что отдать дочь муженьку добровольно.

И они втроём убирались. Эту уборку Лана запомнила на всю жизнь, потому что дерьма от браконьеров осталась куча, а когда тела порубили на куски — ещё больше, и это всё требовалось сжечь по частям в мусоросжигателе, запитанном от забора. То есть, сперва следовало починить забор, и слава богу, что у них был мужчина, потому что Марья Ивановна бесстрашно орудовала топором и электропилкой, без страха осматривала зверя-убийцу, но в чёртовой технике совершенно не разбиралась, как и Лана. Вот и вышло, что женщины делали грязную работу, а старичок-микробиолог чистую, техническую. За день не справились, оба остались на ночь, пришлось постелить им в пищеблоке и лаборатории, чтобы утром продолжить. И очень хорошо, что всё успели до прихода подосланной Павором комиссии, иначе не видать бы Лане родительских прав.

По поводу зверя мнения разошлись. Марья Ивановна хотела забрать его в институт для более детального изучения, микробиолог предлагал выпустить в естественную среду обитания. Лана понятия не имела, что с ним делать, зато Капелька ни в какую не желала с питомцем расставаться. Не по годам разумная, она твёрдо заявила:

— Серый останется здесь, или я всем расскажу про дядек, которые хотели меня украсть.

Это было нечестно с её стороны, натуральный шантаж, ведь говорить кому-либо о похитителях Лана строжайше запретила. В итоге зверь остался, но хрупкое, как фарфоровая чашка доверие, возникшее между ним и Ланой в последнее время, треснуло по донцу. Она понимала, что Серый по-своему привязался к ним с дочерью, понимала, что погибшие люди были преступниками и похитителями, хотевшими лишить её самого дорогого на свете, однако сознавала и то, что зверь попросту опасен. Где гарантии, что завтра он не сочтёт врагом её саму, либо ребёнка? Никакой уверенности не было, что Серый по неведомым причинам не причинит вред кому-то из них. С другой стороны, он оказался отменным охранником. Пускать его в кровать, как прежде, Лана опасалась, но и со станции не гнала. Мстительный Павор вряд ли оставит их в покое, она ждала новых комиссий или повторного нападения уголовников. На всякий случай Лана поставила в добавок к замку обычную щеколду, которую без шума не открыть, а забор усилила колючей проволокой.

Неприятности пришли откуда не ждали.

Мобильная связь на станции не работала, как и интернет, зато через нулевую точку проходил кабель сродни тех, что в давние времена использовали для океанского телеграфа, только с дополнительной изоляцией. Здоровенная трубища проводила аналоговый сигнал, поэтому звонила в «большой мир» Лана по старинному проводному телефону с самым ограниченным выбором абонентов: ремонтный отдел, поликлиника,