Айша. Возвращение Айши. Дочь Мудрости - Генри Райдер Хаггард

наверняка где-то существует. Природа также строго хранит свои секреты и лишь наставляет нас в притчах, таящих семя чистейшей истины.

И вот, будучи частью самой Природы, поступила я с тем странником так же, как и ныне с ученым Холли, пришедшим сюда после него. Однако у примера сего есть определенный изъян, поскольку человек тот, которого туземцы называли Бодрствующий в ночи — прозвище сие, надо сказать, очень ему подходило, — не пытался добиться моего расположения, как то делают наблюдатели за прекрасной Природой. Нет, он повернулся ко мне спиной, сказав, что не намерен, подобно мотыльку, опалять крылья огнем, пусть даже и таким ярким; думаю, все оттого, что ему прежде не раз приходилось их обжигать.

И все же я нашла его поведение весьма странным и удивительным: неужто моя красота стала увядать и больше нет уже смысла прятать лицо под покрывалом? Или, быть может, мужчины за две тысячи лет сделались мудрее, чем были прежде? Поэтому однажды на краткое мгновение я применила свою силу: заставив его упасть на колени и преподав кое-какие уроки, от души посмеялась над ним и затем отпустила. Впрочем, не скрою, несмотря ни на что, я дорожила дружбой с этим человеком и с нетерпением дожидаюсь дня, когда мы с ним встретимся вновь, как, быть может, прежде встречали тех, кто давно ушел из жизни. Однако достаточно вспоминать об этом мужчине, храбром и честном, благородного происхождения и в известной степени эрудированном. Вне всяких сомнений, он умер уже много лет назад.

Но хватит уже писать. Признаться, устала я от этого долгого и невеселого занятия, так пусть же финал моей истории будет краток.

И вот наконец-то пришел Калликрат — получивший новую жизнь, обретший новый дух, утративший все воспоминания, но сохранивший, однако, в точности те же лицо и фигуру. Холли привел его сюда — или же он сам привел Холли, поверив древнему лживому письму, начертанному Аменартой на черепке, который из века в век передавался в их семье, призывая какого-нибудь наследника ее крови отыскать меня и убить; ведь эта неразумная египтянка всерьез полагала, что меня можно уничтожить.

Он пришел, хвала Небесам! Я и знать не знала, что он здесь, покуда ворчливый Холли не подвел меня к кушетке, на которой лежал мой возлюбленный, сраженный лихорадкой и находившийся едва ли не на пороге смерти. С помощью своих знаний я оттащила Калликрата от роковой двери, которая чуть-чуть не захлопнулась за ним во второй раз, и позже, обнажив перед ним свою красоту и явив свою пылающую любовь, побудила его поклоняться мне. Заметьте, однако, он пришел не один: вместе с ним заявилась и невероятно похожая на Аменарту женщина-дикарка, причем эти двое уже успели стать любовниками.

И я убила ту женщину — она оказалась неуступчивой и не пожелала оставить Калликрата. И хотя убийство сие опечалило меня, я поступила так, потому что должна была. Но все это не важно, ибо вскоре соперница моя была забыта, а я прочно завладела его сердцем.

Об остальном подробно рассказывать нет нужды: Холли, по его словам, написал обо всем в книге. Поскольку я не могу выйти замуж за простого смертного мужчину, я повела Калликрата, известного сейчас под именем Лео, опасными путями вниз к той потайной пещере, где сияющий Дух жизни, облаченный в пламя и гром, марширует по кругу вечности. И надо же, и сейчас тоже все произошло точно так же, как две с лишним тысячи лет назад. Вновь Калликрат побоялся войти в огонь, дабы стать величайшим и бессмертным владыкой мира. Неземное блаженство моей любви уже само шло к нему в руки, но он опять отказался от великой награды — плоть его уклонилась от огня.

Дабы подать возлюбленному пример храбрости, я еще раз отдала себя в объятия бога, и — о! — на этот раз он убил меня. Да, я умерла в жутком позоре и мерзости, прямо на глазах у Калликрата: древняя, сморщенная, похожая на обезьянку. Однако, умирая, мой несломленный дух дал мне силы шепнуть возлюбленному на ухо, что я вернусь опять, такой же прекрасной, какой и ушла.

Нет, я не умерла. Я вновь возродилась где-то за тридевять земель, в далекой азиатской стране, которая все-таки приходится мне родиной: там я впервые увидела свет. Здесь, в этой пещере-монастыре, где все еще теплились остатки веры и поклонения луне и великой Первооснове, в стародавние времена называемой Исидой, Небесной Царицей, я вновь обрела плоть и кровь смертной женщины.

Минуло несколько лет, и я нашла в себе силы отыскать Калликрата, или Лео Винси, по-прежнему жившего на свете, и отправить ему видение, и в видении том показать горы, в которых ныне обитаю. Он остался верен мне. Точно так же как и Холли, и они вместе, вдохновленные тем видением, отправились в путь. И дважды по десять лет они искали меня и наконец нашли. О, эти двое преодолели все тяготы и опасности, избежали паутины, сплетенной для них царицей Атене, в образе которой Аменарта еще раз обнаружила себя на земле. Они выдержали предназначенные им испытания. Да, когда я на вершине горы скинула с себя перед ними покрывало, он, Калликрат, моя любовь, моя вечная любовь, моя судьба и моя страсть, нашел в себе силы поцеловать мой омерзительный сморщенный лоб. Вот как была вознаграждена вера. Затем, прямо у него на глазах, я превратилась в цветок невиданной красы, вершину всех стихий, и он боготворил меня, боготворил, боготворил!

Совсем скоро мы поженимся. Совсем скоро проклятие спадет с нас, подобно разорванной цепи. Совсем скоро мой грех будет прощен, и рука об руку пойдем мы по бесконечной тропе величия и славы — уже не двое, но соединенные в единое целое; да, отправимся той тропой, что ведет через всесовершеннейшее счастье... о, куда же она ведет?! Даже сегодня я не знаю этого.

О, сие произойдет совсем скоро, но не прямо сейчас, а через некоторое время. Первым делом нам надо вместе искупаться в огне, поскольку простой смертный не может соединить себя с моим бессмертием и продолжить существовать как человек. Ибо пока этот мир живет — разве я не говорила этого? — я, уже испившая из Чаши его Духа, да, сделавшая два больших глотка, я тоже должна жить; и полагаю, мир пока еще далек от врат смерти. Да, я меняюсь тысячу раз, однако все-таки останусь той же самой в иных обликах и, хоть может казаться, будто я исчезаю, обязательно появлюсь вновь.

Куда