Год спокойного солнца - Юрий Петрович Белов

увеличение их строительства в ущерб шахтным колодцам и сардобам. Как показал опыт и практика эксплуатации разных видов обводнительных сооружений, в малодебитных мелкозернистых водоносных слоях шахтные колодцы имеют явные преимущества. Выигрывают шахтные колодцы и в простоте водоподъемного оборудования. Эксплуатация же механических колодцев является очень сложным и дорогостоящим процессом, при котором требуется мощное автономное энергетическое хозяйство, сложное оборудование для подъема, демонтажа и хранения погружных насосов, которые при длительном нахождении в агрессивной среде высокоминерализованных вод особенно при сезонных простоях оборудования, очень часто выходят из строя. В случае перекочевок скота дорогостоящее энергетическое оборудование обречено на простой в течение нескольких месяцев, во время которых требуются дополнительные затраты на его охрану. Трактористы, обычно работающие на водоподъеме из шахтных колодцев, не могут обеспечить квалифицированного ухода за механическими колодцами, так как для этого требуются специальные знания… Исходя из всего вышеизложенного, просим ускорить согласование нашей заявки на строительство шахтных колодцев…»

— И как в Госплане? — с явной заинтересованностью спросил корреспондент, закончив переписывать текст письма.

— Как… — Якубов деланно усмехнулся, давая попять, что дело тут ясное. — Ждем вот ответа.

— Положительного? — снова спросил тот.

— Иначе бы не затевали, — ответил Якубов и даже как бы подмигнул ему заговорщицки. — Вы же сами видите — факты…

— Упрямая вещь! — весело подхватил корреспондент и стал прятать блокнот.

— Если возникнут какие-то вопросы, милости прошу, всегда поможем, — сказал ему Якубов, прощаясь, и попросил: — Только вы уж, пожалуйста, на меня не ссылайтесь, вы лучше от своего имени, это более убедительно всегда…

— А я вам занесу прочитать, — пообещал газетчик. — Чтобы ляпа не было.

Тогда Якубову казалось, что выступление газеты против механических колодцев все поставит на свои места и можно будет снова жить спокойно. Но сейчас он вдруг подумал, что Казаков все-таки не из тех, на кого достаточно прикрикнуть. Мужик он с норовом, от своего не отступится, обратится куда повыше, а там, глядишь, и по-другому посмотрят на все… Нет, зря он просил корреспондента не ссылаться на него, можно было бы потом, в случае чего, сказать про личные отношения: мол, месть за критику в печати… А, впрочем, какие там личные отношения? Когда-то семьями дружили, а теперь будто змея меж ними проползла, на совещаниях только и лаятся. А дружили б как прежде…

Подумав так, он даже остановился, настолько важной показалась эта мысль. Друзья, в гости друг к другу ходят, как говорится, водой не разольешь, а в делах принципиальность. Дружба дружбой, а правда правдой. В этом свете Якубов и впрямь будет выглядеть рыцарем долга. И ноги как бы сами собой понесли его в сторону от родного дома, по одной улице, по второй… Увидев телефонную будку, он позвонил Казакову.

— Ата? Как здоровье, настроение?

Тот сразу узнал его, но в голосе Казакова не было радости, скорее недоумение с долей тревоги.

— Спасибо, Сапар Якубович. Как у вас?

— Да вот гуляю, — вдруг смутившись, ответил Якубов. — Погода — совсем весна… Гуляю вот. Пешком, так сказать, от инфаркта. Увидел автомат, дай, думаю, позвоню. А то в суете иной раз о здоровье забываем справиться. Мама как? Дети?

— Все живы-здоровы… Вы бы зашли, Сапар Якубович. Мама рада будет.

— Мама… А сам? Не рад? Да неловко как-то, — не узнавая себя, промямлил Якубов. — Может, вместе погуляем?

— Да чего неловко? — оживился Казаков. — Очень даже ловко. Мама вот рядом стоит, говорит, обидится, если не зайдете.

— Хорошо, — чуть помешкав для видимости, ответил Якубов. — Минут через пятнадцать буду.

Он был уверен, что Казаков выйдет его встречать, и вообразил, как тот стоит под бетонным козырьком у подъезда в домашнем спортивном костюме и разношенных тапочках, которые забыл сменить от волнения, и напряженно посматривает по сторонам, не зная, откуда появится дорогой гость. Но Казаков не вышел. «Гордый однако стал», — подумал Якубов.

У дома вообще не оказалось никого из взрослых, только детишки играли — девочки в классики на просохшем асфальте тротуара, мальчишки в хоккей — без коньков, кривыми самодельными клюшками гоняли гремучую консервную банку на проезжей части. Но Якубов знал, что все равно кто-то да увидит его в окно. А это важно было теперь — чтобы увидели и разговор пошел: Якубов с Казаковым по-прежнему дружат, в гости заходил.

— Эй, хоккеисты! — позвал он. — Казакова среди вас нет?

— Я Казаков, — удивленно уставился на него краснощекий мальчишка, самый маленький среди игроков.

— Тебя Володей зовут?

— Ага.

— А ты меня не помнишь? — и увидев, что мальчишка смущенно мнется, Якубов ободряюще пояснил: — Конечно, не помнишь, ты вот какой был, когда я к вам приходил, — и даже пригнулся, показывая ладонью над самой землей. — А сейчас в хоккей гоняешь, Михайлов позавидует. Ну ладно, играйте. Только осторожно, а то машина выскочит…

— Знаем! Мы смотрим! — вместе с Вовкой крикнули ребята и с грохотом погнали шайбу к воротам, обозначенным сложенными куртками.

Он поднялся на второй этаж, позвонил. Если уж Казаков не вышел к подъезду, то дверь-то уж сам откроет.

Щелкнул замок, дверь распахнулась, и в проеме, держась за дверную ручку, возникла Мая. Она улыбнулась ему приветливо и еще шире распахнула дверь, сказав певуче:

— Заходите, Сапар Якубович. Добро пожаловать.

— Здравствуйте, — смутившись, не поднимая глаз, словно разглядывая, куда ступить, проговорил он и сам услышал, как хрипло и невнятно прозвучал его голос. — Извините…

Рядом со статной, красивой Маей он почувствовал себя совсем стариком, сутулым и неловким, и уже корил себя за то, что пришел. Плащ, как назло, не снимался, подвернулось что-то. На счастье Ата вышел из комнаты, помог ему раздеться, стал ругать архитекторов, которые проектируют такие узкие, неудобные коридоры, что и гостя принять как следует нельзя. Якубов кивал головой, поддакивал, но раздражение все росло. А тут еще тетушка Биби появилась — глаза ее так и лучились радостью. Молитвенно сложив на груди руки и кланяясь ему, она заговорила со слезами в голосе:

— Мы так рады, так рады видеть тебя, Сапар-джан. Совсем нас забыл.

— Я и у себя дома редко бываю, — буркнул Якубов, но, глянув на тетушку Биби и увидев, как постарела она, словно усохла, чуть смягчился. — Крутишься, вертишься. Где уж в гости ходить?