Лета Триглава - Елена Александровна Ершова

терем, где спит бог над богами, и если его разбудить — мир покачнется и треснет.

— Смотри, как бы у тебя от этаких россказней голова не треснула, — усмехнулась Беса. — Хорс, поди, жабьей браги в Усладном Дому напьется, а потом сочиняет.

— Кто напьется?! — рассердился Даньша. — Не было такого!

— А то он перед тобой отчитывается!

— Ну, погоди! — Даньша толкнул Бесу в спину, и та с хохотом кувыркнулась в теплую, подогретую за день воду.

— Давай сюда! — крикнула. — Водичка — ух! Или мавок боишься?

— Да ну тебя! Плавай, зубоскала! — расстроенно махнул рукой Даньша, подхватил обломок удилища и побрел прочь.

— Эх, вы, Гаддашевы баламошки, — вздохнула Беса, упала на спину, раскинув руки, и долго смотрела в темнеющее небо, усыпанное еще тусклыми звездными оспинами и окаймленное по краю полупрозрачной закатной лентой. Думала: напрасно Даньша с Хорсом знается, нахватался от него своеволия, родовое призвание собрался ломать, а это опасно и богам не надобно. Если каждый будет судьбу, записанную в Сваржьих чертогах, на какую захочет менять — разве порядок в Тмуторокани будет?

Перевернулась на живот, хлопнула по темечку подплывшей слишком близко любопытной мавки.

— Брысь! Навье семя.

Мавка булькнула и ушла на дно. Не опасные они, только надоедливые.

Широкими взмахами рассекая воду, Беса проплыла вдоль берега.

Червен уже зажег огневые шары.

Где-то бренчали гусли.

Где-то раздавались веселые голоса.

Червен гулял-веселился, чем ближе к полуночи — тем более распаляясь.

Беса выбралась на камни, выжимая мокрую рубаху.

— Красавица, пошто одна гуляешь? Может, помощь какая требуется?

Компания веселых студентов зубоскалила, оглядывая девушку бесстыдными взглядами.

— Не требуется, благодарю покорно.

Беса юркнула в сарафан, краснея от стыда и коря себя за легкомыслие. И как только додумалась при честном народе почти голышом в речку лезть? Видела бы маменька — давно бы за косу оттаскала.

— Ежели пожелаете, можем и медовухой угостить! — не унимался самый рослый.

Видом походил на Утеша — те же завитые кудри, тот же наглый взгляд.

Подобрав подол сарафана, Беса спешно зашагала прочь. Студенты не отставали.

— Хороша птица!

— Жаль, не наша.

— А я бы поймал в силок. Может, и посватался бы.

— У тебя таких сосватанных уже с дюжину наберется!

Парни загоготали, и сердце Бесы тревожно заколотилось.

Да где же лекарский терем? Или свернула не туда?

Зазевалась — и влетела в чьи-то подставленные руки.

— Пусти! — заверещала, ткнула кулачком в обтянутую атласом грудь.

— Да что же вы, сударыня, не признали?

Беса заморгала, щурясь на возникший перед ней силуэт. Черный сюртук сливался с тенями, оттого белая рубаха и алый шейный платок отчетливо выделялись в огневом дрожащем свете.

— А это кто с вами, извольте полюбопытствовать? — Хорс сощурил глаза, и идущие по пятам студенты замялись.

— Мы только проводить хотели. Не серчай, дядя.

— Не стану, — пообещал Хорс, — если уберетесь прямо сейчас. Счет начинать или сами догадаетесь?

Из-под полы холодно сверкнуло дуло самострела. Студентов как ветром сдуло.

— Обидели вас?

Беса мотнула головой.

— Испугали только.

— А вы чем думали, сударыня, когда в подобном виде посреди Червена расхаживали?

Хорс смерил Бесу оценивающим взглядом, и та раскраснелась. Мокрая рубаха облепила девичьи прелести, сарафан не спасал — все на виду, как есть усладница.

— Привыкайте, — бросил Хорс, пряча самострел, — это не ваша захудалая деревня, где на версту один петух, на две — коровьи кучи, а расхаживать можно, в чем мать родила, никому и дела до того не будет. Тут я за вас в ответе.

— Следили, значит, — буркнула Беса, стыдясь поднимать взгляд, чтобы не встретиться снова с осуждающим взглядом лекаря.

— Хоть бы и следил. Вам еще многое стоит узнать и многому научиться…

Окончание фразы поглотил грохот. Беса от неожиданности взвилась, вскинула голову — над крышами распускались огневые бутоны.

— Что это?

— Шутихи, — ответил Хорс. — Ни разу не видели?

Вместо ответа Беса, остолбенев, следила, как радужно переливаются небесные цветы. Звездная роса осыпалась брызгами, где-то восторженно кричал люд. Колени Беса подкосились, и она опустилась на каменный парапет.

— Не остудитесь, — сказал лекарь и, сбросив сюртук, накинул Бесе на плечи. Накинул — а руку не убрал.

Она помотала головой, выбивая зубами дробь.

— Сами-то не захворайте, — проворчала. — У, жаром так и пышет! Все вы, гаддашевы баре, такие? — И тут же ответила сама: — Все, да не все. Чудной вы, барин. Мед не испиваете, сладкими коврижками не лакомитесь, на требища не ходите, и не женаты вовсе. Только лекарствуете да читаете книги про чужих героев и чужих богов, а живете затворником — если б не богатая одежда да витиеватая речь, и не скажешь, что гаддашев барин.

Хорс рассмеялся, и Беса прикусила язык. Снова сболтнула лишку, теперь красней. Ну, что за баламошная девица? Одним словом — беса.

— Что на ужинах с вами не присутствую, в том зла на меня не держите, — беспечно ответил лекарь. — Обещаю, что следующую трапезу с вами разделю. Да хоть сегодня! Вы, сударыня, мне провидением посланы. Оттого я теперь вас, не надейтесь, от себя не отпущу.

Беса подняла удивленный взгляд. Не смеется ли снова? Хорс не смеялся.

— Пошто я вам? — вздохнула Беса, а сердце так и заходилось, и слова с трудом срывались с онемевших губ. — Захотите, так других помощников найдете, получше меня.

— Помощников-то найти не сложно, — ответил Хорс, и под ребрами закрутился ледяной узелок. — Только такой, как вы, сударыня, в целом свете не сыскать, как ни старайся. А я уж вас по всей Тмуторокани искал.

Узелок истаял, вместо холода снова пришло тепло.

— Искали? — повторила Беса растерянно.

Хорс будто смутился. Улыбнулся, да так, что на душе райские алконосты запели.

— Искал, — подтвердил он. — Только нашел поздно, другие опередили. Я ведь…

Умолк, и Беса приблизила свое лицо к лицу лекаря, чувствуя лекарственный запах, жар тела, нежное касание ладони на своем плече. Она прикрыла веки, раздвинула губы, пытаясь поймать горячее дыхание. Замерла.

Хорс отчего-то медлил.

Меж полуприкрытых век замаячила искра.

— Хват? — услышала возглас Хорса.

Разочарованная, открыла глаза.

Огонек качался и мигал, то приближаясь, то удаляясь снова.

— Случилось что?

Оморочень-невидимка не умел отвечать, только бестолково метался в воздухе. Хорс поднялся.

— Беда пришла? Да, да, уже собираюсь. Идемте, сударыня!

Потянул Бесу с парапета, и та подчинилась, глотая обиду и ругаясь на саму себя за порыв и слабоволие. Ишь, удумала! Мехрова кость да к гаддашеву барину — где ж такое видывали? Подобрав сарафан, пошагала следом.

Огонек неясно моргал и скачками несся по улицам. Вот арка с гипсовыми жабами, вот отцветающая сирень, а там и лекарский дом. У дверей — незнакомая самоходка с