Песнь для Демиурга - Ольга Морох

шёл, не оборачиваясь, уверенный, что ученик следует за ним. Он, определённо знал, что Нае решится преодолеть пропасть вслед.

Одинокая башня оказалась вблизи не так велика, Вирон сразу зашёл в высокие железные двери, прячась от ветра.

— Ч-что здесь? — От страха и холода стучали зубы. Створки захлопнулись и темнота обняла обоих, залила глаза и мысли. — Я не с-слышу Эхо.

— Тебе с-страшно? Только теперь? — раздался голос Вирона. Вспыхнул яркий, неожиданный во мраке огонёк в сетке пристенного факела. Ящер вынул его из гнезда и поманил ученика за собой вниз по винтовой лестнице. Что там? Темница? Ещё одна лаборатория? Нае начал спускаться следом, хоть и противился мыслями. Руки дрожали, едва удерживая невесомую ношу. Постепенно он весь начал трястись в страхе от неизвестности. Свитки, что он прижимал к груди потяжелели и каменной плитой оттянули руки.

— Маэстро Вирон… — получилось жалобное мяуканье, а не вопрос, — что это за место?

— Это? Ус-сыпальница, — Ящер поднял факел выше, освещая стены с памятными кристаллами, из которых были сложены внутренние стены. На каждом начертано имя энуарскими литерами. Тётя говорила, что после смерти энуар обращается в квинтэссенцию песни — кристалл. Он может быть чистым, как слеза, а может замутиться несбывшимися надеждами. — Тебе не говорили, что ни один энуар тогда не покинул Консонату живым?

— Маэстро Вирон! — Нае слышал в ушах стук своего сердца, — они же ушли! Мне говорили, они просто ушли!

— Ушли, — Ящер повел факелом вдоль стены, выхватывая мерцающие от огня буквы, и пуская блики на грани, — все до одного, Найрис-с Нер’Рит, они ушли, но защитили то, что с-считали важным.

— Они мертвы, — зачем-то уточнил Нае. Очевидно же, что мертвы! Их имена и песни навсегда впаяны в стену. Никто не услышит ни смеха, не речи, только последнее слово.

— Большую их часть убили «Немые с-струны», вам не рассказывали? О той битве, — низкий гул сотряс башню, когда прозвучало название проклятого клана. Нае едва не схватился за уши, с такой силой последняя песня мёртвых сдавила голову. — Пос-смотри, сколько их… — и Ящер провёл рукой по кристаллам, треснувшим, тёмным, соседствующим с другими, чистыми, прозрачными.

— Я не знал, нам не говорили, — признался Нае, перехватывая свитки другой рукой. Зачем он только их вообще взял? Зачем начал задавать вопросы?

— Ты можешь с-стать одним из защитников Конс-сонаты, Найрис-с Нер’Рит, или её губителем. С-судьба пока не определена. Твои выборы могут с-сделать тебя тем или другим.

— Я просто… — Нае огляделся. Небольшими искорками на тёплое пламя факела отзывались имена. Они были повсюду: сверху, снизу, со всех сторон. Казалось, стены что-то поют, но камней так много! Их хор сливался в мешанину из звуков. Нае прислушался вопреки желанию, и голоса захватили его: не стало ни башни, ни Ящера, на смену им пришли когда-то светлые коридоры Консонаты. Эхо пел вместе с обитателями, возводил новые стены и галереи. На тех самых местах, которые с проклятиями выметал метлой Келвин, стояли кадки с кустами роз, и весь Эхо был засажен цветами. Можно было пройти по коридорам, услышать смех и певучую речь энуаров, запах выпечки и тонкий аромат цветов.

Нае очнулся только когда колени подкосились и повело вниз, и Вирон встряхнул его, крепко взяв за плечи.

— Не уходи с-с ними, — наставник заглянул в глаза, — это опас-сно… можно не вернуться.

— Там было так хорошо… — Нае не выдержал слабости и прислонился к стене, — почти как дома.

Понятно, отчего Консоната стала таким хмурым местом. Не все песни доступны людям. Поэтому коридоры и залы теперь темны, а цветы исчезли из галерей, обратившись в скудную оранжерею с чахлыми ростками под куполом.

— Поэтому это мес-сто с-стоит отдельно от ос-стальных. Чтобы ис-сключить с-соблазн…

Маэстро Вирон огляделся.

— Пойдём… — Наставник отправился по спиральной лестнице ещё ниже. Куда? Зачем?

Нае с трудом оторвался от стены.

— Можно, мы уйдём отсюда? — вяло спросил он.

— Не хочешь увидеть? — Вирон поднял факел повыше, — Что с-случаетс-ся с неосторожными энуарами?

— Я вижу, — жалобно протянул Нае. Когда всё уже закончится? — Они умирают…

— Демиург никого не убивает, — прошептал Ящер, приближаясь, — он погружает всех в сон… И лишь «Немые струны» разбивают жизни навсегда…

— Пожалуйста, не надо, — Нае чувствовал тоску и боль. Это не просто место упокоения, это приговор.

— Чего не надо? — Ящер приблизился на расстояние шага. — Боишься узнать, что кто-то из них не мёртв? Пока их помнят, они с-с нами. А Хор никого не забывает.

— Если это так, они бы вернулись, — возразил Нае бессильно, — разве нет? Смерти бы не было.

— Демиург с-спит, Найрис-с Нер’Рит, он грезит… Его воля даёт нам жизнь… И она же её отбирает…

— То есть… Он хочет, чтобы мы… Уходили? — Нае поднял взгляд на наставника и уловил замешательство во взгляде. — Он создал кошмаров и других тварей, чтобы они убивали нас? Он нам за что-то мстит?

— Ты с-слаб, Найрис-с Нер’Рит, но задаёшь нужные вопрос-сы…

— Это значит, да?

— Это значит, что ты заинтерес-совал меня, — Ящер приблизился ещё и склонился к самому лицу. До обоняния донёсся запах ненавистных составов, а до слуха тяжёлая вибрация его тела. Он болен, и тщательно это скрывает. — Возможно, я недооценил одного с-слабого энуара-с-садовника…

— Я просто… — Нае делалось всё хуже. Это место и кристаллы в нём выпивали из него силы. — Я хотел понять, почему я здесь? Разве я похож на того, кто вам нужен… Я же вижу — я вам не нравлюсь…

Вирон рассмеялся, и его уханье поднялось по кристальным стенам наверх.

— С-считай, что это с-судьба. Пойдём назад, — сказал он отсмеявшись, — ты с-столь же наивен, с-сколь любопытен. И то, и то поправимо…

— Я смогу увидеть Хор? — Нае вдруг осмелел, — услышать его близко? Раз это судьба?

— С-сможешь, — согласился Вирон, поднимаясь, — если победишь в играх. Или позже, ес-сли не победишь, но будешь готов. Отс-ступать от правил опас-сно. Для тебя ос-собенно.

Это ловушка. Он хочет победы для себя. Кого будут чувствовать вместе с победителем? Его наставника. А Нае хотел ответов, сколь бы они не были тяжёлыми и неприятными. Хор мог бы их дать? Демиург хочет смерти каждому? Он создал мир, создал столько прекрасного и ужасного и захотел всё уничтожить? Зачем? Что им движет? И что движет «Немыми струнами?». Обычная жажда смерти не в счёт. Она низводит людей и энуаров до уровня тварей Пустоши. Это болезнь? Ею болен Вирон? Он тщательно скрывается, это очевидно. Столько вопросов, а ответов он так и не нашёл. Нае почувствовал, что уже готов опустить руки. Победа в играх? Это точно не про него. Маэстро Вирон каждый раз говорит, что