Ручей - Мари Пяткина

чьей-то битвы, но его голос не звучал ни разу. Должно быть, лес поглотил и растворил её бедного сына, как ничтожного червя. Одна Дочь погибла в битве с двуногими, другая осталась, но была слишком молодой, чтобы спариваться, её течка случится в конце зимы. Но, к счастью, с прекрасным геймом, а значит станет отличной Матерью.

Она напилась воды из выемки в поваленном стволе, не удержавшись, слизнула слизняка, и продолжила путь длинными и мелкими прыжками, короткими перебежками от ствола к пню, от колоды к зарослям шиповника, и по бревну через речушку, и вновь прыжками по корням. Дважды ей попадались огромные, опасные враги — пятнистый патр и зубарь, но она безупречно пряталась среди кочек или в кроне дерева. Мать была в расцвете лет, зоркие глаза издали замечали опасность, а нос прекрасно слышал.

Унюхал нос кое-что и теперь — пока ещё далёкую, но резкую и едкую вонь, странный запах, ни на что не похожий. Почему-то Мать вспомнила о двуногих и ускорила свой бег.

Туша издыхающего быка перегораживала дорогу и виднелась издалека. Мать искоса глянула на зловонную, зелёную пену вокруг его пасти, налитые кровью глаза и выпавший распухший, чёрный язык. Огромные изогнутые рога распростёрлись на земле — эта голова уже не поднимется. Бык ещё дышал, но это были его последние вздохи, глаза смотрели на Мать и уже не видели. Вдруг ноги задёргались, могучие копыта взрыли землю, и туша в последний раз вздрогнула. Она оббежала быка стороной и замерла, поражённая.

За ним лежали самки его семьи и телята, все мёртвые, будто речные камни, морды каждого — в едко пахнущей зелёной пене. Чихнув от вони, Мать бросилась вперёд, торопясь и волнуясь. Траву во многих местах и листья кустов, огромные стрелы папоротника покрывала неведомая зелёная пыль с тем же едким запахом, яркая, как пыльца цветов, сбитая дождём. Видимо, этой пыли быки и наелись. Краем глаза отметила, что крыланы, севшие на трупы телят, тоже мертвы.

Теперь лес полнился смертью: самка патра с большим уже детёнышем лежали у входа в свою берлогу. Самый опасный враг мустов оказался так же беспомощен перед зелёной пылью, что и бык. Перед смертью самка изорвала когтями деревья, теперь кора свисала с них длинными, рваными клочьями, а вся земля вокруг её лап была разрыта в судорогах.

Рядом с нею на лету рухнул бездыханный крылан и распластался — едва отпрыгнула. Его язык тоже был чёрным и распухшим. Мать замерла столбиком, по привычке вжавшись в ствол, и совершила ошибку — плечо испачкалось в зелёной пыли. Сколько слышал её нос, сколько видел её глаз, весь лес был мёртвым. Не кричали птицы в кронах, не шипели змеи в траве, не квохтали древесные озцы.

Повинуюсь чутью, перепуганная и взволнованная Мать со всех ног бросилась прочь от едкого запаха, прочь из Мёртвого Леса, в котором осталась её семья и собственное логово. Лишь только отбежав совсем далеко, к болотцу и реке, она остановилась отдышаться, и то долго принюхивалась, нет ли отравы в воздухе.

К вечеру Мать занемогла и, почти не шевелясь, лежала у самой воды, в корнях ивы, свернувшись в клубок. Дремала, много пила и мочилась, жевала какие-то травы, которые казались нужными, и снова пила — её мучала такая жажда, сложно в утробе открылся собственный Дневной Глаз, и жёг изнутри.

«Я дышала запахом смерти, — думала она, — и смерть услышала, как пахнет моя шкура. Теперь лес возьмёт и меня, и неродившихся детей, как всех врагов и всю добычу, что умерли сегодня…»

Но лес не взял её.

Проснувшись на третий день Мать почувствовала, что голодна и собрала в округе водных кочей, как детёныш. Затем в камышах нашла утиное гнездо с яйцами. А потом ей просто повезло: поймала у берега неповоротливую рыбу, пришедшую на нерест, и целый день питалась ею. Так, постепенно, в себя и пришла.

Прошли дожди — Мать пряталась в дупле, где раньше, давно, гнездились птицы, и ела то, что ползёт и плавает. Она таки понесла, и детёныши слабо шевелились в чреве. За дождями прошли другие. От реки пришлось уйти, так она разлилась. Мать вспомнила, как говорила Грею, что гейм похож на полноводный ручей. Где сейчас её сын? Где семья?

За холмом, в сосновом бору, по запаху нашла детёныша прохта, который бесшумно и неподвижно прятался в траве и ждал соска своей Матери, убила его и наелась как следует — у неё свои дети в чреве, есть приходилось много.

В Мёртвый Лес вернулась лишь когда Ночной Глаз из круглого стал узким. Зелёная отрава исчезла, но смерть царила по-прежнему, тяжёлая вонь разложения многих тел зависла в воздухе, пусть залётные птицы снова кричали в кронах. Она уже знала, что увидит, когда вышла к собственному логову, гудящему роем мух. Вся семья погибла, теперь жуки и черви хоронили её Матриарха, Сестёр с их малышами и братьев. В Мёртвом Лесу не выжил никто, разве что остались какие-то Матери из тех, что ушли вместе с нею.

Она горевала над телами родичей, и над тем, что не погибла вместе с ними, и пела Ночному Глазу тоскливые прощальные песни две ночи подряд, пока плоды не стали шевелиться в утробе — Мать давно не ела. Пришлось снова идти в чистые земли на охоту. В этот раз, окрепшая, она сама взяла из засады сулицу.

Рожать в пропахшем смертью логове было нельзя. И потому, что добычи вокруг не осталось, и потому, что совсем близко теперь, хвостом махнуть, пролегала огромная, разрытая тропа, по которой ходили двулапые, перекликались высокими как у крыланов голосами, и с рёвом мчались их шумные, зловонные зверюги.

Сгорая от ненависти, едва удерживая себя от священного безумия гейма, Мать скалилась и следила за двуногими издали. Они уничтожали всё на своём пути: валили лес, и рылись на большой поляне, выкапывая глубокие овраги и насыпая горы земли, и лили воду, а в темноте зажигали низкие Ночные Глаза, от которых становилось светло, как днём, и вновь с грохотом и треском валили лес. Двуногие смерть и принесли. Они поняли, что мустов в бою не победить, и всех убили зелёной пылью, а сами не сдохли, может раньше уже болели.

Пришла пора подумать о новом месте, подальше отсюда.

— Семья всегда возрождается, — сказала Мать, в последний раз глядя на скопище личинок и червей, в которое превратилось логово. — Я рожу и выкормлю Дочерей. Они придут непраздными и родят своих Дочерей. Мои дети, и дети