Женщины - Кристин Ханна

Где я?

Я пытаюсь осмотреться. Голова очень тяжелая. Она будто не моя. Может, меня парализовало? Кто-то долго и протяжно говорит «детокс». И что-то про лекарства…

Вокруг странные звуки. Не могу разобрать, не могу различить, что это.

Жужжание пчел. Стук ботинок. Кто-то в кустах?

Нет.

Я не во Вьетнаме. Но где я?

Крик.

Мой?

Нет.

Да.

Думать не получается. Голова очень болит. Глаза закрываются. Что бы там ни было, я не хочу это видеть.

Темно.

Тихо.

— Фрэнки. Фрэнки Макграт, ты меня слышишь?

Фрэнки разобрала свое имя и попыталась ответить, но рот словно зашили, в голове все еще пульсировала боль.

— Фрэнки.

На то, чтобы открыть глаза, ушла целая вечность. Дальше надо было поднять голову. Она видела только собственные руки. На запястьях красные отметины.

Глаза медленно сфокусировались. Он стоял на стене, как будто гравитация на него не действовала.

А может, она просто наклонила голову. Она ослепла на один глаз. Нет. Это волосы упали на лицо и закрыли обзор. Она медленно подняла трясущуюся руку и убрала волосы с лица.

Он стоял перед ней.

Генри.

На нее накатила волна стыда, а следом — облегчения.

— Я вытащу тебя отсюда, как только смогу, хорошо?

Ничего громче шепота у нее не получилось. «Спасибо» оказалось слишком сложным словом. Она выдавила только:

— Спа-а-а.

Он взял ее за руку.

Она посмотрела вниз, надеясь почувствовать его прикосновение.

У Фрэнки резко сдавило сердце. Грудь пронзила ослепляющая боль.

Она села, пытаясь отдышаться.

В висках стучало, перед глазами плясали белые звездочки.

В грудь будто ударили кулаком: тупая, ноющая боль. Она вспотела, ее трясло.

Где она?

Первое, что пришло в голову, — ее комната в общежитии.

Низкая односпальная кровать, дешевое постельное белье. Комод с тремя ящиками. Ни зеркала. Ни шкафа.

Она вытащила ноги из-под одеяла — бледные, худые, в носках.

Как же болит голова.

Ее чем-то накачали? Она была очень вялой.

Она встала, голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Она досчитала до десяти, и все прошло.

Что на ней надето? Обрезанные шорты, носки, большая разноцветная футболка. Чьи это вещи?

Она медленно подошла к двери, предполагая, что та будет заперта.

Психиатрическое отделение.

Вот где она была. Теперь она вспомнила: океан, «скорая», плачущий отец. Дверь открылась. Фрэнки увидела коридор, она как будто попала в начальную школу: линолеум, плакаты на стенах, в окна светит слепящее солнце. Она осторожно шагнула вперед, провела пальцами по пластиковым панелям под дерево, просто чтобы не потерять равновесие. Головная боль усиливалась.

Она прошла мимо комнаты, похожей на школьный класс, люди сидели на расставленных в круг стульях и разговаривали.

— Я был на самом дне, — сказал кто-то из них.

— Фрэнсис Макграт?

Она обернулась и увидела, что к ней приближается девушка. Мимо прошел какой-то мужчина, что-то бормоча себе под нос.

— Возвращайся в палату, Клетус, — сказала ему девушка.

Девушка была очень красива — оленьи глаза, каскад пышных каштановых волос. На ней было блеклое расклешенное платье, которое доходило почти до щиколоток, и коричневые замшевые сандалии. На тонком запястье висело шесть или семь браслетов из деревянных бусин.

— Я Джилл Лэндис, психолог. Веду здесь группу.

Она взяла Фрэнки за руку и повела по коридору мимо закрытых дверей, мимо приемной с плакатом «Сегодня тот самый день!».

— Вас ждет главврач. Как вы себя чувствуете?

— Голова, — сказала Фрэнки. — Слабость.

— Сейчас.

Она остановилась у стойки, дала Фрэнки две таблетки аспирина и стакан воды.

Не поблагодарив, Фрэнки проглотила таблетки и быстро запила водой.

Они двинулись дальше. Джилл остановилась перед закрытой дверью, сжала руку Фрэнки.

— Я записала вас в группу на два часа. Групповая терапия помогает больше, чем вы думаете. Особенно ветеранам.

— Группа? Терапия? Я не хочу…

— Это просто беседа, Фрэнки. К тому же это обязательно. — Она постучала в дверь.

— Войдите.

Джилл открыла дверь:

— Увидимся, Фрэнки.

Фрэнки двинулась вперед — один шаг, другой. Она была в одних носках. Где ее обувь?

Дверь со стуком закрылась за ее спиной.

— Привет, Фрэнки.

Она подняла голову, когда Генри уже стоял рядом, готовый обнять ее. Объятие было таким неожиданным и таким знакомым.

Она посмотрела на него:

— Ты спас меня.

Он заправил волосы ей за ухо.

— Еще нет. Это будет непросто. — Он отпустил ее. — Ты помнишь, что случилось?

— Совсем немного, — тихо сказала она.

В памяти тут же всплыли ужасные картинки: она бежит в океан, надеется раствориться в нем, холод, зубы стучат… Отец стаскивает ее с доски, несет на берег… «Скорая», крики, плач, связанные руки…

Она оглядела кабинет. Окно выходило на зеленую площадку со столиками для пикника. Под окном стоял дешевый деревянный комод, на нем — фотографии в рамках и небольшое «денежное» дерево.

— Где я?

— В реабилитационном отделении для лечения зависимых. Наркомания и алкоголизм. Ты в моем медицинском центре. Он открылся почти полгода назад, помнишь? Я руковожу этим местом и два раза в неделю принимаю пациентов. Твоим лечащим врачом я не могу быть по понятным причинам, но я хочу помочь.

— По каким понятным причинам?

— Я любил тебя.

— Любил. Да. — Фрэнки отвела глаза, встречаться с ним взглядом было выше ее сил.

Ее поместили в психушку за попытку самоубийства. Самоубийство. Даже про себя она не могла произнести это ужасное слово.

— Как ты меня вытащил?

— Мне позвонила твоя мама. Мы остановились на восьми месяцах. Для начала.

— Ого. Мама не закрыла глаза на проблему. Что-то новенькое. — Фрэнки прижала два пальца к пульсирующему виску.

— Голова болит из-за синдрома отмены. Могут быть и другие симптомы: тревога, боль в груди, повышенная потливость, тремор. И какое-то время могут быть нарушены когнитивные способности.

— Да уж. — Фрэнки вздохнула. — Ко всему прочему теперь я официально наркоманка. Ву-ху!

— Те желтые таблетки, которые ты принимала, — это диазепам. Другое название — валиум, но я уверен, что ты и сама это знаешь. «Роллинг Стоунз» назвали их «мамины помощники». — Генри подошел к столу, достал журнал и открыл страницу с заголовком «Теперь она справляется», на фотографии женщина в фартуке и с широкой улыбкой пылесосила дом. — Врачи годами выписывали их женщинам как простые аскорбинки.

— Я потеряла лицензию медсестры?

— Потеряешь. По крайней мере, на какое-то время, но это сейчас не самая большая проблема. — Он взял ее под руку и подвел к антикварной кушетке: — Садись.

Она посмотрела на него, и какая-то часть ее прежней рассмеялась.

— Ты что, шутишь?

— Я мозгоправ. — Он улыбнулся. — Так комфортнее разговаривать.

— Не думаю, что мне