Алексей Горбачев - Последний выстрел. Встречи в Буране

Когда подъехали к Бурану, услужливый шофер спросил, куда подвезти пассажирку.

— К дому Воронова, — ответила она.

— К председателю? Порядок, — сказал шофер и вскоре подкатил к дому Ивана Петровича. Тамара достала из сумочки мелочь и протянула шоферу.

— Обижаете, гражданочка, мы за проезд не берем, — отказался тот и, пожелав ей счастливо оставаться, уехал.

Тамара отворила калитку. Во дворе она увидела двух черноголовых мальчиков. Старший восседал на скамейке с книгой в руках и что-то читал вслух, младший слушал стоя. Увидев незнакомую тетю, мальчики повернулись к ней.

— Михаил Петрович дома? — спросила она.

— Дяди Миши нету!

— Он в больнице! — бойко ответили мальчики.

— Позовите его из больницы.

Ребята переглянулись, как бы советуясь.

— А вы откуда, тетя? — поинтересовался Вася.

— Из города.

— Из дядимишиного города?

— Дядя Миша рассказывал про город...

— А про вас дядя Миша не рассказывал! — с какой-то радостью воскликнул Толя. И это бесхитростное детское восклицание больно кольнуло Тамару.

— Толька, беги за дядей Мишей! — приказал Вася брату.

Толя хотел было отказаться — беги, мол, сам, но старший глянул на него по-командирски сурово, и Толя подневольно поплелся к калитке, что-то бормоча себе под нос.

— Ты в каком классе учишься? Как тебя зовут? — спрашивала Тамара у настороженного мальчугана.

— Васей... В третий класс перешел, — с достоинством ответил тот.

— Что ты читаешь?

— «Родную речь». Стихотворение учу. «Косарь» называется.

— Выучил?

— Ага. И Толька тоже выучил. Он со мной все стихотворения учит!

Тамара не знала, о чем еще говорить с Васей, да и разговаривать ей не хотелось. Достав из сумочки зеркало, она глянула на себя, точно лишний раз хотела убедиться в том, что не подурнела в дороге и по-прежнему красива... Потом опять стала думать о докторе, и вдруг ворвалась, опалила сердце ревнивая мысль о незнакомой докторше, с которой он в кино ходил, на «москвиче» разъезжал. Эта мысль будила в ней незатухающую тревогу и желание поскорее уехать с ним отсюда.

Отворилась калитка, и Тамара увидела своего доктора. Она кинулась к нему, обвила шею руками, заглядывая в его серые, округленные от удивления глаза, и, звонко целуя, спрашивала торопливо:

— Не ожидал? Ты не ждал меня? Ты рад?

— Представь себе, не ожидал... Почему без телеграммы?

Тамара засмеялась.

— Я ведь знаю — ты любишь неожиданности, и вот решила, как снег на голову... Ты рад?

— Рад... разумеется, рад, — сбивчиво отвечал он, еще не в силах твердо поверить, что перед ним Тамара. Не сон ли? Не галлюцинация? Нет, не сон, Тамара приехала в Буран... Зачем? Что привело ее сюда?

— Ты смотришь на меня, как на привидение, — кокетливо сказала она.

Не зная, что делать, как вести себя, Михаил Петрович вдруг спросил:

— Ты хочешь есть? Сейчас мы с ребятами покормим тебя обедом.

— Дядя Миша, обед подогревать? — спросил стоявший рядом Вася. Не дожидаясь ответа, он побежал разжигать примус.

Михаил Петрович пригласил гостью в дом. В комнате Тамара сняла плащ, плюхнулась на диван и поманила его пальцем.

— Ты какой-то растерянный-прерастерянный. Садись рядом и рассказывай. Все рассказывай.

— О чем рассказывать? Я посылал Антону телеграммы, — невпопад проговорил он.

— И только ему... А мне? А мне почему не прислал? И задержался, и не поехали мы с тобой по Волге... А я ждала, ждала...

— И приехала отругать? Очень мило с твоей стороны.

Отругать? Да, она могла бы отругать его, и есть за что... Но не потому ли иные невесты долго засиживаются, что слишком рано проявляют «характер» и начинают ругать женихов? Не такова Тамара! Она знает, например, что впереди много времени для упреков и для ругани, но сперва надо официально оформить отношения...

Она опять обвила руками его шею, прижалась к нему, нашептывая:

— Ах, Мишенька, родной ты мой, не ругаться я приехала... Просто вспомнила о тебе и загрустила... Куда мне было девать шесть неиспользованных дней отпуска? Эти дни — твои...

Фрося застала гостей и сыновей за столом — они обедали. Когда Михаил Петрович познакомил ее с Тамарой, хозяйка сразу в смущении заохала, заахала:

— Да как же так, Михаил Петрович, почему же не предупредили о приезде Тамарочки? Да чем же вы тут угощаете? Ох, мужики, мужики...

— Не беспокойтесь, все очень вкусно, — с улыбкой отвечала Тамара, довольная первой реакцией будущей родственницы.

— Вы уж извиняйте, Тамарочка, не знала я о приезде.

Вернулся домой брат — запыленный, как всегда чем-то озабоченный. Обычно Иван Петрович на скорую руку обедал и торопливо уходил по своим делам. А на этот раз задержался дома, радуясь приезду гостьи, сказал Фросе, что по такому случаю не грех и графинчик на стол поставить.

Тамара быстро освоилась, стала помогать хозяйке накрывать на стол, не скупилась на комплименты, хваля и дом, и ребятишек, и Фросино умение вести хозяйство. Тамара уже хорошо усвоила нехитрую житейскую мудрость: если хочешь своего добиться, ты должна понравиться родственникам жениха, уж те, сами того не понимая, сослужат добрую службу.

Братья сидели молча. Старший читал газету, Михаил Петрович — книгу, что вчера дала ему Фиалковская. «Непременно прочтите, — советовала она. — Книжка вам понравится. Я, например, оторваться не могла». Читалось ему плохо, и книга не нравилась. Он поглядывал на Ваню и думал о том, что вот сидят они, родные братья, а поговорить не могут... Чуть что, слово за слово, и пошла перепалка, да такая, что после смотреть друг на друга не хочется... Ведь как хорошо ему с Синецким, Лидией Николаевной. С ними и поговорить, и поспорить можно и даже поругаться...

Иван Петрович отложил газету. Кивая на дверь, он с усмешкой сказал:

— Ишь какую кралю приворожил... Надо было сказать, что приедет.

— Я и сам не знал.

— Ну, ну, рассказывай сказки, — не поверил брат. — Ладно уж, я в твои дела не вмешиваюсь, приехала — и хорошо, и спасибо... Толковая девка, есть на что посмотреть, не то, что докторша.

— У каждого человека свои достоинства, — хмуро пробурчал Михаил Петрович.

— Ладно уж, не будем на весах мерить, кто кого перевесит, — примирительно сказал брат. Фрося и Тамара накрыли на стол.

— Придется второй раз обедать, — засмеялась Тамара.

— Можно и третий, и четвертый, был бы аппетит, — хлебосольно отозвался Иван Петрович. — Ну, а для аппетита налью вам по рюмочке.

— А себе? Себе наливайте, Иван Петрович, — потребовала Тамара.

Он улыбнулся ей.

— Себе — потом, воздержаться нужно, к людям иду. Может, кое с кем силой придется помериться, на трезвую голову сподручней...

Догадавшись, о чем говорит муж, Фрося перебила с досадой:

— Ну вот, опять с Виктором учините бучу.

Иван Петрович сурово глянул на жену.

— Что же, прикажешь в ножки ему кланяться?

— Да ведь свои вы, — попыталась доказывать Фрося, но Иван Петрович слушать ее не стал, неприязненно отмахнулся и начал есть щи. Ел он с той обстоятельной неторопливостью, какая свойственна людям, знающим цену каждой капустинке, что плавает в наваристых щах.

Михаил Петрович уже знал, что сегодня состоится в Буране колхозное партийное собрание, на котором секретарь парткома Синецкий задумал дать бой председателю. Председатель же, как он выразился, в свою очередь грозился кое с кем силами помериться... Известно было доктору и то, что бурановского председателя поддерживают в районе, что Аким Акимович Рогов, например, не даст в обиду своего преемника... А Синецкий? Какая у него сила? Какая поддержка? Виктору Тимофеевичу трудновато придется, и кто знает, не окажутся ли его слова о последнем сражении в Буране пророческими?

Иван Петрович надел пиджак с орденом, оглядел себя в зеркало. Его обветренное лицо выражало суровую решимость, и, глядя на него, Михаил Петрович с болью думал о том, что брат и Рогов, пожалуй, могут смять хорошего парня.

— Слыхал? Синецкий пугает меня собранием. Вот чудак! — искренне удивлялся Иван Петрович. — Я ведь говорил ему: не лезь ты не в свое дело, политикой занимайся, следи, чтобы люди газеты выписывали, выпускай «боевые листки», заботься о наглядной агитации — и будешь хорош, и большего от тебя не требуют. Так нет же, полез на рожон.

— Превратно же ты понимаешь цель и смысл политики.

— Я не политик, — отмахнулся брат.

— Вот это верно.

— Я производственник! Это поважнее. Ты думаешь собрание что-нибудь решит?! Хе! Языки почешут, за, резолюцию проголосуют... А я завтра приду, скажу, прикажу — вот и вся твоя резолюция.

— Не много ли берешь на себя, Ваня? — угрюмо заметил Михаил Петрович.

— В самый раз! Я свою силу знаю! — гордовато ответил брат. Он еще раз оглядел себя в зеркало, даже подмигнул своему отражению, дескать, знаем, что делаем, и ушел.