Николай Чергинец - Сыновья

Так вот, командир взвода вскочил на ноги и говорит: «А я вам докажу, что у меня во взводе все в порядке. Бот видите, идет солдат?» Он подозвал солдата и, выждав пока тот представится, говорит: «У него на ногах носки», — и приказывает солдату: «Снимите левый сапог!» Солдат снял сапог, и проверяющий увидел, что у того действительно на ноге носок. А комвзвода уже подзывает второго солдата и, заявив проверяющему, что у этого солдата на ногах портянки, приказал снять правый сапог.

Пошли они в класс. Проверяющий выбирает одну из тем и предлагает командиру взвода провести по ней занятия. Комвзвода провел, а затем, что ни спросит, все тянут вверх руки, хотят отвечать. Кого ни поднимет командир взвода, все великолепно отвечают.

Отметив это, проверяющий предложил показать ему, как кормят людей.

В столовой первую порцию повар дает проверяющему. Ну проверяющий, естественно, следит, а что повар другим даст. А тот всем — по полкурицы.

Отобедал проверяющий, написал о результатах проверки прекрасную справку, оформил, как говорится, все документы, ну а перед самым отбытием из взвода отозвал в сторону командира и тихонько спрашивает: «Слушай, друг. Меня выдвигают на командира роты. Поделись со мной секретом, как тебе удается все так наладить? Я же чувствую, что здесь что-то не так, но вижу, ни один проверяющий не подкопается». А командир взвода интересуется: «А справку не переделаешь?» А тот клянется, что никому и словом не обмолвится. Махнул рукой комвзвода и говорит: «Ладно, слушай, расскажу. Дело в том, что у меня во взводе все люди на правой ноге носят портянки, а на левой — носки». — «Ну, а как же с занятиями, я же сам видел, как все слушатели вверх руки тянули?» — «А это проще пареной репы, — отвечает командир. — У меня тот, кто знает, поднимает левую руку, а тот, кто не знает — правую». — «Молодец, — говорит проверяющий. — Ну а как с курицей? Я же сам видел, как каждому повар по полкурицы отвалил». — «Вот с курицей посложнее было, — вздохнул командир. — С трудом одну отыскали. Дальше все просто: половину курицы тебе повар положил, ну а вторую… к черпаку привязал».

Грохнул дружный хохот, а Бунцев, улыбаясь, первым пошел прочь.

К нему по дороге подбежал дежурный офицер по штабу и доложил:

— Товарищ подполковник, на КПП батальона находится подполковник Джалал. Он хочет вас видеть.

— Проводите его ко мне, — приказал Бунцев и направился к штабу.

Джалал был одет в хорошо подогнанную форму, которая очень шла ему.

— Наше правительство решило французов, которых взяли с бандой, депортировать из страны, не предавая их суду, — во время беседы сказал Джалал.

— Это дело вашего правительства, — заметил Шукалин.

— Наше руководство учло их поведение после пленения. Я уже шесть раз допрашивал Каримуллу. Сначала он ничего не говорил, затем юлил, врал. И вот, наконец, по-настоящему начал торговаться за свою шкуру. Он признался и в отношении Леонова, и рассказал о нападении на советскую колонну в кишлаке Исакхейль. Говорит, что приказ о расправе над пленными отдал не он, а главарь второй группы, которая участвовала в нападении на колонну.

— А что он говорит о Леонове? — спросил Бунцев.

— Они его случайно обнаружили без сознания в расщелине. По дороге он, когда пришел в себя, пытался прыгнуть в пропасть, но его перехватили.

— Где он сейчас?

— Каримулла не знает, — Джалал неожиданно улыбнулся. — Но знаю я. Сегодня прибыл мой разведчик и сообщил, что в одном из учебных центров, принадлежащих партии Хекматиара, недалеко от пакистанского города Пешавар душманы оборудовали тюрьму. В этой тюрьме они содержат более двухсот пленных афганских военнослужащих и там же, только в отдельном помещении, в подвале — двадцать одного советского солдата. Среди них — это точно — находятся Леонов и Николаев.

— А этот Каримулла не знает о тюрьме?

— Говорит, что нет. Я думаю, что так может быть. Он же используется своими хозяевами для боевых действий и почти все время находится на территории Афганистана.

— Да, вся сложность в том, что пакистанские власти отрицают тот факт, что в их стране содержатся наши военнослужащие, — задумчиво произнес Шукалин. — И сейчас важно добыть доказательства, причем настолько неопровержимые, чтобы можно было припереть этих господ, как говорится, к стенке.

— Да-да, мы так и считаем. Я хочу, чтобы мой человек сфотографировал этот центр, ваших и наших пленников, даже попытался записать их показания на магнитофон. Кстати, я недавно был у командующего царандоем зоны «Кабул» генерал-лейтенанта Сайфулло. Он сообщил, что и у них имеются сведения о душманских тюрьмах на территории Пакистана. Так что обобщим все эти данные…

Джалала прервал резкий зуммер прямой связи с батальонным центром боевого управления. Бунцев поднял трубку. Докладывал начальник штаба майор Мисник:

— Товарищ подполковник, к нам прибыла группа проверяющих.

— Хорошо. Я сейчас приду к вам.

Бунцев, взглянув на Шукалина, понял, что тот догадался, о чем. шла речь.

Подполковник извинился перед Джалалом и, попросив продлить беседу с замполитом, вышел из кабинета.

ЕЩЕ ОДНА СМЕРТЬ

В камере, расположенной в глубоком подвале, наступили еще более тяжелые времена.

После того как покончил с собой Мещеряков, душманские охранники набросились с гибкими железными прутьями на пленников. Но измученные, истощенные солдаты как могли сопротивлялись, и когда несколько душманов с окровавленными лицами оказались на полу, избиение прекратилось.

Тело Мещерякова унесли, все удрученно молчали. Душманы их не кормили, и только к вечеру двое мужчин принесли металлический бачок с водой. Одним из них был возница. Увидев его, Леонов зубами разогнул металлический крючок на брюках и острым концом проколол палец, а затем, макая в кровь крючок, на кусочке бумаги написал: «Нам нужны бумага и карандаш». Улучив момент, сунул записку вознице.

Тревожная ночь наступила в камере. Не спалось. Все ворочались. Леонов попытался думать о доме, но мысли все время возвращались к Мещерякову. Вдруг Антон понял, что самоубийство, которое еще совсем недавно казалось самому единственным выходом, сейчас он воспринимает как поспешный ход и признак малодушия.

«Нет, надеяться на то, что ты своей смертью понудишь духов проявлять к советским пленным больше человечности — бесполезное дело. В нашем положении единственный. выход — это борьба», — думал Антон и сам не заметил, как подкрался тяжелый, тревожный сон.

А утром его снова разбудил истошный крик.

— Ребята, ребята, да проснитесь же! Смотрите, что Валера сделал.

Антон вскочил на ноги и увидел, что повесился Киселев. Николаев стоял рядом и со слезами на глазах недоуменно спрашивал:

— Мужики, что же это? Зачем он это сделал, когда есть надежда убежать отсюда?

В дверях показались двое охранников. Увидев мертвеца, как по команде вскинули руки к небу и бросились прочь.

В этот момент послышался голос Жураковского:

— Ребята-, смотрите! — он пальцем показывал на стену. И все увидели, написанные кровью слова: «Простите нас, товарищи, мы не хотим вам быть помехой. Да здравствует Родина. — И ниже: — Киселев, Мещеряков».

Все оцепенели. Так вот оно что! Мещеряков и Киселев, понимая, что их состояние не позволяет им передвигаться, договорились погибнуть, чтобы не мешать остальным, если вдруг удастся побег.

В этот момент в камеру группами начали врываться душманы. Засвистели в их руках бичи. Они обжигали и рассекали тело до костей.

Не прошло и десяти минут, как душманы, навалившись по двое-трое на одного пленника, вытащили солдат на улицу, где продолжали яростно избивать.

Леонов, пытаясь хоть как-то защитить голову от гибких железных прутьев и тонких цепей, успел подумать о погибших парнях: «Эх, ребята, вы не предвидели такой исход!»

Была уже середина дня, когда Леонов, закованный в цепи, лежал в каком-то полутемном сарае. Туда зашли американец Роберт и Людмила Торн. Увидев их, Леонов огромным усилием воли заставил себя сесть.

Торн переводила слова Роберта:

— Леонов, неужели вы не понимаете, что такие акции вам не помогут и все вы умрете страшной мученической смертью? Вы же сами толкаете душманов на то, чтобы вас отправили на тот свет.

А Леонову не давала покоя одна мысль: «Только бы не разлучали нас! Только бы оставили всех вместе!»

И Антон решил не молчать. Уселся поудобнее, опершись спиной о стенку, и тихо сказал:

— Господин Роберт, я уже говорил вам, что советские солдаты не боятся смерти. Если хотите, то давайте сделаем так. Пусть нас всех соберут вместе, и я поговорю с ребятами. Обещаю, что больше никто не повесится.

— О, это мы уже предусмотрели, — холодно улыбнулся Роберт.

— У каждого из вас руки цепями приковали к ногам. Теперь не сможете, поднять руки выше пояса.